Страница 2 из 207
В одно мгновение невидимые руки, держащие меня, становятся вполне реальными. Довольно широкими и сильными. Мужские руки.
Тяжелое тело незнакомца вжимает меня в стену, он размеренно дышит мне в шею.
Становится трудно дышать, меня охватывают ужас и паника. Судорожно всхлипываю.
Кто …?
Кажется, проходит вечность, когда он отвечает на мой невысказанный вопрос.
— Ну, вот мы и встретились, грязнокровка.
О, Боже!
Я узнаю этот голос. Тихий, изысканный, протяжный. Такой же, как и у его сына, но глубже, взрослее..
Он, должно быть, один из беглецов.
Инстинктивно пытаюсь вырваться, но его хватка настолько сильна, что я едва могу пошевелиться.
— Не будь дурой, — с усмешкой шепчет он. — Ты всего лишь школьница. Правда думаешь, что можешь справиться с Пожирателем Смерти?
Боже, как же выпутаться из этого? Черт!
Так, спокойно, Гермиона. Думай!
Не могу собраться, мысли путаются.
Моя палочка на столе.
Голова болит.
Мне так страшно, что я вот-вот расплачусь.
Но нет, я не стану перед ним реветь. Буду сильной.
Из-за веса его тела, придавливающего меня к стене, трудно дышать.
Мои родители спят в соседней комнате …
В ребра мне упирается кончик волшебной палочки.
— Правильно, мисс Грейнджер. Не сопротивляйтесь. Все закончится намного быстрее, если вы будете сотрудничать. Просто делайте то, что вам говорят, и у меня не будет поводов причинить вам вред.
Глубоко дышу, пытаясь подавить навернувшиеся слезы.
Я не знаю, что делать. Я совершенно не знаю, что делать!
— Что вам нужно? — шепчу я.
— Скоро узнаешь, грязнокровка, — издевается он.
Сжимаю губы.
Чего он от меня хочет? Он даже не знает меня.
Но ты знаешь Гарри, не так ли?
Мысли путаются. От страха я не в состоянии думать. Я с трудом могу двигаться; он настолько сильно прижимает меня к стене, что еще чуть-чуть, и мои кости треснут, а если я попытаюсь вырваться, он точно бросит в меня какое-нибудь заклинание.
Думай, Бога ради!
Моя палочка на столе… я вижу ее, она очень близко… если бы я только могла…
Но тут он, протянув руку, хватает хрупкое дерево.
— Я думаю, вам это больше не понадобится.
Он с силой сжимает пальцы, превращая палочку в груду щепок. От ужаса забываю, как дышать. Моя палочка, моя красивая палочка …
Все в порядке, это только палочка. Ты все еще можешь выбраться из этой ситуации, если будешь сохранять спокойствие.
Как?! Как, если у меня нет палочки?
— Пора, — продолжает он. — Если вы дадите мне свою руку, мисс Грэйнджер, мы сможем аппарировать.
В коридоре скрипит дверь — родители проснулись. Малфой ощутимо напрягается.
Стук в дверь.
О, нет…
— Гермиона?
Голос мамы, словно ножом по сердцу.
Мерзавец отстраняется и, развернув меня к себе, сжимает пальцы на моем горле; и впервые с тех пор, как он появился в моей комнату, я вижу его.
Вглядываюсь в бледное с острыми чертами лицо Люциуса Малфоя: прошел уже год с событий в Отделе Тайн, но, кажется, Азкабан не изменил этого человека. Как-то Гарри сказал, что это место меняет людей до неузнаваемости. Сириус был красивым здоровым мужчиной, пока не побывал там. С дугой стороны, к тому времени, как Люциус попал в Азкабан, дементоров там уже не было. Его щеки немного запали, и это единственное изменение, бросающееся в глаза. Взгляд его остается холодным и полным ненависти, в то время как губы кривятся в презрительной ухмылке, — выражение, часто мелькавшее на лице его сына, но Драко никогда не вызывал у меня такого неконтролируемого ужаса…
— Гермиона? — голос мамы дрожит. — Что происходит?
Дверная ручка дергается вниз, но сама дверь не открывается…
О, Боже, зачем я заперла дверь?
Радуйся, что ты это сделала. Сколько, по-твоему, она проживет, если войдет в комнату?
— Вашу руку, мисс Грэйнджер, — повторяет Люциус, протягивая мне свою. — Или я буду вынужден заставить вас смотреть на то, как ваша поганая мать корчится от боли…от невыносимой боли.
— Гермиона, в чем дело? Чей это голос?
У мамы начинается истерика. Дверная ручка бешено дергается вверх-вниз.
Я смотрю на Люциуса, задаваясь вопросом, почему он не принуждает меня к аппарации. Потом вспоминаю, что аппарация на дальние расстояния невозможна без согласия человека, с которым ты перемещаешься. Но я не могу дать ему свое согласие…
— Гермиона!
С минуты на минуту она разбудит папу и заставит его выломать дверь.
У меня нет выбора. Я могу спасти своих родителей сейчас, а сама выберусь позже.
Глубоко вдохнув, как перед погружением, протягиваю ему руку, давая безмолвное согласие Бог весть знает на что.
Малфой победно улыбается, хватает меня за руку, и я чувствую знакомый рывок аппарации. Меня словно протискивает сквозь игольное ушко, воздух сдавливает легкие настолько, что становится трудно дышать…
Мгновением позже я осознаю насколько здесь темно, я даже не могу разглядеть своего похитителя. Единственное, что выдает его присутствие, — железная хватка на моем запястье.
Если я смогу вырваться, ему нелегко будет найти меня.
— Люмос!
Он шепчет заклинание и немного ослабляет захват.
Сейчас…
Я резко дергаю рукой, выворачиваясь и извиваясь, поскольку он еще сильнее стискивает запястье. Свет от палочки освещает деревья, окружающие нас плотным кольцом. Я бы легко смогла потеряться среди них, если только он отпустит меня!
Хватаю его руку и вцепляюсь зубами в пальцы. Он с шипением втягивает воздух и выпускает мое запястье. Я кидаюсь в сторону, но оступаюсь и падаю к его ногам.
Он смеется надо мной.
Но я резво поднимаюсь на ноги, изо всех сил стараясь вновь не упасть в этой скользкой грязной жиже, и бегу. Не разбирая дороги; только чтобы он не добрался до меня, только чтобы убежать, иначе мне не выжить, я знаю.
Я успеваю сделать не более пяти шагов, когда невидимая стена отбрасывает меня назад, и пока я пытаюсь сориентироваться, понимаю, что мои ноги приросли к земле. Я пытаюсь освободиться, судорожно цепляясь за землю пальцами, подтягивая ноги, но это бесполезно.
Он подходит ко мне, его лицо перекошено от ярости.
— Я так не думаю, грянокровка, — говорит он, приставляя палочку к моему лбу.
Пульсирующая раскаленная боль прошивает голову насквозь, волнами набегающая с конца его палочки… Каждый раз, как только боль спадает, меня накрывает новая волна агонии. Я с силой стискиваю зубы и зажмуриваю глаза, но не могу остановить крик, рвущийся с губ. О, Боже, это невыносимо! Моя голова сейчас взорвется…
А затем боль уходит так же внезапно, как и началась, оставив лишь тянущую пульсацию в затылке.
Осторожно приоткрываю глаза и смотрю в его насмешливое лицо.
— Неприятно, не так ли? — спрашивает он, хватая меня за подбородок и приближая свое лицо к моему. Я чувствую, что действие обездвиживающего заклинания закончилось, и его рука так сильно сжимает мою, что мне кажется, мои кости сейчас хрустнут. На его бледном лице горит триумфом. — Если вы будете упорно продолжать нарушать правила, то обнаружите, что я могу быть достаточно… изобретательным, когда речь идет о причинении боли.
— Как будто имеет значение, хорошо я себя веду или нет! — гневно шиплю я в ответ, преодолевая волну тошноты. Как он смеет читать мне нотации! — Как будто вы не собираетесь убить меня, так или иначе! Почему я должна делать так, как вы говорите? Я не собираюсь слушаться Пожирателя смерти!
Его хватка на моем подбородке ужесточается вспышками гнева в холодных серых глазах.
— Тебе нужно запомнить простую истину, девочка, — говорит он очень тихим голосом. — Все мы должны подчиняться тем, кто выше нас.
— Вы не выше меня.
— И ты будешь делать, как я говорю, — продолжает он, словно я и не прерывала его, хотя голос он немного и повысил. — Потому что стоишь меньше, чем грязь на моих ботинках. Ты пустое место. — Он делает эффектную паузу, впиваясь взглядом в мое лицо. — Ты — ничтожество!