Жизнь после

Ничего примечательного или весьма подозрительного в этом человеке нет. Он с лёгкостью мог бы сойти за служащего какого-нибудь управления из Все-Министерства, а одежда в Автократорстве это один из главных показателей верности идеалам государства и матери-церкви.

Человек только изредка крутит головой, чтобы увидеть, что творится вокруг и более точно выстроить маршрут. Но кругом он видит, как льётся повсюду сладкая, тем и тошная, похвальба нового правления. Везде, где только можно было, висят транспаранты и плакаты с изображением нового правителя, а под ними подписи, восхваляющие его пришествие к власти. Мужчина подметил пару надписей и произнёс у себя их в голове: «К светлому будущему придём вместе», «Чем жестче правление, тем больше порядка», «Вместе проложим курс к счастью». От прокрученных в разуме нелепых изречений нового государя неприметному гражданину чуть не стало тошно, ибо он знал, что этого человека заботит только «власть ради власти» и уничтожение всех тех, кто мог бы подорвать моральный курс, установленный ещё первым Канцлером…

Внезапно взгляд человека, облачённого в серый костюм, приковала сцена, развернувшаяся на улице, ставшая актом показательной сути «нового курса». «Монахи» из Великой Конгрегации Веры в Государство, остановили гражданку. Шесть человек из духовно-просветительских войск, оградили девушку от «монахов» винтовками и спинами, за которыми и послышалась речь, полная недовольства:

– Дочерь наша, почему у тебя губы накрашены столь яркой помадой? Разве ты не знаешь моральный курс, установленный нашим, всеми любимом, Архиканцлером: «никто не должен привлекать к себе внимание, взывающее к животным инстинктам, ибо такова есть суть развращения».

Женщина стояла в полнейшем недоумении от происходящего и даже не знала, как реагировать, но всё же нашла пару нужных слов:

– Простите, но это не в вашей юрисдикции. Этим должны интересоваться священники из Христианской Конгрегации Праведной Веры, но никак не вы.

«Монахи» опешили от такого ответа, явно понимая, что девушка права и дела с обязанностями одного департамента власти, не должны касаться юрисдикции другой ветви власти. Но, обиженные и наполненные досадой от такой юридической пощёчины они не собирались и перешли в новое идеологическое наступление, желая свершить кару:

– Ты права, но столь красные губы… этот цвет – древний символ коммунистов, и самой коммунистической веры. Конечно, будь у тебя другой оттенок, то мы бы и прошли мимо, но столь насыщенный и яркий, этот цвет может породить ностальгию к коммунизму. А пресечение антигосударственных посылов – наша юрисдикция.

После этих слов, тут же послышался звук передёргивающихся затворов на винтовках, и в самом воздухе стало витать напряжение от готовящегося акта «правосудия».

Сам ничем не подозрительный человек в сером костюме лишь смотритель, не смеющий влезть в эту драму, ибо как только он перейдёт черту дозволенного, станет желанной целью для всех структур Автократорства.

Но внезапно вся фантасмагория фанатизма оборвалась от возгласов пяти полицейских, облачённых в серые шинели.

– Имением Автократорства – прекратить, – строго приказал один из полицейских.

Тут же к нему развернулись «монахи», лица которых покраснели от налившейся крови, в глазах вздулись сосуды, и послышался голос, преисполненный ревностной и фанатичной злобы:

– Страж порядка, ты смеешь нам перечить в деле свершения правосудия!?

– По закону, ты обязан передать эту девушку мне, а не свершать над ней самосуд. Нам надоело убирать за вами горы трупов.

– Мы есть рука правосудия, – прозвучал протест сторонников Веры в Государство. – Мы должны карать грешников за их проступки!

– Нет, – поучительно начал полицейский, – это мы длань правосудия, ибо так хотя бы написано в законах. – И повернувшись к обескураженной женщине, уже утвердительно, с нотками ультиматума продолжил. – А теперь мы заберём эту гражданку для проведения допроса.

Конец спектакля настал так же неожиданно, как и его начало. Девушка, продолжая находиться в прострации, была заключена под стражу полиции и уведена от объятых «праведным» гневом культистов Государства.

Гражданин в сером, уделив чуточку внимания этому представлению, продолжил свой путь, желая как можно скорее быстрее уйти с улиц, где так сильно неутомимое и неусыпное «Око Императора», следящее за каждым человеком, что находится в его владении.

Неприметный гражданин на всём ходу устремился в так называемые «новые районы» города, ставшие самой настоящей бетонной тайгой. Но до них оставалось примерно несколько сот метров, а на его пути оказалось несколько служащих Управления по Надзору за Гражданской Активностью. Этим людям было поручено подгонять граждан на улице, чтобы всё выглядело, будто народ занят и заинтересован в собственной жизни и участии в общественных процессах.

Полный абсурд, но такова была воля нового управляющего государством, ибо он считал, что «необходимо людям радоваться тому, что они живут в таком прекрасном государстве и не предаваться унынию на улицах и впадать в апатию в публичных местах, ибо это есть акт морального разложения».

Неприметный гражданин, пока шёл по городу, всматривался в каждый аспект того мира, который его окружал. И помимо культистского и чиновничьего наплыва в городе очутилось ещё тысячи священников, которые прилюдно молились «во имя и славу нового правителя». Они могли наспех сооружать маленькие святилища или проводить целые мессы у монументов-храмов. И каждого представителя церкви окружают десятки министрантов, что служат и помогают во всём священникам в их нелёгком молебном труде.

И все улицы города, кроме подворотен, превратились в один большой и бесконечный храм, в котором ждёт кара всех несогласных с новой верой, старого типа, и наистрожайшим образом соблюдается ультраконсервативная мораль, а всё это подаётся под маской «великого идеала».

Всё-таки гражданин дошёл до нужного места, спокойно преодолев препоны режима. За его спиной остались старые кварталы, собранные из прекрасных домиков и предстали высокие и монументальные строения, образующие бетонный лес, от которых, кроме ощущения безнадёжности бытия, исходил так же и жуткий могильный холод.

Человек в сером зашёл в пространство между этими домами и подошёл к тому месту, что располагалось рядом с главным входом. Близко с ним под дом уходит лестница, в конце которой тоже есть массивная и чугунная дверь, закрываемая лишь амбарным замком, которого не было…

Гражданин, спустившись по лестнице, подошёл к двери и простучал тростью специальный код, схожий с шифрованием азбуки Морзе. В эту же секунду послышался вопрос из-за двери:

– Рассвет придёт.

– Сменяя закат, отбросит мрак, – ответил мужчина.

Дверь тут же открылась, с металлическим противным ржавым скрипом, как и истина содержимого того места, что называют подвалом дома.

Человек в сером костюме аккуратно ступил вовнутрь и ощутил, что внутри всё так же прохладно и даже в чём-то сыро. Всё помещение освещали светодиодные лампы, которые покрывали всё пространство холодным и даже режущим глаз свечением.

Повсюду ходят те, кого бы назвали «экономически несамостоятельными» – нищие и бомжи, которых в Автократорстве практически не оставалось, ибо каждого подобного государство пыталось всячески пристроить или убрать подальше от большой общественности. Но в таких огромных городах, как Милан подобные люди продолжают везде присутствовать, становясь неприятным напоминанием для власти, что у проводимой политики есть свои изъяны.

В небольшом подвальном помещении они располагались буквально повсюду: на старых диванах, креслах у телевизоров, в кучах всякого хлама. В общем, заполняли собою пространство, но не каждый мог заметить, что у всякого «нищего» в этом подвале странно оттопыривают карманы, а на поясе висит по кобуре.

Гражданин в сером свершил краткий кивок, чем подал сигнал тем, кто его окружает, что «всё хорошо» и подошёл к бетонной стене, и к одному ему известному месту приложил серую карточку, сделанная из симбиоза металла и пластика. В эту же секунду прозвучал глухой щелчок и кусок бетонной стены, посыпаясь крошками, отодвинулась в сторону, уйдя в остальную стену.