Жизнь после

Тит «сломал» обрез и вытащил две капсулы, в которых содержался патрон, что со звоном упали на землю и тут же погрузил новый боеприпас. Данте тем временем достал свето-шумовую гранту, со звоном выдернул чеку и метнул в сторону врага. После металлического звона улицу накрыл пронзительный и нестерпимый до крови в ушах писк, парализовавший действие полиции, чем и воспользовались атакующие.

Данте, переключившись на фосфорные снаряды, устремился в бой, прикрываемый Титом. После первого же выстрела четверо дезориентированных полицейских, державшихся за уши и глаза, обратились в пылающие белые факелы. Ещё выстрел и уже пятеро «стражей порядка» вопят от боли и химических ожогов. Но оборона быстро опомнилась и снова встала у машин, ведя кучный обстрел по укрытию Магистра и брат-лейтенанта вставшим на этот раз стеной чей-то виллы.

Бетон от стены начал постоянно плеваться крошкой, а пули всё ближе и ближе подбираться к цели. Тит тем временем удерживал тыл и фланги, периодически выжигая тех, кто решил помочь полиции.

Вся улица наполнилась звуками стрельбы, став привлекать уже внимание армии, что было просто ужасно, а в раскаленном воздухе уже завита запах пороховой гари, жженого мяса и смерти. До цели оставалось двадцать пять метров… недоступно далёкие метры.

У Данте оставался один фосфорный патрон, и он знал, как его использовать. Высунувшись из укрытия, но, ни одна пуля не коснулась его, на секунду он дал залп и белый пучок устремился в борт машины, проплавив его. Тут же прогремел мощный взрыв, разметавший остатки обороны и клубы чёрного дыма чёрным грибом устремились ввысь.

– Быстрее, – без эмоций скомандовал Данте, и они побежали, а точнее – рванули со всех ног, к зданию, окружённому стеной.

Возле них лежат обгоревшие трупы полицейских и мирных жителей, испачкав улицы своей кровью и углём сгоревшей кожи, на чьих лицах навечно застыла гримаса боли и страха, но, ни Данте, ни Тита это не беспокоит и они спокойно пробежали через поле выжженных трупов.

Брат-лейтенант, подбегая, дал залп из своего обреза в замок и он буквально расплавился с куском самой деревянной двери, которая стала ничем не лучше угольков. Затем Данте просто снёс эту дверь с петель, когда вбегал,… но дальше была лишь досада, ударившаяся по Титу тяжким разочарованием.

Внутри двор выглядит абсолютно запустевшим: везде поросла сорная трава, а тропинки давно заросли всякими сорняками. Сам дом пуст. В нём отсутствовали окна, и внутри было видно, что внутри царит абсолютное запустение, словно за фасадом дома даже ничего не строили. От постройки был лишь остов и наружные стены, как будто это был макет, поставленный сюда для шутки, колючей издёвки.

– Отбой операции. Цели здесь нет, – передал Данте по защищённому каналу, инспектору.

– Вас понял, ждите, через полминуты должен подлететь вертолёт, погружайтесь туда и сваливайте из этого проклятого места. Надеюсь, в Султанате всё получится.

А тем временем в километре от места, где состоялась небольшая битва, северный Имам, укрывшись в собственном автомобиле, приложив специальное устройство, больше похожее на тонкую пластину, которое было телефоном, доносит о происшествии союзникам:

– Это вы, наш собрат по единобожии? – доносится голос из трубки.

– Да, – прозвучал холодный, полный злости голос, какого чёрта у меня были те, кого вы ищите. В священном городе Мекка они сами кого-то искали и принесли срам, великий срам на наше землю, покусившись на меня. Я прошу вас обратить на это внимание, дабы в будущем пресечь подобные инциденты!

– Ох, спасибо, – Как-то по безумному слащаво зазвучал голос из трубки. – Автократорство благодарит вас за эти сведения, мы установим полный контроль над границами и непременно засечём их, когда они войдут в них, и отследим этих ренегатов.

Глава седьмая. Султан милостивый

Этим временем. Новый Стамбул. На востоке пролива Босфор. Турецкий Султанат.

Клинок Карамазова сверкающей на солнце вспышкой прошёлся по горлу противника, раскроив его. Солдат, облачённый в униформу Гвардии Султана держась на окровавленное горло, упал на за прохладный пол недостройки. Алая жидкость из раны залила багровую форму человека, который без сожалений пошёл на смерть.

Бывший инквизитор отступил на два шага и сделал пару выстрелов из пистолета, стилизованного под оружие восемнадцатого века. Звук пистолетного треска и гвардеец Султана был остановлен прямо у самого входа в помещение. По его алой униформе потекла обильно кровь, залившая всю одежду.

В то же время Эмилия своей филигранной рапирой, выкованной из титановольфрамового сплава, и заточенной на молекулярном уровне сдерживала наступление противника у противоположного входа одноэтажного недостроенного здания. Её рука, удерживая оружие, то и дело с особым изяществом обрывала жизни тех, кто решил помочь Гвардии Султана, выйдя против них с примитивным оружием. В другой руке она крепко держала пистолет с футуристической конструкцией. Стальная ручка и подложка удерживали на себе раздутый баллон, который сделан из блестящей начищенной меди, и из задней части пистолета к нему подходило несколько трубок, а заканчивался он довольно широким дулом.

Одетые в алые мундиры – красные укреплённые кожаные сапоги, багровые кафтаны, усиленные встроенными пластинами металлического сплава и головным убором с высоким пером цвета кармина, гвардейцы Султана, вооружённые удивительными алебардами, представлявшими оружие ближнего боя со встроенным автоматом, продолжают наступление, желая выдавить врагов «Его Великилопнейшества» и принести благую весть Султану о своей победе.

Карамазов поставил блок, и сталь его клинка лязгнула об металл алебарды, выдав сноп искр, который разлетелся фонтаном по помещению. Воин Султаната тут же отпрыгнул и нацелил алебарду в грудь бывшему инквизитору и выстрелил. Пули со звоном ударились об броню и посыпались на пол, усладив слух своим бренчанием. В ответ Карамазова нацелил на противника пистолет и попытался выстрелить, но не успел. В лицо солдата Султана тут же с рёвом прилетел сгусток черноватой жидкости, ознаменовавший своё попадание звуком смачного шлепка. Гвардеец взялся за лицо и истошно взревел, а уже через несколько секунд упал на пол и упал замертво. Карамазов заглянул в лицо своему противнику, но увидел лишь куски угля и выжженной кожи.

В другой стороне помещения стояла Эмилия, удерживавшая свой дымящийся пистолет на вытянутой руке. В благодарность мужчина в одно мгновение направил свой пистолет в её сторону и сделал оглушительный выстрел. Пуля угодила точно в место крепления алого пера, прошив насквозь голову гвардейца, и брызнула мозгом из затылка. Противник, уже занесший алебарду, с опустошённым магазином, над девушкой, покачнулся и упал замертво на спину, распластав конечности.

Ответ девушки выразился в широкой улыбке, которая продлилась менее секунды, ибо ситуация требовала максимального сосредоточения и не момента упущения.

Карамазов встал у окна небольшой одноэтажной постройки. Впереди виднеется лишь заброшенный двор, в котором остался фундамент от старого строительства, выступавший на свет кусками, линиями бетонных заграждений. Средь этих линий и ложились гвардейцы Султана, начав обстреливать из своего экзотического оружия полуразрушенный дом. А когда у солдата кончались патроны, он бросался в самоубийственную атаку, решив «Умереть ради Великолепнейшего Султана и родины».

Красным ковром гвардейцы заполняли весь двор, всё пространство возле заброшенного здания, территория которого была окружена бетонным забором в виде огромных плит.

Бывший инквизитор присмотрелся к положению и сорвал с пояса детонатор. Всё шло так, как он хотел и гвардейцы легли туда, где, как они считали безопасным. Карамазов активировал детонатор, и многие места во внутреннем дворе с его стороны начали безумно фонтанировать чёрной липкой жидкостью, которая покрыла склизкой и вонючей бурой пеленой практически всех противников. Затем устройства, которые изливали вещество подобное нефти дали искры. Через секунду практически всё пространство заполнилось огненным приливом, что адской волной нахлынул на боевых слуг Султана. Крики агонии и боли наполнили пространство, разодрав его своей жуткостью. От каждого возгласа стынет кровь в жилах, а десятки неистово вопящих воинов внушали такой ужас остальным, что наступление было попросту сломлено, как и дух наступавших.