Заражение

– Уважаемый… вы меня слышите? Документы предъявите.

Сержант Гаврилюк, старший группы, с золоченым значком на груди, сверху которого полукругом было написано «Патрульно-постовая служба», а ниже, под гербом – «Полиция, №015036» стоял позади, переминаясь с ноги на ногу. Он, конечно, мог прикрикнуть на Марцелова, чтобы тот не маялся дурью, в конце концов, план по задержаниям и штрафом они на сегодня с лихвой выполнили, покрутившись возле цветочного рынка, где заезжие спекулянты продавали запрещенные китайские петарды, хлопушки и ракеты – к Хэллоуину.

«У нас нет такого праздника, сматываем удочки и шуруем в участок. Продукция будет изъята, заплатите штраф за торговлю в неположенном месте запрещенным товаром. Это если еще что-нибудь не найдем». Хитрые торговцы сдавали часть товара, ту, что непосредственно была выложена, с радостью платили штраф на месте и продолжили торговлю.

– Они как тараканы, – сказал Гаврилюк. – Прихлопнешь тут, а они уже там. И что ты сделаешь? Все равно будут продавать, так хоть под нашим присмотром.

Марцелов не возражал. Эти чертовы штуковины, свистящие так, что уши закладывало, настоящие ракеты, стоили приличных денег. Может, официально и нет такого праздника, а вся страна неминуемо будет в тыквенных оскалах.

– Говорю тебе, пошли. Пятнадцать минут осталось. Пока дойдем, смена кончится.

– Погоди… что-то с ним… – Марцелов отстегнул резиновую дубинку, вытянул ее перед собой и ткнул человека в спину – тот подался чуть вперед, но не произнес ни слова.

– Оглох что ли? – повысил голос младший сержант, закипая. – Зашел за угол поссать и уши отморозил? Отвечай! – Он снова ткнул в колышущуюся ткань пальто – уже сильнее, чувствительнее.

На другой стороне улицы семенили редкие прохожие – они старались не смотреть в сторону арки и полицейского наряда – никто не хотел встревать не в свое дело. За углом, в кафе, хлопнула дверь, послышался девичий смех.

– Дэн, ты такой смешной, когда выпьешь пива! Завтра, между прочим, педиатрия, а я ничего не выучила… по твоей милости. Что мне теперь делать? – видимо, девушка тоже слегка выпила, голос ее был громче обычного, звонкий и счастливый, он перекрывал завывания ветра.

– Я вызвал такси, – сказал парень. – Как раз успеем до одиннадцати, пока общагу не закрыли. Могу написать тебе в чат, помочь с рефератом.

Она засмеялась.

– Как будто не знаешь Базелевича. Его ничем не проймешь. Я уже и юбки меняла, и блузку расстегивала, ни фига не действует на него. Ты уж точно ничем не поможешь. О-ох, как мне хорошо…

Послышался шум мотора, машина затормозила напротив входа в бар. Женские каблучки застучали по тротуару, хлопнула дверь, через минуту все стихло.

– Короче, вызывай карету, – сказал Марцелов. – Я сам его оформлю, пусть лучше у нас посидит, чем тут околеет. – Впрочем Марцелова интересовало не здоровье клиента, а его сумка.

Гаврилюк покачал головой, нехотя достал рацию, из которой периодически раздавались шипящие звуки переговоров экипажей с дежуркой. С одной стороны, город небольшой, хорошо бы сперва узнать, кто это, чтобы не совершать необдуманных действий. С другой… жертва на блюдечке – раздевай тепленького, даже сопротивляться не будет. В конце месяца Климов, начальник ОВД, будет тыкать в отчет и орать: «Где показатели, мне из-за вас краснеть приходится! Как халтуру на базаре ловить, так они тут как тут, а как работой заняться, мать вашу, мне потом за вас отдуваться на коллегии! С каждого шкуру спущу заживо, если работать не начнете!»

– Центральная, это сто пятый, у нас пьяный возле «Свободы». Слева от входа, в арке. Пришлите патрульную.

Рация ответила через мгновение:

– Какой еще пьяный, вы что там, мозги отморозили? Нахрена он тут?

Гаврилюк ковырнул ногой снег.

– У него большая сумка, а сам на ногах не стоит.

– Ладно, там сейчас Жирнов будет возвращаться, передам ему.

– Спасибо, отбой.

Тем временем, Марцелов достал фонарь и обошел мужчину сбоку, держа наготове палку.

Рука Гаврилюка автоматически нащупала холодную резину – все это ему не нравилось хотя бы тем, что мужик никак не отзывался.

– Эй, ты! Слышишь?! У тебя имя… – Марцелов направил белый луч света в лицо человека. – Черт! – Фонарь дернулся в его руке. – Что с тобой…

Гаврилюк напрягся, чувствуя, как бешено застучало сердце. Им не так часто приходилось участвовать в чем-то рискованном. Обычная рутина, привычный маршрут, все свои – общение и столкновения с людьми хоть и не слишком приятными, но вполне себе безопасными, – будь то торговцы петардами или алкаши возле «Пятерочки». К тому же, мало кто горел желанием пообщаться с представителем закона, и тем более продолжить это общение в отделении. Постепенно свыкаешься, что тебя боятся по определению, расслабляешься… вот тогда и может прилететь неожиданная оплеуха судьбы.

В марте этого года скинули с крыши пятиэтажного дома Витю Левинсона – наряд вызвали жильцы с жалобой на то, что кто-то веселится на крыше, орет песни, – все как обычно. Левинсон прибыл с напарником. Увидев компанию выпивающей молодежи, не воспринял всерьез, к тому же оказалось, среди них был и бывший одноклассник Левинсона. Им с напарником предложили выпить, когда Левинсон отказался, смеха ради его схватили за руки и ноги и принялись раскачивать – никто ничего толком не понял, только тяжелый, почти в центнер весом, Витя камнем полетел к земле – ни единого шанса выжить у него не было.

– Что?! Что там, Димон? – Гаврилюк вытянул дубину, не решаясь подойти ближе.

Марцелов тоже сделал шаг назад, продолжая светить в лицо мужчине.

Тот не предпринимал попыток закрыть лицо, не делал резких движений – просто стоял, глядя стеклянным взглядом перед собой, что тоже выглядело подозрительно. Обычно пьяные ведут себя довольно агрессивно, но может это какой-нибудь офисный клерк или похожий на него, из тех, что дай ему сто граммов водки, он и говорить уже не может внятно.

– У него… вся харя в чем-то… и глаза… белые, вот же говно! Я таких уродов в жизни не видел, – Гаврилюк заметил, что Марцелов поднес руку с дубинкой к лицу, прикрывая рот и нос. – И воняет от него дерьмом…

– Обосрался? Тогда наши не возьмут.

– Нет, что-то другое, – Марцелов потянул носом морозный воздух. – Сладкое, тошниловка какая-то… Эй, мужик, ты меня слышишь? Что у тебя в сумке? Ну-ка повернись-ка, пока я…

– Слушай, – раздался голос Гаврилюка. Он обращался к Марцелову. – Пошел он на хер. Пусть стоит и обсирается, какое нам дело. Каждого тащить в отдел, обезьянника не хватит.

– Надо посмотреть, что у него в сумке, – сказал Марцелов. – Если ничего такого, пусть стоит, – согласился он. – Но, если что, потом же нас по головке не погладят, сам знаешь. Подстрахуй лучше.

Марцелов был крупнее и сильнее Гаврилюка, хотя и младше по званию. Гаврилюк к своим тридцати годам уже отрастил приличное пузо и мечтал о бумажной работе где-нибудь в отделе миграции.

– Ладно, только давай быстрее. Сейчас Жирнов приедет.

Марцелов поднял дубинку. Сделав пару шагов назад, он передал фонарь напарнику.

– Ты свети, а я гляну. Дернется, сразу вали. – Потом он ткнул стоящего мужика. – Эй, опусти руку и поставь сумку на асфальт. Медленно, без резких движений.

Тот повиновался, хотя слова до него, видимо, доходили с трудом. Мужчина покачивался, запах от него и правда, был крайне мерзкий, напоминающий трупный – по крайне мере очень похоже воняло в моргах, подумал Гаврилюк, подсвечивая напарника и одновременно косясь в сторону дороги.

– Что-то морда мне твоя знакомой кажется… – задумчиво пробормотал Марцелов.

Где же эта чертова машина? Почему так долго? Когда не надо, они тут как тут.

Он поймал себя на мысли, что думает с позиции человека, попавшего в беду – с чего бы это, когда пистолет лежал в кобуре, а дубинка описывала в его руке замысловатые фигуры, готовая в любой момент обрушиться на спину потенциального преступника.

Длинные ручки сумки соскочили с руки мужчины, она плюхнулась на запорошенный снегом асфальт. Рука плетью повисла вдоль тела, вторая же, как и прежде, опиралась о стену.