Страница 98 из 103
– Были в то время цыгане вблизи дома?
– Да, они почти всегда бывают в окрестностях.
– А как вы думаете, что могли означать слова о «ленте», «пестрой ленте»?
– Иногда мне это кажется просто бредом, иногда я думаю, что это лично относится к шайке людей, может быть, тех же цыган. Не знаю только, чем объяснить странное прилагательное «пестрая», если это относилось к цыганам; разве тем, что их женщины носят пестрые платки на голове.
Холмс покачал головой с видом человека, далеко не согласного с заключением мисс Стоунер.
– Это дело очень темное, – проговорил он. – Продолжайте, пожалуйста.
– С тех пор прошло два года, и жизнь моя стала еще однообразнее и скучнее. Месяц тому назад один добрый друг, которого я знаю уже несколько лет, сделал мне предложение. Это Перси Армитаж, второй сын мистера Армитажа из Крейн Уотер, вблизи Рединга. Отчим ничего не имеет против моего замужества, и мы должны обвенчаться весной. Два дня тому назад в западном флигеле нашего дома началась перестройка; в моей спальне просверлили стену так, что мне пришлось перейти в ту комнату, где умерла сестра, и спать на ее кровати. Представьте же себе мой ужас, когда вчера ночью, в то время как я лежала на постели, размышляя об ужасной участи сестры, я вдруг услышала тот тихий свист, который был предвестником ее смерти. Я вскочила с кровати, зажгла лампу, но в комнате ничего не было. Я была слишком потрясена для того, чтобы лечь спать. Я оделась и, как только рассвело, тихонько сошла вниз, наняла себе тарантас в гостинице «Корона», которая находится напротив нас, и отправилась в Летерхед, откуда приехала сюда с единственной целью: повидать вас и посоветоваться с вами.
– И умно поступили, – сказал мой друг. – Но все ли вы рассказали мне?
– Да, все.
– Мисс Стоунер, вы рассказали не все. Вы щадите своего отчима.
– Что вы хотите сказать?
Вместо ответа он отвернул черные кружева, пришитые к рукаву платья мисс Стоунер. На белой руке виднелись пять синих пятен – следы пяти пальцев.
– С вами обращаются очень жестоко, – сказал Холмс.
Мисс Стоунер сильно покраснела и спустила кружева.
– Он жестокий человек, – сказала она, – и, может быть, сам не сознает своей силы.
Наступило долгое молчание. Холмс, опустив голову на руки, пристально смотрел в огонь.
– Это очень темное дело, – наконец проговорил он. – Мне нужно знать множество подробностей, прежде чем решить, что предпринять. А между тем, нельзя терять ни одной минуты. Если бы мы поехали сегодня в Сток Моран, можно ли нам осмотреть эти комнаты без ведома вашего отчима?
– Он говорил, что сегодня поедет в город по какому-то важному делу. По всей вероятности, его не будет дома целый день. Экономка у нас старая и глупая. Я легко могу удалить ее.
– Превосходно. Вы ничего не имеете против поездки, Ватсон?
– Ровно ничего.
– Так мы приедем оба. А вы что намерены делать?
– Я хочу воспользоваться тем, что приехала в город, и исполнить несколько дел. Но я возвращусь домой с двенадцатичасовым поездом, чтобы встретить вас.
– Ждите нас вскоре после полудня. У меня самого есть дела. Не останетесь ли вы позавтракать?
– Нет, мне надо идти. У меня на душе стало легче после того, как я все рассказала вам. Буду ожидать вас после полудня.
Она опустила свою густую черную вуаль и вышла из комнаты.
– Что вы думаете обо всем этом, Ватсон? – спросил Шерлок Холмс, откидываясь на спинку стула.
– По-моему, это темное, страшное дело.
– Да, достаточно темное и страшное.
– Но если мисс Стоунер не ошибается, говоря, что пол и стены крепкие, а через дверь, окно и печную трубу невозможно проникнуть в комнату, то, несомненно, ее сестра была одна, когда с ней случилось что-то таинственное, бывшее причиной ее смерти.
– Что же означают эти ночные свистки и странные слова умирающей?
– Представить себе не могу.
– Если сопоставить все: свист по ночам, присутствие табора цыган, пользовавшихся особым расположением старого доктора, тот факт, что доктор был заинтересован в том, чтоб его падчерица не выходила замуж, ее последние слова о «шайке» и, наконец, рассказ мисс Элен Стоунер о слышанном ею металлическом звуке (быть может, то был шум от болта, которым запирались ставни), – то есть большое основание предполагать, что тут именно надо искать разгадку тайны.
– Но что же сделали цыгане?
– Не могу себе представить.
– Многое можно возразить против этой теории.
– Я знаю. Поэтому-то мы и едем сегодня в Сток Моран. Я хочу узнать, насколько верны эти предположения. Что это, черт возьми?
Дверь нашей комнаты внезапно распахнулась, и на пороге показался человек огромного роста. Костюм его представлял собой какую-то странную смесь: черный цилиндр, длинный сюртук, высокие гамаши и хлыст в руках. Он был так высок ростом, что задел шляпой притолку, и так широк в плечах, что занял всю дверь. Его толстое лицо было все изборождено морщинам, загорело от горячего солнца Индии. Он смотрел то на одного, то на другого из нас своими впалыми, налитыми желчью глазами. Эти глаза и тонкий нос придавали ему вид старой хищной птицы.
– Который из вас Холмс? – спросил неожиданный посетитель.
– Я, сэр. Вы имеете преимущество предо мной, так как я не знаю вашей фамилии, – спокойно ответил мой приятель.
– Я – доктор Гримсби Ройлотт из Сток Морана.
– Ага! Садитесь, пожалуйста, доктор, – любезно сказал Холмс.
– И не подумаю. Здесь была моя падчерица. Я проследил ее. Что говорила она вам?
– Погода немного холодна для теперешнего времени года, – заметил Холмс.
– Что говорила она вам?! – бешено крикнул старик.
– Но я слышал, что крокусы уже начинают расцветать, – невозмутимо продолжал Холмс.
– А! Вы хотите отделаться от меня, да? – сказал посетитель, делая шаг вперед и размахивая хлыстом. – Я знаю вас, негодяй! Слышал много! Вы – Холмс-проныра.
Мой приятель улыбнулся.
– Холмс-смутьян.
Улыбка так и расплылась по лицу Холмса.
– Холмс-сыщик.
Холмс громко расхохотался.
– Ваш разговор замечательно интересен. – проговорил он. – Пожалуйста, заприте дверь, когда будете уходить, а то очень сквозит.
– Уйду, когда скажу то, для чего пришел. Не смейте вмешиваться в мои дела. Я знаю, что мисс Стоунер была здесь… Я следил за ней! Со мной шутки плохи! Так и знайте.
Он сделал шаг вперед, схватил кочергу и согнул ее своими громадными загорелыми руками.
– Смотрите, не попадайтесь мне, – проговорил он, бросив согнутую кочергу, и вышел из комнаты.
– Очень любезный и милый господин, – со смехом сказал Холмс. – Я не сравнюсь с ним в объеме, но если бы он остался, я бы показал, что немногим уступаю ему в силе.
Он поднял согнутую кочергу и сразу выпрямил ее.
– Представьте себе, какая дерзость! Смешивает меня с полицией! Впрочем, этот случай только прибавит нам рвения. Надеюсь, что маленькая мисс не пострадает от своей неосторожности. Теперь, Ватсон, мы позавтракаем, а потом я пойду навести несколько справок.
Шерлок Холмс вернулся домой около часа после полудня. В руке у него был лист синей бумаги, весь исписанный заметками и цифрами.
– Я видел завещание покойной жены его, – сказал он. – Чтоб определить его значение, мне пришлось справляться о нынешних ценах бумаг, в которых помещено имущество покойной. Общий доход во время смерти покойной доходил почти до 1100 фунтов стерлингов, теперь же, вследствие падения цен на сельскохозяйственные припасы, упал до 750 фунтов стерлингов. При выходе замуж каждая дочь имеет право на 250 фунтов стерлингов дохода. Очевидно, что если бы обе они вышли замуж, то нашему милому знакомому остались бы крохи; ему пришлось бы плохо даже и в том случае, если бы хоть одна из дочерей вышла замуж. Я не напрасно потерял утро, так как убедился, что у него самые серьезные мотивы препятствовать браку падчериц. Медлить нельзя, Ватсон, тем более, что старик узнал, что мы заинтересованы в этом деле. Если вы готовы, пошлем за кебом и поедем на вокзал. Возьмите, пожалуйста, револьвер – это превосходный аргумент для человека, который может завязывать узлы из кочерги. Револьвер и патроны – я думаю, больше нам ничего не нужно.