Страница 2 из 2
– вижу человека, смотрящего на мой шар (оранжевый), как я поднимаюсь и растворяюсь в небе (низком/белом), как меняется время, меняются надписи на домах;
– ты смотришь в окно, видишь мой шар и думаешь, что солнце; сквозь слои облаков; и город, и черепаха под ним, плывущая по лиловому морю, троллейбусы, едущие по облакам к западу; где твоя Шотландия, если плывем на черепахе по лиловому морю сквозь облака цветного времени?
Ангел. Новостройки
Они могли подменить пленку. Кажется, я еду домой, но вижу только огни сквозь замерзшее стекло троллейбуса, незнакомые огни; единственное, в чем я могу быть уверен – это холод, холод им не подделать; даже снежная крошка, падающая с потолка на лицо – это кусок их фильма о моей поездке домой; кондуктор смотрит из угла; мы одни в троллейбусе; на часах половина двенадцатого; троллейбус едет ровно, не останавливаясь; оранжевые фонари проносятся мимо.
Сиреневым ветром в сумерках сквозь лабиринты новостроек, на окраины (из окна видел море); дует ветер, волны, и черепаха качается, и земля уходит из под ног, и я стою на коленях под вращающимся небом (кричит ворона), и я тоже кричу, и может быть, ты услышишь, где я и придешь, и я не знаю, как отсюда выбраться, я не могу подняться, и чувствую прикосновение, и что-то тащит меня за руку (небо покрывается блестящими сосульками, и я снова падаю на спину), подходит собака, оранжевая, с зелеными глазами, дышит мне в лицо, высунув фиолетовый язык, с которого падают сверкающие капли; садится, воет.
Когда рассеивается дым, уже темно; лежу, раскинув руки, и небо лежит на ладонях, влажное, холодное; странники, расцвеченные, с колокольчиками, звенящие, возвращаются домой по дну моего глаза; через пустыню, заполненную туманом; вижу твое лицо, ты что-то говоришь, я не слышу, не слышу, и лицо снова исчезает в тумане; колокольчики оранжевого солнца, и я вижу тебя (мы идем по ул. Беринга (вечером)) только на несколько секунд, ты снова теряешься в тумане до утра, и я спрашиваю, что было ночью, и ты говоришь, когда курила в форточку, кричала ворона, и я испугалась.
Ангел и Королева. Комната расстроенного пианино
Вечером же: в комнате расстроенного пианино слова, написанные на твоем теле; ты спишь, читаю, пока не стемнеет, потом включаю лампу, и комната наполняется светом, лимонным, пахучим, щиплющим глаза, и (зачем буквы твоей коже) ты просыпаешься и идешь принять душ; после – букв уже не будет, только ты, светящаяся, в комнате расстроенного пианино и я (ангел ли) где-то под потолком; голос и ничего больше.
Расстроенное пианино (ты играешь вечер), только когда играешь, вижу твое лицо: проволочки, пуговицы вместо глаз, фантики и пустые пачки от сигарет; спрашиваю, с тобой все в порядке, – и вижу, как вращается перфолента, когда говоришь; пахнет яблоками – что-то разладилось – ты продолжаешь играть – пианино тает, становится хрупким, и ломаются клавиши, пианино падает, из него высыпаются стеклянные шарики, рассыпаются по полу – ты падаешь – и я уже не могу отличить, что было тобой, а что – пианино в куче мусора на полу; лежу в ней лицом в лимонном свете лампочки в пустой комнате на седьмом этаже.
АНГЕЛ В СУМЕРКАХ
Разговор на Колокольной улице. Первый снег.
– Кастрюли починять, ножи точить, бритвы править…
– Даст Бог хорошую погоду…
– Даст Бог, даст Бог, Дажьбог…
– Кастрюли починять, бритвы править…
Витражи, серебро, полумрак.
– Парижский пьяница Ступаков покончил с собой. Бросился под поезд сегодня утром. На вокзале возле Золотых Ворот.
– Кастрюли починять, бритвы править…
Падает снег, и идти по Колокольной улице, когда ночь только начинается, и едут машины, и дует ветер; было: оранжевый вечер в кафе, пустота за окном, следы на снегу. Качались фонари. В подъезде слышно, как прошел трамвай, как кто-то говорит по телефону; окна на площади, луна и пустая улица.
– Кастрюли починять, бритвы править…
Шаги возвращаются эхом, когда некуда идти; декабрьским вечером за полчаса до полуночи выхожу из кафе на Ординарной и вижу рыбу, занесенную снегом.
Антон, Кронверкская улица. Утро 5 декабря
Оттого, что говорил во сне; по потолку ползут огни, будильник тикает под кроватью, еще есть время; только не сегодня, может быть, зимой, когда будет не так страшно утром, когда будет темно и холодно, и под ногами будет хрустеть лед, и окна замерзнут, и не будет огней на потолке, и изо рта будет идти пар, нет, не сегодня, сегодня мой день рождения, и на кухне есть чай и конфеты, нужно только выбраться из под одеяла, все равно не уснуть; как гудят баржи на реке, последний день навигации, позавчера шел снег, сегодня мой день рождения, и ночи уже темные, нужно снять абажур, в желтом свете как рыба, особенно когда на улице дождь; в городе много рябины, зима будет холодной и снежной; во дворе горят окна, горят всю ночь – за окнами лестницы, тени; шипит пар, качаются фонари, идет дождь, начало декабря; скоро все закончится, только не сегодня, в субботу; еще полмесяца, месяц; выйти в 4.40 через двор на улицу, пройти мимо памятника, свернуть налево, мимо телефонной будки, вдоль ограды до угла; Ангел всегда просыпается в это время и смотрит в окно, он спустится и откроет дверь или помашет рукой, он не знает, как сегодня страшно; без пяти пять он всегда выходит из дома и идет на почту; может быть, он все-таки спустится и пригласит с ним позавтракать, он не знает, как страшно, подумает, что просто не спится.
Ангел, Кронверкская улица, 5 декабря
Если прижаться лбом ко стеклу, то все превратится в нагромождение разноцветных – синих, зеленых, желтых пятен, – город, быстро плывущие оранжевые облака, улица, фонари и искрящийся снег; в 4.40 всегда снится один и тот же сон; проснуться, идти на почту, где те же адресаты, те же отправители; Новый год, Рождество, майские праздники; когда кто-нибудь умирает, письма приходят еще год или два, потом на мертвеца обижаются или узнают о смерти, и больше не нужно подниматься по знакомым лестницам, и щель для почты зарастает паутиной, пока не находятся новые жильцы, и тогда появляются новые отправители, новые марки, новые почерки, и все повторяется; к одиннадцати работа обычно заканчивается, и можно оставить на почте сумку и идти домой досыпать; сейчас 4.45, и этот человек снова стоит на углу под фонарем, он смотрит на часы и, может быть, боишься дракона, спящего во дворе на седьмой линии, зеленого, в чешуе, сверкающей от осевшего тумана, боишься того, как ему снятся шаги под аркой, женщина, ищущая вещи на продажу в мусорном контейнере, вороны, спящие на тополях; листья лежат на земле, мокрые, черные; что по реке плывут баржи, последние в этом году; все время чего-то боишься; боишься дом на улице Даля, дом-рыбу из моего кошмара в 4.40; что когда-нибудь вместо письма найдешь в почтовом ящике желтые кленовые листья или что-то живое, шевелящееся, смотрящее на тебя; сейчас же боишься первого трамвая, стоишь на углу, на остановке, каждое утро, но никогда не уезжаешь; спуститься, открыть тебе дверь, и снова завтракаем вместе, пьем чай на кухне, молчим; пахнет яблоками и Рождеством.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.