Страница 9 из 22
Supu
Как-то вечером Олли предлагает сходить съесть по «супу». Выдвигаемся по грязи до ближайшего уличного ресторана, где в окнах висят облепленные мухами куски мяса. Перед хибарой мужчины готовят в котле какое-то варево. Один из них выбирает для меня готовый кусок, нарезает и выкладывает в алюминиевую плошку, а в другую наливает бульон. Блюдо стоит 1500 шиллингов, то есть меньше одного евро. Нас просят войти и начинают с любопытством рассматривать. В крохотном зале заведения черным-черно от мух, я усаживаюсь за грязный стол и начинаю поедать блюдо, отгоняя другой рукой мух. (Олли говорит, что сам жест настолько въелся в пожилых людей, что, когда они садятся за стол, каким бы роскошным ни был ресторан, они начинают автоматически отмахиваться от мух.) Я подумала, что, будь я одна, я бы лучше померла с голоду, чем рискнула пойти в такое заведение.
Волшебство десятого дня
Поначалу в поездке все кажется странным и пугающим – еда, дома, люди, животные, ароматы и голоса, – а потом у тебя словно раскрываются глаза. Все перестает казаться опасным и чуждым, и весь твой организм привыкает к перемене. Поэтому всякий раз я хочу задержаться, хочу начать видеть.
Обычно это случается примерно на десятый день.
Он пока еще не наступил.
Safari for one[6]
Олли рассказывает про то, как он организовывал палаточные сафари премиум-класса. Звучит просто невероятно! Пожалуй, я была бы не прочь поехать вместе с ним в природный парк. Но выясняется, что из-за стройки у него нет ни малейшей возможности куда-либо поехать. При этом он строго-настрого запретил мне договариваться с какой-либо группой путешествующих налегке америкашек, потому что так – хуже некуда. Абсурд? Не совсем. Скоро становится ясно: планируется отправить меня в саванну одну. Ну, или вдвоем с сопровождающим.
Это, в свою очередь, означает целый ряд пугающих меня вещей: 1) дорого; 2) для интроверта типа меня – настоящее испытание социальных навыков, потому что никуда не скрыться; 3) проводником скорее всего будет мужчина, а значит, я проведу две недели вдвоем с каким-то местным мужиком. В голове крутится мысль: вдруг возникнут проблемы?
Олли не понимает моего вопроса.
Одиночное сафари длится двенадцать дней, по две ночи на каждый национальный парк: Аруша, Маньяра, Серенгети, Лобо, Ндуту и, наконец, Тарангире. От поездки к кратеру Нгоронгоро придется отказаться, потому что въезд на автомобиле туда стоит 250 долларов в день – чересчур много для одного человека. День на сафари состоит из утренних и вечерних поездок по национальным паркам. Неплохо, однако, признаться, я несколько разочарована: выехать на палаточное сафари, чтобы постигнуть истинный дух Карен Бликсен, не удастся, потому что организовать такое мероприятие для одного стоит немыслимых денег. Правда, я смогу ночевать в отелях-лоджах прямо на природе, но как бы хотелось развернуть палатку!
Удивительно, что Олли и сам впервые выехал на сафари, когда ему было под сорок. До этого он защитил докторскую в области биологии и науки об окружающей среде, и только получив премию «Tieto Finlandia»[7] за свою книгу о бабочках, решил воплотить в жизнь свою детскую мечту о сафари – да так и остался на этом пути. Нынешний Олли знает национальные парки Танзании как свои пять пальцев, написал про них множество книг, сам проводит сафари и, наконец, несколько лет назад перебрался в Танзанию насовсем. Только вот свою первую ночевку в Африке он провел в палатке «Тарангире Сафари Лоджа» и, с его слов, чуть не помер со страха.
В Аруше мы идем в офис его партнера Эндрю, чтобы там обсудить детали. На месте выясняется, что моя поездка выльется в куда более внушительную сумму, чем я планировала, но черт подери – уж коли я здесь, других вариантов нет!
Вечером я лежу в постели и грущу из-за финансов. После съедаю приготовленное Флотеей блюдо из жареных соленых бананов (пальчики оближешь!) и начинаю думать о словах Карен, которая писала, что в сафари есть нечто, что заставляет забыть обо всех жизненных невзгодах, и что в саванне преследует ощущение, будто выпил полбутылки шампанского. Может, стоит напиться шампанского и выбросить из головы мысли о цене прекрасного будущего?
Стиральная машина
Для сафари требуется чистая одежда. Мы начинаем стирать вручную, так как стиральная машина не работает, да и Флотея не верит в эффективность этого агрегата. Она наливает на дно трех тазов прохладной воды с моющим средством, и мы начинаем скрести и полоскать. После трехчасовых «упражнений» мои руки щиплет, они покраснели и покрылись волдырями, а плечи и поясница совершенно задубели от сидения на корточках. Я думаю, что быт западного человека был бы ни к черту, если бы жизнь зависела от стирки вручную. Возможно, в масштабах всего человечества именно стирка и является главным поработителем девочек. Какая тут школа, когда отвечаешь за стирку для всей семьи!
Crazy
Знакомая Олли и Флотеи Еутропия пригласила нас на ужин. Приведя себя в божеский вид, мы пошли в гости. Дом Еутропии достроен только наполовину, но находится на склоне холма, откуда открывается потрясающий вид. Только добирались мы туда сначала по разбитой дороге, затем вверх по склону по колее мимо простецких глинобитных хижин, где во дворах наперегонки с собаками носятся оборванные дети и развешано белье.
Раньше Еутропия работала в отеле-лодже национального парка, а сейчас основала магазин по продаже предметов интерьера и строит дом. В гостинице красиво: диваны, плетеные стулья, покрытые коровьими шкурами, но в доме нет воды, электричества и – ясное дело – холодильника, а некое подобие кухни заставлено емкостями для воды. Кроме Еутропии в доме проживают ее сестра и мать – старая, плохо слышащая женщина из племени джагга. Она молча сидит на диване, одетая во все самое лучшее: к разноцветной канге она надела оранжевый жакет с рюшами и цветочный платок. Еутропия угощает нас «mchanyato» под пиво. Сами они уже поели. Из окон открывается великолепный вид на долину и звучит музыка (электричество вырабатывают солнечные батареи).
Мы едем домой сквозь купающиеся в лучах вечернего солнца деревушки, то и дело уступая дорогу курам и козам. В честь Дня матери решаем сходить в ресторан роскошного отеля «Меру», и в нем особенно сильно осознается вся чудовищная пропасть между глинобитными домишками и этим миром стекла и бетона. На въезде в ресторан тотальный досмотр, днище авто проверяют телескопическими зеркалами, в саду отеля оборудована просторная лужайка с бассейном и баром. На террасе восседают одетые с иголочки местные, а также «бледнолицые туристы», отчитывающиеся о своих впечатлениях от сафари по «Скайпу» на другой конец света. У бассейна еще несколько человек лежат в плавках, потягивая напитки. Заказываем сок личи и земляничный молочный коктейль и платим за них сумму, равную недельной зарплате продавца из магазина Еутропии.
Минное поле
До меня постепенно доходит, насколько противоречива реальность в этой стране. Тут есть жизнь местных, а есть жизнь белых. Есть жизнь бедных и есть жизнь богатых. Имеются хаотичные города и нищие деревни. Назрели насущные проблемы с бедностью, гигиеной, здоровьем, преступностью, коррупцией и безопасностью. Посреди беспросветной нищеты вздымаются оборудованные охранными сигнализациями и проверкой безопасности заборы богатых районов. А еще где-то совсем в другом месте имеются бескрайняя природа, девственная природа и мир диких животных – та самая Африка мечты, куда возят туристов. И этого мира местные не видят никогда.
Еще я замечаю, как сложно мне встроиться в эту схему. Здесь я – «белая богачка» (чего не скажешь в Финляндии), повсюду обращающая на себя внимание, и не всегда в положительном смысле. Меня прямо-таки достает мысль, что от местных меня отличают цвет кожи, одежда, бумажник, представления о гигиене, мечты о сафари и даже абсурдный проект под названием «каренбликсен». Я на все смотрю с интересом, хочу все увидеть, все понять. Но возможно ли это? Даже фотографировать не всегда получается. Смогу ли я написать об увиденном, и если да, то как? Хочется написать о том, как чувствует себя финка средних лет, не владеющая местным языком, едущая по следам Карен в Африку, но не знаю, удастся ли мне прилично справиться с задачей – без дурного тона, без пошлого воспевания экзотики (здесь все экзотично) и без взгляда колонизатора (я неизбежно белая, приехала с Запада и я, как ни крути, не способна понять местную культуру). Только если уж меня занесло сюда, то написать придется. Занимаясь правкой текста, мой внутренний цензор вновь и вновь правит написанное, а после я снова расставляю те же слова по местам. Можно ли мне написать «черный» – меня же здесь называют «бледнолицей»? Могу рассказать о бесчестном электрике или меня обвинят в расизме? Может, стоит сделать вид, что я даже не замечаю нищеты и ни разу не подумала о кишечном расстройстве или амебах? (Как тогда, когда не смогла съесть купленную Флотеей в придорожном кафе жареную кукурузу со вкусом чудного попкорна, увидев, что старуха-продавщица щедрой, но чудовищно грязной рукой натерла початок солью.) Прилично ли смотреть на все глазами стороннего человека, чужака? Простят ли меня за то, что я хотя бы пытаюсь понять?
6
Персональное сафари (англ.).
7
Tieto-Finlandia, национальная премия Финляндии за научные достижения.