Имитация страсти

Я разобрала только детские вещи. Пользуясь отвлеченным состоянием хозяев, оборудовала для детей лучшую комнату – с большими окнами и балконом. Перетащила сюда из соседней, угловой, детские кроватки. Помыла как следует ванну, искупала ребят, уложила их спать. Написала на разных бумажках крупными цифрами свой телефон, показала обоим.

Коля сумеет позвонить, когда у них будут московские номера. Петя может показать кому-то, чтобы меня набрали. Бумажки разложила по тумбочками, под матрасы и даже сунула в двух местах под отжатый плинтус.

Они уснули, в кухне Василиса присоединилась к мужу. Я видела, как она залпом пьет из большого стакана прозрачную жидкость, которая могла быть только русской водкой. Теперь уснет.

Я взяла свою дорожную сумку, нашла неподалеку маленькую гостиницу, сняла номер. И отправилась искать свою квартиру, сломавшуюся и вспыхнувшую от взрыва газа, как бумажный дом из книжки-раскладушки. Свою открытую рану и боль.

Это место

Это окаянное место беды не стало выжженным пятном посреди большого города. Оно не стало угрюмым погостом с одним большим крестом. Оно даже вернуло свое серое умиротворение, как будто его не сносило взрывной волной, как будто не поливало кровью, не проклинало общим воплем слетающих с земли жертв.

Когда я подошла совсем близко к нашей старой девятиэтажке, рассмотрела обновленный, укрепленный фундамент, заплатки на стенах, новые крышу, окна и двери. На двери подъезда блестел кодовый замок, тоже новый, но той самой допотопной конструкции. Я набрала код, он тоже оказался прежним. В вестибюле наткнулась на тетю Клаву с первого этажа. Она сначала уставилась на меня подозрительно, потом в глазах мелькнуло узнавание.

– Ксения, ты, что ли? А мы тут с соседями недавно тебя вспоминали. Как вы все вдруг пропали тогда. Кто-то говорит: да они вроде все под завалами того…

– Не все, тетя Клава. Только Артем. Мы с мужем уехали в Америку.

– Ну и слава богу. Извини, что сказала. Знаешь, мы так до сих пор друг друга и не пересчитали. У каждого свое. Потом тут было такое… Опознавали, хоронили. Ремонтировали без отселения. Жили в руинах, пыли, грохоте, многие без вещей и без копейки. Но видишь, как наладилось. Можно сказать, красота.

– Можно сказать и так. Как у тебя дела?

– Лучше всех. Я одна. Если бы погибла, некому было бы горевать. Выжила, сама себе радуюсь. А ты прямо красавицей стала, я даже не признала сначала.

– Спасибо. Там климат хороший. Океан и все такое. Я поднимусь к себе. Даже страшно смотреть.

– Не бойся, все сделали, все одинаковое – стены, полы, окна, двери. Ключи новые только в ДЭЗе возьми. Вовремя ты вернулась. Тут в твою квартиру кого-то уже приводили. Наверное, решили, что она – ничья. Знаешь, кто у нас норовит продать все, что плохо лежит.

Это я знала отлично. Через пятнадцать минут стояла у окошка оператора МФЦ и холодела от ее металлического голоса: «Квартира по этому адресу в списке пропавших без вести владельцев. Таких квартир семнадцать… Женщина, я не могу определить – вы оживший владелец или кто-то еще. Это не ко мне». Еще через десять минут я открыла дверь нашего бывшего начальника паспортного стола. Теперь он какой-то начальник здесь, сидит в кабинете под лестницей, и к нему очередь из людей с приготовленными кошельками в руках.

– Здравствуйте, Иван Николаевич. Узнаете меня?

– Чего пришла, Калинина? – маленький человечек с большим животом, подпирающим стол, уставился на меня глазками-пуговками без всякой радости.

– Ключи взять от своей квартиры. Мне в ДЭЗе сказали, вы изъяли. А здесь – что квартира в списке пропавших без вести владельцев. И спросить, не вы ли, случайно, туда водите покупателей?

– Ох, люди. Уже наврали. Мы просто заходили посмотреть. Стоит три года пустая квартира. Знаешь, все соседи сомневались: живые ли вы.

– Соседи, может, и сомневались. Но именно у вас мое заявление о временном выезде за границу, адрес, телефоны, электронная почта. Отправить письмо или позвонить – это в сотни раз быстрее, чем договариваться с кем-то о просмотре и тащить людей в чужую квартиру. Но практический смысл имеет только второе.

– Ладно, не кипятись. Закрутился, забыл, такое горе. Правильно пришла, у меня как раз случайно ключи твои. Как отдохнули? С мужем приехала?

– Одна. Привезла заявление от мужа – просит его снять с регистрации в связи с тем, что остался на ПМЖ. Развелись мы.

– Да ты что! Надо же. Другую, что ли, нашел? Ладно, не мое дело. Все сделаем, иди осматривай квартиру. А я быстро тебя вытащу из списка пропавших без вести. Прямо сегодня свет, газ и воду дадут. Купи кровать и стол, можно жить. Хочешь, я тебе притащу лишние?

– Спасибо, я справлюсь.

Пустое, безликое, ничье помещение встретило меня запахом краски и неистребимой гари. Запах воскрешения, который отчетливее, беспощаднее и, конечно, больнее смерти.

Прошла две маленькие комнаты до того угла, который был у нас огорожен и оборудован под детскую. Преодолела половину своей жизни, всю свою любовь. Добралась до беззубой улыбки синеглазого Артема, до его последнего крика… И выползла из дома скорбной старухой с испепеленной душой и без единой надежды.

Часть третья. Большие перемены

Василиса

Василиса больше не была мне хозяйкой. Это все стороны решили сразу и почти без слов. Василиса, наморщив лоб, посчитала на калькуляторе, сколько будет на рубли пятьсот долларов в неделю. Умножила на курс доллара, затем на четыре, чтобы получить сумму за месяц, ахнула, увидев результат:

– Больше ста двадцати четырех тысяч, прикинь? Наверное, тут совсем другие цены. Узнай, а? – сказала американская миллионерша.

– Узнай сама. Так же просто, как посчитала. Набираешь в гугле «стоимость услуг няни в Москве». Смотри приходящую, видимо, цена за месяц. Я буду приходить регулярно, но, как ты понимаешь, постараюсь вернуться к своей работе.

– Конечно, приходящую. Не на голову же я себе ее посажу. Насчет тебя, конечно, поняла. Думаю, у тебя есть совесть, и ты не оставишь нас всех без помощи.

Короче, она узнала, что приходящая няня из фирмы для детей такого возраста стоит минимум пятьдесят тысяч в месяц. Посоветовалась с консьержкой и наняла девушку-таджичку Ферузу за двадцать в месяц.

Феруза с трудом подбирала русские слова, понимала вообще только простые предложения. Именно этим она понравилась Александру… Василису Феруза сразу пленила тем, что за те же деньги взялась готовить для всех и убирать всю квартиру.

О том, чтобы дети ходили в садик, не было и речи. Мало ли что расскажут. На салоны и пластические клиники для Василисы муж тоже наложил запрет. Ее откровений и знакомств он опасался больше, чем невинной болтовни детей.

Я приходила сюда со своим ключом каждое утро, когда дети еще спали, Ферузы еще не было. Готовила завтрак, кормила детей, они умывались, делали зарядку, гуляли в недолгой тишине и короткой свежести московского утра. Говорили обо всем. Договаривались, куда пойдем на экскурсию в выходные.

Потом ехала на работу. Я купила небольшую подержанную машину, чтобы не терять время на дорогу.

В нашем институте все было по-прежнему. Жалкий диктат угасающего финансирования, отсутствие перспектив самых интересных проектов, исчезающая возможность опубликоваться в хорошем международном издании.

Директор Борис Соколов с облегчением согласился на мое же предложение – работать несколько часов в день по договору. Сумму даже стесняюсь назвать. Так не в ней же было дело. В царстве науки истина живет и в самой убогой хибаре. Любые внешние трудности, ограничения, запреты и решетки – это всего лишь тьма и тлен, которые бессильны перед светом самых маленьких открытий.

Я хотела вернуться туда. Вернуть себе азарт, отчаяние и восторг настоящей борьбы – вчерашнего знания с догадкой из завтра. Только в этом – по-настоящему великий смысл наших усилий, томления душ и напряжения мозга, который был задуман природой как подарок, оружие, единственно возможный храм.