Беллерофонт

– Привет, лейтенант! – сказала Даниэла и потянулась к Мирославу, чтобы поцеловать его. Однако Стоянович мягко отстранил ее и хмуро пробурчал:

– Привет, доктор! Сейчас я закончу и подойду!

Доктор Миллер рассеянно кивнула и странно посмотрела на Мирослава. «Вот опять этот взгляд», – отметил про себя лейтенант.

Даниэла вернулась в гостиную и присев на кожаный диван открыла в своем планшете почту. Миллер выглядела озадаченной и немного взволнованной. Когда Стоянович зашел к ней, Даниэла внимательно рассматривала два файла, судя по всему это были какие-то анализы, которые девушка пыталась сравнить.

– Ничего не понимаю, здесь значения, как и в моей таблице, – прошептала Миллер, не видя стоящего за спиной Мирослава.

– Что случилось? – тихо спросил Стоянович.

Доктор Миллер вздрогнула и быстро свернула экран. Вновь рассеянно улыбнувшись, она ответила:

– Да нет, ничего не случилось, просто какая-то путаница с анализами…

– Понятно, – сказал Мирослав и многозначительно кашлянул.

Затем молодой человек помолчал немного и, глядя на озадаченную Даниэлу, неуверенно добавил:

– Мне поговорить с тобой надо.

– Что-то случилось? – спросила теперь уже Даниэла, и взгляд ее стал слегка встревоженным.

– Нет! Не волнуйся! – ответил Стоянович. – То есть, да, случилось…. Вернее, я тебя как раз и хотел спросить, случилось или нет…

Даниэла, еще больше встревоженная, вопросительно посмотрела на Мира, который растерянно начал:

– Ты-ы-ы…. Вернее, я-а-а…. Короче, мне-э-э…

– Что, чёрт возьми, произошло?! Говори уже, а то у меня давление поднялось! – рявкнула в конце концов Даниэла.

– В общем, не знаю, как спросить, и правильно ли ты меня поймешь, – пробормотал Мирослав и опять замялся.

– Я теряю терпение, Стоянович! – зловеще прошипела доктор Миллер.

– А ладно! Ты что-то можешь чувствовать к мужчине? – выпалил Мирослав наконец.

– Что? – не поняла Даниэла.

– Ну, ты любила когда-нибудь мужчину?.. или женщину? – спросил Стоянович.

Тревога сменилась на лице Даниэлы крайним удивлением.

– А почему ты спрашиваешь? – начала было она.

Однако Мирослав быстро прервал ее:

– Просто ответь!

– Я не задумывалась об этом, – произнесла девушка. – Раньше не было поводов об этом размышлять. Все мои романы развивались одинаково: я с кем-нибудь случайно знакомилась. Чаще всего на работе, потом мы начинали встречаться, потом мне или ему это надоедало, так как мы оба были слишком заняты насущными проблемами. В моей жизни не было места сантиментам. Наверное, я разучилась чувствовать что-то глубокое и настоящее, как это ни печально. Я стараюсь не уделять внимания этой стороне вопроса. И самое интересное, что ни один из моих мужчин никогда до тебя не спрашивал меня ни о чем подобном. Так почему тебя это волнует?

Даниэла внимательно смотрела на Мирослава, и во взгляде ее читалось явное напряжение. Однако, ничего не замечая, Мирослав облегченно вздохнул, и как ни в чем не бывало сказал:

– Я просто подумал, что у тебя ко мне какие-то особенные чувства. Ты какая-то грустная в последние дни, как будто бы ты расстроена чем-то. Или мне показалось?

Доктор Миллер немного замялась, отведя в сторону глаза, однако поспешила уверить Мирослава в обратном:

– Нет, к тебе это не имеет никакого отношения, я просто кое-что странное обнаружила в анализах на соответствие, это касается моей работы в области бесплодия, ничего особенного, короче.

– Ну, тогда ладно, хорошо, что я ошибся! Я очень рад, что ты относишься к нашим встречам так же, как и я. Ты мне безумно нравишься, но к чему-то серьезному я однозначно не готов. Но ведь это и не нужно, нам ведь и так очень хорошо вместе, правда? Прямо камень с души упал! Что ты там говорила про бесплодие? Я могу как-то помочь тебе, ну, там найти что-то?

– Нет, что ты, спасибо, я сама разберусь, уверена, это какое-то недоразумение, – ответила Миллер.

– Тогда пойдем скорее на кухню, я там кое-что приготовил для тебя, – с этими словами Стоянович наклонился к девушке и чмокнул ее в лоб.

Лицо Даниэлы стало вдруг на мгновение печальным, но она быстро справилась с собой и, улыбнувшись, сказала:

– Конечно, пойдем, я очень проголодалась, только сначала я приму душ.

Мирослав спустился на первый уровень квартиры и прошел на кухню, а Даниэла решила принять душ наверху, в гостевой ванной. Девушка разделась и отключила вмонтированный под кожу iBody, затем зашла в кабину, и на нее автоматически полилась вода.

Доктор Миллер была очень расстроена, хотя сама еще не до конца понимала почему. Вопрос, который задал ей Мирослав, вызвал в ее душе крайне противоречивые чувства. Даниэла действительно никогда не пыталась как-то анализировать свои прежние отношения с мужчинами. Ей было легко и весело с ее предыдущими партнерами, они к ней хорошо относились, она приятно проводила время в их компании. Но Даниэла только теперь поняла, что она абсолютно ничего к ним не чувствовала. Они вместе куда-то ходили, смеялись, шутили, занимались сексом, ни о чем друг друга не спрашивали и не нагружали друг друга своими проблемами. Конечно, никакой душевной близости в этих отношениях не было, разве что дружеская привязанность, помноженная на физическое влечение. Такие отношения легко прекращались, и это устраивало и Даниэлу, и всех ее прежних любовников.

Почти все бывшие бойфренды упоминали о том, что ничего серьезного не хотят, что им просто хорошо вместе, и как прекрасно, что в современном мире ничего не нужно усложнять чувствами. Даниэлу подобные рассуждения никогда не обижали, и, в целом, она придерживалась такого же мнения – главное взаимная симпатия, простота и непринужденность, свобода закончить эти отношения так же легко, как они начались. Однако сегодня, когда Мирослав вдруг задал ей свой вопрос, девушку словно осенило, что он абсолютно прав – на этот раз все иначе, и она давно уже относится к Стояновичу не так, как ко всем мужчинам, которые были у нее до этого. И хотя вопрос лейтенанта прозвучал неожиданно, ей хватило доли секунды, чтобы наконец сознаться себе в том, что, как бы ни называлось это чувство, она его к Мирославу испытывает. Потрясенная и даже расстроенная этим открытием, она не захотела признаться в этом самому Стояновичу. Его реакция на ее ответ еще больше убедила Даниэлу в правильности такого решения. «Незачем этим его грузить СЕЙЧАС, – думала Даниэла, – мне надо сначала самой в этом разобраться. Какая-то чертовщина с анализами. Ах, еще это письмо из Департамента, как же всё это некстати!».

Сегодня днем, уже после того, как Мирослав уехал, Даниэла получила письмо от заместителя председателя Межконтинентального Департамента Сохранения Здоровья, отвечающего за репродуктивную политику Земли. В нем говорилось, что генетической пробе лейтенанта Стояновича присвоена высшая категория и его биоматериал необходимо совместить с биоматериалом женщины с такими же показателями по здоровью. Одного взгляда на номер выбранного МДСЗ женского биоматериала доктору Миллер хватило, чтобы понять, что это её собственные яйцеклетки, замороженные десять лет назад. Впрочем, в тот момент этот факт Даниэлу даже не удивил, ведь ее показатели по теперешним меркам были одними из самых высоких. А судя по тому, что ее выбрали из сотни женщин с высшей категорией генетической пробы, она являлась донором САМЫХ здоровых яйцеклеток по сравнению со всеми имеющимися в хранилище. Именно такие яйцеклетки могли выбрать для оплодотворения спермой самого здорового мужчины из ныне живущих. Так долго сталкиваясь с различными видами патологий, доктор Миллер уже при первичном осмотре Стояновича осознала, что пациента настолько здорового она еще не видела. Полтора месяца наблюдений и сравнений с уже имеющимся в хранилище биоматериалом подтвердили тот факт, что гены Мирослава наименее подвержены патологическим изменениям. И выбор его в качестве биологического отца по программе репродукции был лишь вопросом времени.

На протяжении последнего столетия у всех жителей Земли при достижении ими 16-летнего возраста принудительно забирали биоматериал для дальнейшего хранения и исследования. Сперму и яйцеклетки замораживали, затем тщательно исследовали их на предмет патологических отклонений и присваивали им «категорию здоровья». Параллельно проводились регулярные медицинские осмотры носителя генофонда, и если до достижения им возраста 25-27 лет его заболевание не начинало резко прогрессировать, его привлекали к репродуктивной программе. В рамках программы «Беллерофонт» их исследовали на совместимость и наиболее подходящие друг другу скрещивали. В случае, если экстракорпоральное оплодотворение проходило успешно, эмбрионы подсаживали женщине-донору для дальнейшего вынашивания.