Страница 73 из 79
Рука моя разжалась сама по себе. Огасто, отшатнувшись, пытался что-то сказать, но побледнел и едва не упал. Вейдена, все это время ожидавшая за его спиной, подхватила мужа, и он, обернувшись к ней, замер, словно впервые увидел ее лицо. Но мне не было до них дела — теперь, когда договор был расторгнут и принц освободился от чар.
Пришло время решить судьбу Рыжей Уны.
Милосердие? Я на мгновение задумалась: сохранить жизнь ведьме? Когда-то маленькая Фейн подумала, что на ее совести не должно быть черных пятен, и не дала умереть демону. За это расплатились все ее близкие — кто больше, кто меньше, но милосердия судьба ни к кому не выказала. Оставив Уну в живых, я еще раз сохраню свою совесть чистой — но скольким людям принесет горе ведьма? Ее не удержат оковы и цепи, каменные стены, решетки — нельзя сковать пламя и бурю. Не слишком ли дорогой выйдет плата за то, чтобы один-единственный человек не замарал рук и совести?.. Хорвек говорил, что счастья для нас уже не существует, так разве стоит мне бояться утраты спокойствия души?..
Как поступила бы на моем месте сама Уна? О, я прекрасно знала, как обходится с врагами рыжая ведьма! Она не убила меня сразу, о нет. Ей хотелось, чтобы мучения были долгими, чтобы смерть ко мне пришла лишь после того, как я увижу полное торжество своего врага. Чтобы я слушала раз за разом, как жалка моя участь, и как величественна — ее.
Что ж, именно эта слабость ее и сгубила.
Я не собиралась повторять ее ошибку и дарить ей хотя бы одну лишнюю минуту жизни.
— Мике, теперь ты можешь ее убить, — сказала я, и отвернулась, не удостоив рыжую ведьму более ни единым словом.
Теперь, когда я сделала все, что от меня требовалось, пришло время для самого страшного — мне предстояло взглянуть на мертвого Хорвека. Я не слышала его последнего вздоха, не увидела гаснущего взгляда, и даже не успела попрощаться — о, зачем, зачем я вернула себе голос, если не смогла сказать Хорвеку ни слова?..
Я стояла перед его телом на коленях, отвернувшись ото всех, пока крики Уны не стихли. Хорвек был совершенно и бесповоротно мертв — магия убила его, посчитав, что поступает по справедливости. Он нарушил чародейское перемирие и открыл крышку шкатулки, защищенной самыми страшными проклятиями рыжей ведьмы — никто бы не спасся от столь злого колдовства. Обо всем этом он знал наперед, и я подумала, что наше путешествие в Таммельн было долгим прощанием — только я не могла понять этого, а Хорвек не мог объяснить, иначе мне не удалось бы призвать Мике с должным отчаянием и болью.
Будь у нас сейчас те самые десять ударов сердца, я бы сказала ему: «Я убила для тебя злую ведьму», а он бы наверняка ответил: «Я спас для тебя прекрасного принца» — ведь в начале нашего пути таковы были наши цели и мечты. Но теперь, когда путешествие подошло к концу и мы вернулись туда, откуда когда-то начали свой поиск, исполнение прежних заветных желаний не принесло нам обоим ни капли счастья.
— Я… я не понимаю, — раздался за моей спиной голос принца Лодо. — Все так странно, как во сне…
Его речь неуловимо менялась от слова к слову, становясь живее, громче. И догорающие свечи вспыхнули многократно ярче, как будто кто-то распахнул ставни и свежий воздух хлынул отовсюду в замок. Дядюшка Абсалом, успевший забиться куда-то под стол, бормотал оттуда: «Ваша светлость, прошу заметить, я здесь совершенно не при чем!..» Вдалеке послышались всполошенные тревожные вскрики, как это бывает у людей, разбуженных среди ночи неожиданным происшествием — вот только замок Таммельна пробуждался не от обычного сна.
— …Ваше сиятельство! Светлейший герцог!.. Госпожа Вейдена! Что же это?.. — громко восклицал кто-то из слуг, показавшись в дверях, а за ним толпилась прочая челядь, разом пришедшая в себя после долгого морока.
«Чары пали, — подумала я, поднимаясь. — Она точно мертва».
— Хватит, Мике! — приказала я вслух. — Оставь ее. Ты славно потрудился, но теперь с тебя достаточно.
Он, услышав меня, замер — я видела только спину и спутанные волосы, — а затем неохотно отпустил добычу и повернулся ко мне, испачканный кровью и счастливо улыбающийся.
— Мне пришлось, Мике, — я смотрела на дело рук своих без страха, спокойно, но знала, что никогда не прощу себе произошедшего с бедным мальчиком. — Это было меньшее из зол для всех нас, но большее — для тебя самого. Я обошлась с тобой ничуть не милосерднее, чем Уна. Обещаю, что никогда больше ты не убьешь по моему приказу.
Быть может, он понимал только одно слово из десяти, но нехотя оставил тело и подошел ко мне, хмурясь и облизывая губы.
Я повернулась к Лодо, в руку которого вцепилась Вейдена — они с ужасом и отвращением смотрели на моего оборотня. А может быть — на меня саму.
— Ваша светлость, — я склонила голову, одновременно с тем указывая Мике занять место за моей спиной, ничуть не удивляясь, как просто и естественно это у меня выходит. — Чародейка, обманувшая вас, мертва. Пока что мертва. Но она умеет выбираться из могилы. Только огонь может уничтожить ведьму. Отдайте приказ сжечь ее тело как можно быстрее!..
Предупреждение об опасности отрезвляет лучше иных объяснений, а Лодо, как никто другой, боялся Рыжей Уны — и чем яснее становились его мысли, тем сильнее — страх. На меня он смотрел с отчужденной тревогой, то ли забыв, то ли не пытаясь узнать, но совет мой нашел у него немедленный отклик.
— Сюда! — крикнул он оробевшим слугам. — Вы слышали? Немедленно сжечь эту…
— Ведьму, — закончила я за него. — Там лежит мертвая ведьма, ваша светлость. Отныне всегда называйте все своими именами, и не скрывайте от людей правду. Вы уже знаете, куда заводят недомолвки о колдовстве. Ваши подданные также должны узнать, что их губило все это время, иначе опасность вновь и вновь будет застигать врасплох тех, кто считает, будто колдовство — всего лишь страшная сказка.
Лодо, несмотря на нынешнюю мою неприязнь, не был глуп и многое успел понять — я прочитала в его взгляде ответ: «Не тебе давать советы, как остерегаться колдовства!», однако вслух повторил только приказ о сожжении ведьминского тела. Затем он замер, разглядывая мертвого Хорвека, лежавшего рядом со столом.
— Бросьте это существо в тот же костер, — сказал он, не теряя времени на лишние раздумья. Невольно мне подумалось, что из него выйдет не такой уж плохой король, но в ответ на его слова я резко качнула головой.
— Нет. Его похоронят в другой день и не в одном костре с Уной. Я этого не позволю, ваша светлость.
— Он ее сообщник, — Лодо смотрел все тяжелее и мрачнее, на глазах превращаясь в человека, которого никто из нас не знал, включая его самого.
— Он спас вас ценой собственной жизни. А если вы не верите в его добрую волю, то, должно быть, помните, что я освободила вас от чар ведьмы. И за это имею право требовать если не награды, то милости.
Принцу не понравился мой ответ, но Вейдена несмело коснулась его плеча, и он нехотя согласился:
— Если твоя награда — мертвое тело, то так тому и быть. Я знаю, что такое благодарность, можешь говорить прямо: к кому еще я должен проявить милость сегодня?
— К нему, — указала я на Мике, прячущегося за моей спиной. — Он не виноват в своем превращении, и чудовищем стал не по своей воле, а расплачиваясь за мои ошибки. Согласно старым законам Мике принадлежит мне, и я сделаю все, чтобы вернуть ему человеческий разум.
— Кто еще тебе нужен? — Лодо обращался ко мне холодно и высокомерно, показывая, что долги отдает отнюдь не из благодарности.
— Пожалуй, я попрошу освободить с вашей службы моего дядюшку, — отвечала я, не показывая, будто меня страшит гнев или недовольство принца. — Вам более не нужен лекарь. Да и дяде Абсалому вряд ли пришлись по душе здешние порядки.
— Я ей не дядя, — на всякий случай вставил дядюшка, незаметно выбравшийся из-под стола. — Здесь какая-то ошибка, я знать не знаю эту девицу, ваша светлость. Но по странному совпадению я с ней согласен, хотя не собираюсь с ней даже словом перемолвиться. Доброта ваша безгранична, а я человек настолько маленький, что обойдусь крохотной ее крупицей…