Страница 45 из 79
— Возвращаемся, — скомандовал кто-то, не дожидаясь приказа.
К Хорвеку подвели лошадь Эдарро. Животное оказалось прозорливее людей, но Хорвек схватил заартачившегося коня под уздцы и с тем же пугающим смехом воскликнул: «Неужто отвык от запаха крови?». Эта шутка пришлась по нраву остальным — или же они старательно приучили смеяться над тем, что господин королевский племянник считал шутками.
Я замерла, растерявшись. Впервые за долгое время нашего странствия я не была уверена в Хорвеке, и это новое ощущение оказалось неожиданно страшным. Никогда раньше демон не отдал бы меня в чужие руки, а сейчас… сейчас он уже был в седле, заставляя встревоженного коня бить копытом. Кто-то схватил меня за плечо, подталкивая к другой лошади — должно быть, меня собирались везти, как мешок, перекинув через луку седла.
— Девчонка поедет со мной, — внезапно произнес лже-Эдарро, и я мысленно вознесла хвалу богам: все-таки личина не поглотила его сознание полностью. В те времена я еще не отдавала себе отчета в том, что меня пугала не столько опасность, сколько мысль о том, что Хорвек может забыть меня. Торопливо я забралась в седло позади него — точнее говоря, меня туда зашвырнули, схватив за шиворот, — и прижалась к нему, про себя повторяя: «Ты не должен меня забыть, ты не можешь меня забыть!..», даже не задумываясь, насколько многого прошу.
Превращение, тем временем, становилось все удивительнее: я собственными ушами слышала, как демон уверенно позвал кого-то по имени — следовательно, к нему перешел не только характер Эдарро, но и некоторые воспоминания королевского племянника — а уж такого наследства я бы и врагу не пожелала. Безо всякого сомнения он направлял лошадь по улицам Астолано, едва различимым в утреннем холодном тумане, а его спутники лишь молчаливо подчинялись выбору своего господина.
Невольно я задумалась над тем, часто ли по утрам горожанам встречался покойный господин Эдарро — в забрызганной кровью одежде, с притороченной к седлу головой преступника, в сопровождении слуг, чьи лица были исполосованы шрамами. Ох, неспроста столица Юга славилась своими тихими ночами! Господа в масках, приходившие по вечерам к Хорвеку, теперь казались мне еще большими глупцами, чем раньше. В полной мере я осознала, как опасно было привлекать к себе внимание королевского племянника — он жил с своем собственном сумрачном мире, и горе тому, кто вольно или невольно нарушал его границу. Хищное зло, составлявшее большую часть его души, он определил на королевскую службу, и любое свое преступление мог оправдать государственной необходимостью. Впервые мне доводилось рассуждать о подобных вещах, и страшное подозрение закралось в мою душу: быть может, так было заведено не только в Астолано?..
Тем временем мы очутились у глухой каменной стены, отделенной от обычных домов несколькими рядами старых деревьев. Я смутно вспомнила, что видела вдали их вершины из окна своей комнаты — за ними высились стены храмов, а дальше… дальше, у самого моря среди кипарисов и можжевеловых рощ располагались дворцы знати, всегда окутанные влажной сияющей дымкой — таким людям, как мы с Хорвеком, не было ходу в те богатые кварталы, обнесенные коваными оградами. Король и прочая знать жили в собственном городе, обособленном от шумных улочек и суматохи порта.
Некоторое время мы неспешно двигались вдоль стены, а затем вовсе остановились. Я не заметила, кто и каким образом подал знак, но каменные плиты дрогнули, почти бесшумно расходясь в стороны — здесь был оборудован черный вход для ранних гостей. Этот путь оказался привычным и для всадников, и для лошадей — они потянулись к черному провалу, не выказывая никакого беспокойства.
Вскоре мы очутились во дворе, напоминающем колодец — здесь все еще царили сумерки, хотя над остальным городом давно уже занимался рассвет. Глухие стены нависали над нашими головами, почти смыкаясь своими зубчатыми вершинами. Окон я не разглядела — кое-где виднелись темные щели, забранные узорчатыми решетками — даже здесь, в сущей преисподней, пропахшей смертью, угадывался дух Астолано, города, так гордившегося своей красотой.
Ничего не поясняя и не задавая ни единого вопроса, Хорвек столкнул меня на землю, ничуть не заботясь о том, что я расшибусь или сломаю ногу. Его спутникам хватило одного повелительного взмаха руки, чтобы расступиться с поклонами и исчезнуть в тени стен — точно так же бесшумно, как недавно появились из тени кладбищенских деревьев. Лошадей увели молчаливые рабы, объяснявшиеся между собой знаками — я слышала, что в старом Астолано было заведено отрезать языки наиболее доверенным слугам. Где же еще мог сохраниться этот обычай, как не в ведомстве Эдарро?
— Пойдем! — нетерпеливо приказал Хорвек-Эдарро, и больно толкнул меня ногой. — Вставай!
Я вскрикнула, хотя не хотела давать повод для радости той сущности, которая вовсю пользовалась своей временной властью над Хорвеком.
Он наклонился и рывком поднял меня с каменных плит.
— Чего ты ждешь? — яростно прошептал он мне на ухо, держа за шею так, что я сгорбилась, неловко взмахнув руками — точь-в-точь придушенная курица, бьющая крыльями. — Время уходит, личина скоро исчезнет вместе с памятью!
— Пусть эта память горит в аду вместе со своим хозяином, — прошипела я в ответ, глядя на него почти с той же ненавистью, с которой смотрела на настоящего Эдарро.
Моя дерзость заставила Хорвека зарычать — видимо, только смутная память о том, что я для какой-то неведомой цели была нужна ему прежнему, заставляла демона терпеть меня. Казалось, само звучание моего голоса было ему теперь противно, равно как и мой вид. Несомненно, королевский племянник был из тех господ, у которых каждая капля крови состоит на две трети из презрения к простолюдинам.
Мы вдвоем, безо всякого сопровождения, спустились глубоко вниз, по старой каменной лестнице, живо напомнившей мне о старом таммельнском дворце. Рабы, видимо, привыкшие угадывать любые пожелания королевского племянника, с поклонами подали зажженный фонарь, едва завидев, как их господин повернулся в сторону черной арки, из которой тянуло могильным сырым холодом.
Я не решилась спросить, куда ведет меня лже-Эдарро, поскольку во мне крепло подозрение, что он и сам не вполне понимает, что делает. Прежний Хорвек словно приказывал ожившему Эдарро, а тот неохотно подчинялся, скаля зубы и выжидая момента, чтобы взбунтоваться.
Я слышала, как он тихо говорит сам с собой, и некоторое время не могла разобрать ни слова. Но бормотание становилось все громче — с каждой новой ступенькой, ведущей вниз, в душную тьму. Покойник с того света убеждал в чем-то своего поработителя.
— Эти стены… Эти камни… Моё, все моё!.. Разве не хороши мои владения? Никто не услышит… Никто не увидит... — донеслось до меня. — Сам король не войдет сюда!.. Только моя воля, только мои приказы…
«Эти подземелья — убежище Эдарро, о котором не знает никто, кроме самых доверенных людей, — поняла я, ощущая приступы тошноты то ли от страха, то ли от тяжелого запаха, пропитавшего древнюю каменную кладку. — Сюда доставляли пленников, мучения и смерть которых были ему особенно интересны. Наверняка у этой тюрьмы есть и парадный вход, но мы вошли через черный, приготовленный для одних лишь смертников и их палачей. Если мастер Глаас еще жив, то он должен быть здесь!..»
Эта догадка то ли обрадовала, то ли испугала меня еще больше. Хорвек все еще не забыл себя полностью… или же забыл? Быть может, он просто-напросто собирался избавиться от меня и бросить в ту же яму, где ожидал смерти старый разбойник?
— Эй, старый пес! — выкрикнул Хорвек, остановившись. — Ты еще дышишь?
Поначалу я не могла разобрать, где мы очутились — свет фонаря был слишком тусклым, — но затем глаза привыкли к темноте и я различила железные прутья решетки — далеко не столь нарядной, как те, что украшали окна снаружи. «Точь-в-точь темница в Таммельне, — с горечью подумала я. — Вот уж в чем едины все на свете королевства!».
— Чего угодно вашей светлости? — услышала я хриплый голос разбойника, доносившийся из темноты.