Снайперы

Вас, как снайперов, учили маскировке? Вы не маскировались в камуфляже?

Да не было у нас в то время никакой маскировки! Наша маскировка в основном была такая: зимой – снег, летом, весной и осенью – лес, ветки. А никакого камуфляжа тогда не было.

А как началась, собственно говоря, сама ваша фронтовая жизнь? Расскажите поподробнее о вашем боевом пути.

В июне 1943 года по окончании этой снайперской школы меня зачислили в 29-ю Унечскую мотострелковую бригаду. Какое-то время мы простояли в знаменитых брянских лесах на переформировке, а затем нас срочно эшелоном повезли под Киев. Но до Киева не довезли, наверное, километров 40. Эти почти 40 километров мы прошли ночью пешком. Однако Киев тогда, по существу, был уже взят. У нас там была проведена переправа на подводах через Днепр. Как только стемнело, мы через эту переправу с танками перебежали. Тогда немцы усиленно бомбили ее и обстреливали артиллерией, так как у них стояла цель: чтобы к Киеву не шли советские войска, эту единственную переправу через Днепр во что бы то ни стало разгромить. Мы как можно быстрее переправились через реку, вышли на окраину Киева и вступили там в бой с немцами, а уже к утру город был взят и освобожден нашими войсками. Возле Киева мы простояли где-то около месяца.

Потом мы прибыли на Орловско-Курскую дугу. Там уже шел завершающий этап боев. Мы там во второй линии обороны находились. А потом у нас начались снова бои. Ужасные, должен тебе сказать, это были бои. Особенно мне запомнился бой городке Фридриховка, который находился в 60 километрах от города Львова, в Хмельницкой области. Утром мы взяли этот маленький городок: он раза в три или четыре меньше, чем, скажем, наша Нарва. Но хотя городок был взят, вокзал оставался в руках у немцев. И вот тогда нам был отдан такой приказ: «Во что бы то ни стало взять вокзал!» И вот наша бригада, которая пришла сюда, как говорят, полноценная-полнокровная, численность которой составляло что-то около 3200 человек, была брошена на этот вокзал. Справа к нам еще какой-то полк подошел и был тоже, как и мы, все своей массой брошен туда. А между тем позиции у немцев были очень сильно укрепленными. В частности, с одной стороны вокзала стояли три танка «Тигр» и с другой стороны два таких же танка, а весь вокзал, подвал и окна были в амбразурах. И вот это море огня нас, как говорится, и встретило. И так «хорошо» встретило, что когда мне оставалось добежать до вокзала метров, наверное, тридцать, я почему-то оглянулся и увидел такую картину: почти никого не осталось в живых и лишь какие-то единицы бегут назад. Тогда и я развернулся и ползком по грязи попятился назад. Шлепнулся, помню, в колею, где недавно, видимо, танк проходил. И стал по-настоящему драпать. Отчета в своих действиях себе не отдавал уже никакого! Мы, чудом выжившие бойцы бригады, сумели добежать до здания какой-то школы. Со всей нашей бригады там собралось, наверное, не более, чем человек 800. Это были те, кто остался в живых, остальные все погибли. Но мы не знали, что нужно делать, так как не оставалось в живых ни одного офицера, а значит, некому было и приказа нам отдать. Короче говоря, весь день мы собирались и физически восстанавливались, а на следующий день вдруг поступил снова приказ: «Взять вокзал!» Нас спасло то, что когда мы прибыли на место, немцы ушли и вокзал освободили. Если бы они не ушли, неизвестно, чем бы все окончилось. А впрочем, этого ухода и следовало было ожидать, так как по существу эта группа немцев находилась у нас в тылу.

Интересно, что 30 лет спустя, когда я ездил с женой на своей машине на юг (а я все время любил ездить отдыхать на юг), то решился проехаться по отдельным местам, где когда-то участвовал в боях. И больше всего хотелось попасть во Фридриховку. Когда же я туда приехал и посетил вокзал, то увидел там большую мемориальную стену с именами погибших. Я там насчитал 2860 фамилий. Это были погибшие за вокзал, который тогда так и не смогли захватить. Людей, можно сказать, там зря положили.

После этого вокзала во Фридриховке мы еще где-то четыре месяца активно воевали. Со своей бригадой мы прошли через такие города, как Тернополь, Каменец-Подольск, Станислав. А потом в апреле 1944 года меня ранило, я попал в госпиталь и был демобилизован по инвалидности. С тех пор я и не знаю, каков был дальнейший боевой путь нашей бригады. И однажды случайно встретил на Киевском вокзале в Москве своего бывшего однополчанина, от которого все узнал. Мне тогда нужно было по каким-то делам ехать в Киев. Слышу, как кто-то меня окликает: «Толя, здравствуй» – Оборачиваюсь и вижу: стоит старшина в военной форме с орденами на груди. Лицо показалось мне очень знакомым, но я так и не смог что-то конкретное в нем припомнить. Оказывается, мы вместе с ним учились в одной снайперской школе, но только он был в первом взводе, а я – в третьем. Получалось, что он меня хорошо знал, а я его – почти что нет. Почему меня многие знали по снайперской школе? Когда к нам в школу прямо с заводов стали поступать снайперские винтовки и мы начали ходить на пристрелки на стрельбища, которые находились от нашего основного места дислокации в 8 километрах, получалось так, что я стрелял лучше всех. Я, кстати, и попал в снайперскую школу только из-за того, что хорошо стрелял: меня призвали в армию, привели на стрельбище и я сразу пустил все пять патронов в очко. Нас, кстати, в школе готовили для заброски в Финляндию. В то время там гибло очень много наших снайперов. Их катастрофически не хватало, вот нас всех со всей России и собрали, кто мог более-менее хорошо стрелять, и стали там обучать снайперскому делу.

Потом мы вместе с ним в бригаде воевали. Так вот, пока мы с этим старшиной ехали до Киева, переговорили обо всем. Он мне тогда и сказал: «Так вот, после того боя под Фридриховкой и вообще после всего этого с нашей бригады осталось шесть человек, в том числе среди них и я. И я вижу седьмого тебя». За время войны в нашу бригаду давалось разное пополнение: по 200, по 500, по 1000 человек. И все эти люди перемалывались в боях.

Получается, что в вашей бригаде раскидывались личным составом, как спичками?

В том-то все и дело! У нас были совершенно нелепые бои, которых в принципе могло и не быть. Только однажды в одном местечке нам удалось отыграться перед немцами. За ту же Фридриховку в частности. Я хорошо запомнил этот день. Еще вечером мы взяли одно большое украинское село. Я не помню точно, какая это именно была местность, – тогда никто ничего не запоминал. Вечером взяли, а утром к нам пришел какой-то чужой командир и собрал всех, кто после боя за это село оставался в живых. Так вот, он насчитал в строю 72 человека. Он уже собрался было отдавать команду «Шагом марш!» И тут вдруг все мы увидели, что поле, расположенное за домом на окраине деревни, как говорят, вдоль и поперек усыпалось немцами. Оно усыпалось ими настолько, что покрылось черным-черно, не было видно даже конца. Тогда же этот незнакомый нам командир отдал приказ: «Занять оборону!» Мы кинулись занимать оборону, как вдруг немцы, которые находились буквально в 10–20 метрах от нас, начали кричать: «Рус! Сдавайся!» Мы не знали, что нам и делать. У нас даже не было пулеметов, – положение наше было таким, что мы уже без пулеметов воевали. И вдруг, на наше счастье, откуда ни возьмись с правой стороны от деревни выскочил наш танк Т-34. Бывают же на фронте такие непредвиденности! Этот танк стремительно врезался в ряды немцев и начал их давить, а затем – стрелять по ним из своей пушки и пулеметов. Опешившие от этого немцы развернулись и бросились бежать. В это самое время с левой стороны, где проходило шоссе, вышел еще один наш танк Т-34 и также ворвался во всю эту массу. Вот тут-то мы и начали громить-крошить неприятеля. Мы бежали за ними, стреляли кто из автомата, кто – с винтовки, а они от нас, значит, убегали. Многие сдавались в плен, поднимали руки вверх и говорили: «Гитлер капут! Гитлер капут!» Целыми взводами сдавались в плен. Мы продолжали бежать вперед. Помню, там была большая канава, залитая водой. Так один наш танк, кинувшись было за немцами, там завяз по самую башню. Бежать за немцами становилось уже невмоготу. Дальше мы гнали их по пашне. И вдруг перед нами остановился танк, который с самого начала этого боя вышел с левой стороны от деревни. Открылся люк и оттуда вышел командир нашей бригады полковник Смирнов. «Чудо-богатыри, – сказал он нам. – Всех вас к «Красному Знамени» представляю!» Этот орден я по сегодняшний день получаю. (Возможно, награждения не состоялось в связи с тем, что командир 29-й гвардейской мотострелковой бригады полковник Михаил Семенович Смирнов (1902 года рождения, уроженец Тутаевского района Ярославской области), а речь идет именно о нем, погиб в уличных боях в городе Каменец-Подольский при отражении немецкой танковой атаки 29 марта 1944 года. – Примечание И.Вершинина.) Как потом оказалось, в этот день наши взяли 700 человек-немцев пленными, не говоря уже об убитых, о раненых. Так мы отыгрались перед немцами за ту самую Фридриховку: мол, вот вы гады, и сами в такой переделке оказались, в какой все время бывали мы!