Римаут. Ледяной ключ

Глупец! Но здесь ничего уже не поделать.

Даже ваш проклятый ключ ничего бы ему не дал — такие попадали братьям в руки и раньше, воспользоваться им в любом случае могут только женщины. Не все и не всегда, но у нас вообще нет на это шансов.

Чего же мы тогда добиваемся? Победы, разумеется. Я уже давно решил, что любой ценой. Не все со мной согласны, но я уже не раз говорил: три брата — восемь мнений. Поэтому пока действую самостоятельно. Подчеркиваю — пока, у меня есть сторонники, осталось все правильно организовать.

Неплохой идеей стало помочь созданию Европейского бюро санитарного контроля. Пусть его сотрудники толком не понимают, с чем сталкиваются, но они мешают нашему врагу. Вам. И это уже прекрасно. Следующим шагом будет взять эту организацию под контроль Ордена и вернуть священные времена инквизиции. На новом витке развития и без перегибов прошлого. Ничья смерть нам не нужна, достаточно лишить вас силы. Лишить башен и не дать вам искать новых учениц.

Ваша сила под угрозой, помните это. Я знаю про ваши страхи. Ваши паутени, конечно, детская выдумка, но ледяной паук существует, не сомневайтесь. И еще многое, чего вы и представить не в состоянии. Все у вас впереди.

Да, я не живу в Римауте постоянно, но люблю этот город, люблю… Мне противно, что мерзкая молодая девчонка пользуется своей башней. Пусть Каневски был глуп и жаден, я не сдался. Мы еще встретимся, и кто знает, за кем будет победа.

Недоброжелатель».

Агата бросила листок на постель, брезгливо вытерла руки об одеяло. Какая пакость, однако!.. Значит, она настолько мешает этому неведомому Ордену? Этому вот человечку, написавшему — от руки, кстати, не поленился же — это гнусное письмо. Твердый почерк с заметным наклоном букв влево бросался в глаза даже на расстоянии.

Первым порывом стало спуститься на кухню и сжечь полное угроз произведение. Так бы она и сделала еще три дня назад. И расстроилась бы. И испугалась. Однако с тех пор все настолько изменилось, что Агата начала действовать совершенно по-другому. Для начала сфотографировать и тут же отправить снимок Мадлен. Не ради каких-то эмоций, вовсе нет — с вопросом, не знаком ли той почерк.

Второе действие было посложнее. С помощью призванной силы, Агата внимательно изучила сам листок, ища малейшие следы, некий аналог запаха ауры касавшихся бумаги людей. Она сама — естественно, почтальон — немного затхлое, но в целом неопасное ощущение. А дальше — провал. Такое чувство, что кроме работника почты никто и не касался ни письма, ни конверта. При этом она прекрасно понимала, что должна была бы дойти слой за слоем даже до работников бумажного комбината, проверявших качество стопки листов перед упаковкой. Впрочем, сейчас это скорее всего делает компьютер.

То есть этот неведомый господин, несмотря на довольно сдержанный тон в отношении своих способностей, умудрился натравить на ее семью Каневски, спрятать отпечаток своей личности на письме и продолжает угрожать? Ну что ж…

Пожалуй, она готова к бою.

«Почерк видела раньше. Это не первое письмо, за пятьдесят лет таких было штук двадцать. Каждый раз, когда новая сестра обретает свою башню. Писавшего так и не нашли».

Увы, от наставницы тоже мало проку в этом вопросе. Агата аккуратно сложила листок по сгибам и положила в конверт. Пригодится потом, если она не ошибается.

До школы было пару часов, поэтому девушка решительно направилась к лестнице вверх, велев дому оповещать ее о местном времени — вчерашнего было достаточно, на этажах часы явно идут по-другому.

Шестьдесят четвертый этаж, если она ничего не путает.

Да даже если ошиблась, невелика беда. Главное, что здесь нужная ей дверь. Хлипкая на вид, вручную покрашенная кобальтовыми спиральными узорами, изображающими волны, по которым бежит старинная лодка под парусом с изображением огромного глаза.

Там — море. То, которого ей отчаянно не хватает, чтобы выжить в этом новом странном месте.

Агата делает шаг через порог, ожидая смесь запахов и крики морских птиц, но за дверью совсем не то. Причуды силы забрасывают ее почему-то в горы. Обычный пейзаж — сплошные подъемы и спуски, ближайшие к ней вершины довольно низкие, они покрыты плотным ковром из деревьев, кустов, травы. Сплошная зелень, без проблеска других цветов. А за ними — высокие, со снежными шапками, теряющимися в облаках, колоссы. Словно стражники, ограждающие часть своего мира от назойливых пришельцев извне, и не отпускающие пленников гор отсюда. Пахнет цветами, да вот же они — повсюду под ногами. Некуда наступить, чтобы не смять фиолетовые и желтые лепестки.

— Почему я здесь? — неизвестно кого спрашивает Агата. Порыв ветра треплет ее волосы, ласкает щеки.

— Я зачем-то нужна тебе?

Ответа по-прежнему нет. Да и некому здесь отвечать, насколько видно вокруг — ни людей, ни даже животных. Тишина пасторали, вечное горное ничто.

Все это место несет внутри себя ответы на ее вопросы. Вот только надо придумать, как их сформулировать. Крикнуть? Написать? Обратиться мысленно?

Далеко внизу, по дну долины, образованной ближайшими зелеными горами, на склоне одной из которых она и стоит, виднеется живое серебро реки. Дрожащее, блестящее в лучах яркого солнца.

«Тебе нужен защитник. Тот, кто поможет найти врага и остаться в живых», — шепнул кто-то. — «Ты даже не знаешь, с кем связалась, юная ведьма…».

Она замирает, прикрыв глаза. Сейчас она видит свой дом, свою башню с огромной высоты, но различая мельчайшие детали: выведенную металлом монограмму во дворе, новенькие таблички на всех домах их смешного тупичка — «улица Башни Фроман». Поднимается еще выше и может рассмотреть оттуда весь этот край, всю доставшуюся ей землю и ее жителей. Она в состоянии прочитать их мысли, рассмотреть цвет их эмоций, вмешаться во все это, изменив все по своему вкусу. Или не лезть, пользуясь только точечным воздействием на людей, да и то, когда ей это будет нужно. Она, словно бесконечную книгу, пролистывает десятки тысяч судеб, характеров, намерений и мотивов, но не может найти единственно необходимого — своего тайного врага, который и заварил с помощью Каневски всю эту кашу. Она его не видит, но это не значит, что его нет.

Он есть.

Хозяйка башни поднимается еще выше в своем воображаемом небе и рассматривает границы своих владений, будто очерченные по земле, лесам и рекам невидимой для других бледной синей линией. Внутри почти все в ее воле, но что толку? Искать. Как угодно, где угодно — но это станет целью ее жизни. Или причиной смерти, тут уж как повезет.

Вдали послышался звонкий лай. Агата, приоткрыв глаза, сперва приняла этот звук за очередные фокусы горного воздуха, то звенящего тишиной, то наполняющегося криками птиц и грохотом короткого камнепада. Но нет — это голос живого существа. Смешного белого щенка, заросшего свалявшейся на лапах и брюхе шерстью, бегущего прямо к ней.

Все ближе и ближе. Подбегает и трется об ее ногу — смешной задорный зверь ростом ей по колено. Защитник? Пусть будет так. Не самый плохой выбор в ее жизни.

Старуха Кравиц, которую весь Римаут дружно считал ведьмой, пристроилась у окна.

Удобное кресло с низким столиком, на котором сейчас стояла чашка с горячим травяным настоем, и вид на ратушную площадь — что еще надо пожилому человеку от жизни? В ее возрасте — пожалуй, что и ничего. Это в юности ее мучили вопросы силы и бессилия, власти над природой и людьми, но она давно смирилась. Сгорела изнутри. Остались травы, собранные на окрестных холмах, у реки, на — да-да, она не боится признаться знакомым! — старом кладбище. Лечение тех, кто обратится. Советы тем, кто о них просит. Долгие разговоры — чаще всего ни о чем, но позволяющие убить время и спокойнее пережить появление всех этих новомодных игрушек, на которые так падки люди. И долгие скучные годы впереди.

Она чувствовала в себе еще небольшой запас жизни. Слишком маленький, чтобы всерьез бороться — да и за что? — но достаточный для долгих дней у окна с видом на фонтан. Впрочем, вся эта муравьиная суета, которую люди называют своей жизнью, давно ей наскучила. Даже наблюдение за ними — просто пустая привычка. Была, до этой минуты.