Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 42



— Чай и печенье?

— Да, дочь. Спасибо…

Агата налила две чашки и поставила одну перед отцом. Насыпала печенье из пакета в тарелку, даже разложила его в виде какой-то многоугольной звезды.

— Папа, может нам уехать отсюда, а? Вот прямо сейчас — сесть всем на машину и укатить куда подальше.

Вот как? Оказывается, не он один об этом думает. Агата всегда казалась ему ребенком, совсем еще несмышленышем, а он просто не заметил, как она выросла. Почти выросла — пятнадцать лет, конечно, не совсем взросление, но уже совсем близко.

— Куда, дочь? И как там жить? Все деньги на дом потрачены, еще и занять пришлось. Да и работа здесь теперь. Если уволиться — МаниКэн мне такую рекомендацию накатает, что только собачьей няней возьмут потом работать. И то с опаской: не украду ли ошейник их питомца.

Агата молчала. Над чашками с горячим чаем висели облачка пара, как над собирающимся рвануть вулканом.

— Ты сама веришь, что в доме призрак?

Девушка собралась было рассказать, что в доме еще и труп бывшей хозяйки лежит в подвале, но не решилась. Лири обещал завтра решить эту проблему без полиции, а главное — не сообщая родителям. Уж лучше так. Отцу и без того плохо.

— Я что-то видела, — тихо ответила она. — Не я же на маму накинулась…

— Гм… Да. Тоже верно.

Павел отпил чай и застыл, глядя в темное окно. Нет, там ничего интересного, просто он очень устал. Надо выспаться и все будет хорошо. Завтра все будет по-другому, а сейчас — в постель.

У Агаты в телефоне прозвенел колокольчик. Уведомление. Девушка схватила трубку, прочитала, начала писать что-то в ответ. Да, совсем взрослая, у нее своя жизнь.

— Я спать пойду, дочка… — Она кивнула, не отрываясь от телефона. Павел тяжело встал и вышел из кухни. Вот уже слышен скрип лестницы под его медленными шагами.

«Ты нашла тело Лизы?».

«Да. И кукла с ней. У нее в руке».

«Ясно. Сегодня будет сложная ночь. Попробуй справиться».

«С чем???».

Последний вопрос наставнице остался без ответа. Агате иногда хотелось разбить телефон — надоела эта таинственность! Утомила. Ведь можно же сразу рассказать, чего ждать и чего бояться — но нет. Только так.

Впрочем, это — правила игры с самого начала, с той встречи с Мадлен на заправке. Или ты учишься, или живешь своей жизнью. Обычной. Пустой, где люди копят деньги, ходят по магазинам, работают в банках и допрашивают подозреваемых. Не видя и не слыша того, что их окружает. Не веря в это.

Она привычно стерла переписку.

Кто цель этой ночи, кто? Она сама? Отец? Мать или брат — снова? Знать бы точно, за кого бояться и чего именно ждать. А раз это неизвестно — за всех. И всего. Агата встала и пошла в комнату брата. По крайней мере он будет под присмотром. По дороге она зашла в холл и положила в карман отцовские ключи от машины. На всякий случай. Чтобы потом не искать.

Вик уже спал. Как был — сидя на кровати, зажав в руках по гантели, из-под одеяла торчали ноги в кроссовках с пятнами подвального песка. Сам ведь чувствует, что никакого толка, но все же с оружием. Защитник…





Агата тихонько погасила верхний свет, оставив только ночник на тумбочке. Села прямо на одну из сумок с одеждой, которую брат так и не разобрал после приезда, и стала ждать. Мысленно попыталась вызвать внутри то самое ощущение окна, через которое сюда дует поток силы. Ее ветер. Ни на что иное надеяться не приходилось.

Все попытки были безуспешны. Она — это просто она, та самая девочка… девушка, которая и была всегда. Только росла с годами. Никакой силы, никаких ощущений. Тишина, ветер выл где-то за старинными стенами, и все. А, там же во дворе прятался специальный агент! Может, отнести ему термос с горячим чаем?

Агата взяла телефон, но вдруг поняла, что не знает номера Лири. И свой ему так и не сказала. Смешно, но вместо звонка придется идти. Где он там, интересно? Наверное, в сарае с инструментами покойного кукольника, больше-то и негде. Не за отцовской же машиной и не в пустой собачьей будке. Туда агент и не влезет, исключено.

Она пробралась на кухню и поискала мамин термос — китайский, со смешными цветами жасмина и райской птицей. На секунду замерла, вспоминая, как еще до школы первой ступени пыталась рисовать эту картинку в альбоме. Высунув от усердия язык, лучшими маркерами Вика, за что получила от него по шее, втайне от родителей.

А отец тогда похвалил ее рисунок…

Просто чай или с сахаром? А, ладно — не возвращаться же! Агата сыплет в термос немного заварки, добавляет пяток кусочков темного тростникового сахара и доверху заливает кипятком. Нормально. Иначе он там за ночь околеет, а им еще в кино идти.

Если выживут, конечно.

Во дворе действительно было холодно. Ветер свистел в ветках деревьев, завывал на разные лады, будто ему тоже страшно. Лири на самом деле прятался в сарайчике, несложно было угадать. Перед ним непонятный прибор, ноутбук не ноутбук, но что-то вроде. Только с антенной и приделанной сбоку коробкой. Пока Агата открывала дверцу сарая, скрипя петлями, агент захлопнул свое устройство. Вряд ли девушку обрадовало бы, что на десятке квадратов, расчертивших экран, прямая трансляция из комнат ее дома. Мало кому понравится, что за ним наблюдают, пусть даже из лучших побуждений.

— Чай? — улыбнулся Лири. — Горячий чай? Вы — добрая фея, милая барышня! Здесь и правда очень холодно.

В сарае было не только холодно, но и довольно темно. Конечно, есть лампочка под потолком, но, сидя в засаде, зажигать ее станет только полный дурак. Поэтому все освещение — небольшой фонарик с каким-то хитрым фильтром, стоявший под столом. Вблизи — красноватое зарево, а с пары метров даже не понятно, что это светильник, а не отблеск из окна.

— Я вовсе не фея! — притворно обидевшись, проворчала Агата, но похвала ей была приятна. — Пейте, Бонд. Взболтайте, но не смешивайте.

Лири улыбнулся, в полутьме видно, как блестят его зубы.

— Не ворчите! Я всю ночь на страже. Пока все спокойно?

— Я бы позвала на помощь, если бы что-то случилось. Но по тем двум ночам вывод такой — не усните под утро. Если что и будет, то часа в три-четыре.

Девушка ушла. Специальный агент пожал плечами: пятнадцать лет, рановато для флирта. Но барышня прелестная, не отнять…

Он налил чай в открученную крышку термоса и поставил ее на стол. Спохватился, открыл сложный прибор и увидел на одной из камер, как Агата идет обратно, в комнату брата. Молодец, девчонка! Им бы вообще лучше всем четверым собраться, но родителям, конечно, не объяснишь. Ладно, хотя бы так.

Время тянулось медленно, как резиновое. Цифры в углу экрана не спешили меняться, будто заставляя поторопить их. Но ничего не выходило. Заснуть Лири не боялся, от принятого заранее энергетика бодрости тела — хоть отбавляй. С силой духа после крайне странной смерти комиссара было гораздо хуже: а что если в дом заявится это туманное нечто? И как он поможет — начнет стрелять? Ах да, у него и оружия-то с собой нет. Да и что толку с его табельной «беретты» против мутного призрака, сворачивающего шеи.

А Павлу Фроману снилась погоня. Самая настоящая, как в кино. Он убегал по темной аллее — видимо, какой-то парк, тусклые фонари по обочинам, дальше в стороны лес, а под ногами хрустел гравий. Не видно ни преследователя, ни цели бега — просто гнетущее ощущение, что смерть следует по пятам. И есть, есть еще небольшой шанс удрать, но сил оставалось все меньше. К тому же сколько ни беги — вокруг ничего не менялось. Одиноко и страшно. Он сейчас вовсе не взрослый человек, отец двух детей, а загнанный в темный парк подросток.

Бежать, только бежать!

Он заснул в кресле, чтобы не тревожить разметавшуюся по постели жену, и теперь ему было неудобно. Голова свешивалась вперед, на грудь, а руки, спокойно лежавшие на подлокотниках, упали вниз, будто пытаясь дотянуться до чего-то на полу. Неприятная поза, но во сне ее не сменить.

Он видел впереди дом. Сперва нечетко, в блестящем водяными каплями воздухе — да, здесь идет дождь, противный и мелкий, — а потом уже яснее и яснее. Это был его новый дом. Тот, что он купил в этом странном городе. Тот самый, в котором заснул: Павел понимал, что спит, и в то же время этот бег, эта погоня — тоже были реальны. Но в нормальном мире он бы сейчас продирался через кусты, растущие напротив ворот, по незастроенной домами стороне улицы, а тут — чистая, засыпанная гравием аллея.