Хоккенхаймская ведьма

– Она добрая и мягкая? – Кривился кавалер.

– Да она добрая и мягкая. – Настаивал Брюнхвальд.

Волкова так и подмывало сказать, что вдова настолько мягкая и добрая, что половина города побывало у неё под подолом. Исключительно по доброте душевной. Но благоразумно сдержался.

– Иероним, – продолжал ротмистр серьёзно, – с ней хотят расправиться. В городе куча мерзавцев, которые ненавидят её.

Волкова это ничуть не удивляло. Он готов был уже принять решение Брюнхвальда, к тому же он вдруг вспомнил, что по договору, ротмистр обходился ему в три офицерские порции, то есть один стоил как двенадцать солдат. И кавалер произнёс:

– Ну, что ж, раз так, то оставьте себе пару солдат покрепче, но жалования я вам с сегодняшнего дня больше не плачу.

– Я знал, что на вас можно положиться, мой друг, – как ребёнок обрадовался Брюнхвальд, – пойду, скажу ей, что вы меня отпустили.

Он встал из-за стола.

– Смотрите, что бы вас тут не зарезали, – сказал кавалер всё ещё недовольно.

– Я не позволю этим мерзавцам, – обещал ротмистр.

– Ну, будь по-вашему, ладно. Значит, вас заменит сержант?

– Да, вы ж его знаете, он толковый человек. А меня не зарежут, это ж бюргеры, я и не таких успокаивал. А сержанту я передам дела сейчас же.

– Напоследок скажите ему, что б командовал «сбор», пора собираться, кажется, святые отцы уже прикончили несчастного поросёнка.

Брюнхавльд встал, обошёл стол и вдруг обнял Волкова крепко и сказал:

– Спасибо вам, Иероним.

– Да-да, – отвечал кавалер растерянно, а сам думал: «Вот старый болван, радуется как ребёнок, ладно бы была стоящая баба, а то так – местная потаскуха, которую соседи забьют камнями, если им позволить. Хотя всё дело может быть в сыроварне».

Ротмистр ушёл, вернее, убежал даже, а Волков остался сидеть за столом с кружкой пива. И тут он вспомнил, что у него не так давно тоже была бабенка, которую местные считали шлюхой, и что ему даже пришлось проткнуть ляжку одному сопляку из-за неё на дуэли. Но то была благородная дама! Хотя тоже шлюха, как и вдова. Конечно, сравнивать хозяйку поместья и хозяйку сыроварни было нельзя, это разные женщины, хотя хозяйка сыроварни была чуть симпатичней. В общем, кавалер не пришёл к однозначному выводу, и позвал Ёгана.

– Звали, господин, – спросил тот.

– Сыч пришёл? – Спросил Волков.

– Нет, пьянствует на площади с мужичьём. Там его все угощают. Он вроде как палач!

– Собираться надо, а он пьянствует.

– Уезжаем?

– Да уж, быстрей бы, иначе разорит меня этот трактир. Скажи Максимилиану, чтобы доспех мой собрал. И коня пусть седлает, а ты сундук мой погрузи в большую телегу.

– Да, господин, – Ответил Ёган уходя.

– И Сыча найди, – вслед ему кричал кавалер.

– Да, господин.

Волков лежал на лавке у стола, сгибал и разгибал колено левой ноги и прислушивался к ощущениям, нога, вроде, и не болела, но всё равно не давал чувствовать себя хорошо. Долго согнутой была – болела, мёрзла – болела, в седле долго ехать – опять болит. Он сел на лавке, вздохнул, взял тяжёлую глиняную кружку, допил последние капли пива.

Суета отъезда. Верховые лошади уже осёдланы, тягловые впряжены в телеги. Солдаты пришли, стали таскать нехитрый скарб монахов, грузить его в возы, и тут случилась какая-то заминка. Кавалер не прислушивался к разговором монахов и солдат и был удивлён, когда к нему подошёл монах из писарей и робко сказал:

– Господин, отец Николас просит повременить с отъездом.

– Чего? – Волков едва ли не подпрыгнул на лавке. – Что? Как повременить? Вы там в своём уме?

Он даже и мысли допустить не мог тут остаться, одна ночёвка в этом трактире обходилась ему в талер! Минимум в талер!

– Отец Николас просит предать, что отец Иона крепко занедужил. – Мямлил монах.

Но Волков его уже не слушал, рискуя заработать боль в ноге, он выбирался из-за стола, так быстро, что опрокинул кружку рукой. Пошёл в покои монахов. У двери покоев отца Ионы толпились братья монахи, он их растолкал бесцеремонно, вошёл в покои.

Там был и брат Иоганн, и брат Николас, его монах, брат Ипполит.

Лицо брата Ипполита было серьёзно, аж брови сдвинул, он сидел на краю кровати и держал за руку брата Иону. Тот был лицом сер. Глаза полуприкрыты, на вид он и не дышал даже.

– Что с ним? – Тихо спросил кавалер у отца Николаса.

– Хворь, он давно уже животом скорбен, – отвечал монах. – Ничего, отживёт ещё. Не впервой.

– Кони осёдланы. – Напомнил кавалер. – Солдаты ждут.

– Подождут час-другой, как-никак, он прелат-комиссар. – Блаженно рассуждал отец Николас. – Как лучше станет, так и поедем, а, может, и до завтра подождём.

Кавалер взял под локоть юного лекаря и поволок его в коридор, там, чтобы никто не слышал, спросил:

– Есть у тебя снадобье какое, чтобы дать ему, пусть он в телеге лежит да хворает.

– Нет, господин, – отвечал брат Ипполит, – боюсь, что никуда его везти нельзя.

– Нельзя?

– Нельзя, кровь у него пошла. Боюсь, в дороге только хуже будет.

– Кровь, какая кровь? – Не понимал кавалер.

– Кровь пошла из заднего прохода, видно, кишка какая кровоточит. – Объяснял молодой монах.

– Нажрался поросятины, – зло сказал рыцарь.

– Отцы говорят, он один половину поросёнка скушал.

– Вот-вот, – кивал Волков, который постничал уже не первый день. – И что лошадей распрягать?

– Распрягайте, господин, – сказал монах.

Волков пошёл вниз, велел лошадей распрягать. А потом сел за стол и заказал себе жареной колбасы и пива. Больше он не постничал.

Монахи так и толпились у покоев отца Ионы, солдаты бездельничали на дворе, а он ел колбасу с пивом. А затем попросил себе пирог.

А через час прибежал молодой монах из писарей и сообщил ему, что отец Иона почил.

Глава 10

Тучное тело монаха не без труда шестеро солдат вынесли из покоев, положили в гроб, он уже к вечеру был готов, а гроб донесли до телеги. И повезли в церковь на ночь. Для чтения псалтыря и отпевания. Читать взялись братия усопшего, отец Иоганн и отец Николас, также с ним пошёл читать и какой-то местный поп.

А волков сидел в трактире чернее тучи и надеялся, что утром толстого попа похоронят. И сидеть в этом проклятом городишке им больше не придётся. Он с содроганием думал, что попы затею какой-нибудь траур на три дня, панихиду или траурную трапезу.

Единственное, что его утешало в этой ситуации, так это то, что изрядную зарплату Брюнхвальду платить уже не нужно. А, впрочем, если бы не эти изматывающие мысли о деньгах, он бы грустил. Отец Иона был неплохим человеком.

Так он и сидел мрачный, один за столом, пока не поднял глаз и увидел человека. Кавалер узнал его, это был слуга приболевшего барона.

– Что? – Спросил Волков. – Твой барон хочет со мной поговорить?

– Истинно так, господин. – Слуга барона кланялся.

– Скажи, зайду. Вечером.

Ему нужно было решать вопросы, вопросы эти были сплошь денежные, и их было много. А для этого он должен был точно знать, что будет дальше.

– Вечером. – Повторил он, встал и пошёл в церковь поговорить со святыми отцами.

Отец Иоганн заметил его, оторвался от чтения и подошёл к нему:

– Пришли отдать дань?

– Да, и спросить. Нужно ли будет готовить поминальный обед? Или еще какие-то ритуалы.

– Наш орден, наследник рыцарского орден, и брата павшего мы провожаем пиром, даже во время поста. Но мы в курсе ваших затруднений, мы устроим пир у себя в монастыре, по приезду.

Кавалер кивнул и спросил:

– Нужно ли нам будет соблюсти дни поминовения, три или девять, прежде, чем мы двинемся дальше?

– Двинемся дальше? – Удивился отец Иоганн. – Так как же мы двинемся дальше, если в комиссии нет прелат-комиссара? Нет, друг мой, мы возвращаемся. Дело закончено.

– Неужто вы не сможете заменить отца Иону?

– Да кто посмеет без благословения иерархов взять на себя крест сей? – отец Иоганн даже улыбнулся не к месту, – Нет таких храбрецов, что бы без благословения, самопричинно, отважились Трибунал возглавить.