Страница 54 из 61
На этот раз он чувствовал себя гораздо лучше, чем в прошлое пробуждение. С заметным усилием, но все же сумел открыть глаза. Перед ним появились размытые силуэты непонятных предметов. Что находилось чуть дальше, разобрать не смог, все расплывалось, словно в густом тумане. Ничего не вижу, только тени какие-то, вначале запаниковал он. Потихоньку зрение пришло в норму, Иван оглядеться. Сверху нависал снежно-белый потолок. С трудом, как будто кто-то насыпал в глаза песок, Иван скосил взгляд чуть в сторону, осматривая себя. Он лежал на медицинской койке. Множество проводов выходило из-под прикрывавшей его простыни к белоснежному аппарату слева от кровати. На его вершине поблескивали приборы непонятного назначения. Ныла грудь, но сил было так мало, что даже посмотреть из-за чего, он не мог. В утреннем полумраке, темно-синем и густом, тонули углы комнаты, только из-за стеклянной двери пробивался электрический свет, очерчивая ярко освещенный квадрат пола. У изголовья высилась тумбочка. Помещение, где он находился оказалось совершенно незнакомым. Откуда-то издали доносились звуки женских голосов и шум шагов. С улицы доносился шум ветра и пение птиц. Минуту он молча лежал и рассматривая палату. Ну и что дальше, подумал он. Из коридора послышался торопливый цокот женских туфелек. Открылась дверь, в помещение влетела врачиха средних лет, одетая в белоснежный халат и такой же чепчик. Бросив беглый взгляд на приборы, привычным движением поправила выбившуюся из-под чепчика светлую прядь и подошла к кровати. Бросив на пациента тревожный и изучающий взгляд, спросила.
— Очнулся? Молодец!
— Пить, — еле-еле прохрипел Иван, сухой язык словно царапал небо, а в груди снова проснулась пульсирующая боль.
Перед глазами появился чашка с длинным носиком, заботливо протянутая доктором.
Иван жадно припал к чашке, живительная влага потекла в измученное жаждой горло и дальше по пищеводу. С каждым глотком он чувствовал себя все лучше.
— Ну, как себя чувствуем? — убрав пустую посуду поинтересовалась доктор тем приторно заботливым тоном, каким врачи во все времена общались с больными.
— Уже лучше, где я? — гораздо окрепшим голосом откликнулся Иван.
— Естественно в госпитале, — притворно удивилась врачиха. Затем принялась ощупывать и прослушивать пациента, изредка бросая взгляд на стойку с приборами и сверяясь с чем-то.
Госпиталь был единственным медицинским учреждением на Ковчеге, поэтому Иван сморозил явную глупость. Видимо сказывалось, что он только очнулся и мозг все еще находился в полусонном состоянии.
Иван задумался, а где Машера? Несколько мгновений не говоря ни слова, он пристально разглядывал врача. Ему показалось, что пока он лежал без сознания, произошло что-то непоправимое, просто он пока этого не вспомнил. Страх какой-то особой, тяжелой тоской лег на сердце. С трудом шевеля все еще онемевшими после долгого искусственного сна губами, спросил:
— А я, давно в госпитале? Что со мной случилось?
Врач остановилась, окинула его внимательным и почему-то настороженным взглядом и откликнулась с небольшой заминкой:
— А ты голубчик уже месяц у нас лежишь, еле выходили. Осколок тебя попал в сердце, если бы не аптечка костюма десантника… В последний момент космолет за тобой прилетел. Еще несколько минут и было бы поздно. Пришлось держать тебя в искусственной коме, дожидаясь, пока не вырастят и не имплантируют[22] новое сердце.
Иван несколько мгновений молчал, осмысливая рассказ. «Значит вот почему грудь болит…»
— А мама знает, что я здесь?
Врач удивленно уставилась на Ивана.
— Так она каждый день сюда как на работу приходит. Жди, вечером будет!
Иван, ошеломленный рассказом, тихонько выпустил воздух меж зубов, немного помолчал, отдыхая от утомившего его разговора и переваривая услышанное. На мгновенье ему стало до слез жалко себя, но он тут же подавил эту недостойную мужчины мысль:
— А Машера, Алексей где?
Ответом ему стало молчание, он посмотрел доктору в глаза, но взгляд женщины, почему-то вильнул в сторону. Несколько мгновений он тщетно пытался поймать его, и тут Иван вспомнил все. Как его единственный друг умирал у него на глазах, как он стрелял в Высших, пока сам не получил пулю. Лицо его смертельно побледнело, отчаянно заныла под бинтами грудь. Во взгляде отразилось отчаяние и боль.
Доктор низко наклонилась над больным, внимательно вглядываясь в лицо:
— Ты что никак, помирать собрался? Не для этого мы тебя с того света вытащили! — торопливо возмутилась врач, выдернула из кармана ручной инъектор, что-то подкрутила в нем и воткнула в руку больного. Иван ощутил легкий укол, через несколько секунд мир поплыл перед его глазами, веки потяжелели, и он плавно соскользнул в сон.
Проснулся он через несколько часов, чувствуя себя гораздо лучше, чем утром. Лившийся в окно свет ярко освещая палату. Похоже уже полдень, понял Иван. Откуда-то снаружи, послышалась трель звонка. Через минуту дверь открылась, появилась давешняя врач. В этот раз она выглядела тихой и молчаливой и ограничила общение с больным только самыми необходимыми словами. Вытащив медицинский сканер и осмотрев все, что ее интересовало, врачиха заявила, мол, все хорошо. Отдыхай пока. Включила на прощание головизор, вручила ему пульт управления и умчалась.
Ну что же, хорошо, что ушла, решил Иван, можно спокойно подумать. Ему было невыразимо горестно на душе. Он неподвижно лежал на кровати и смотрел сухими глазами куда-то в потолок. Грудь почти не болела, не отвлекала от невеселых мыслей и не мешала вспоминать Алексея Машеру. Рассудком Иван понимал, что больше никогда не увидит его, а вот сердцем отказывался это принять. Он был даже не другом а братом. И теперь его не стало. Иван погрузился в воспоминания. Однажды, на первом году учебы в колледже он сцепился с парнем со второго курса. Дело чуть не дошло до драки, а Алексей разнял и помирил их. Он вспоминал выражение лица названного брата, когда хоронили погибших на Ауреме ребят. Возвращался мысленно к моменту, когда тот подбадривал его во время сражения у города Наемников…
Вечером, послышался суматошный топот каблучков, входная дверь с шумом распахнулась. В палату ворвалась мама. Наполненными слезами глазами она несколько мгновений смотрела на сына. Взгляд беспокойно бегал по Ивану, раз, за разом останавливаясь на замотанной белоснежным бинтом груди. В первый момент ей показалось, что сын повзрослел на десять лет. Исчезла полудетская пухлость лица, во взгляде чувствовался опыт человека, заглянувшего смерти в глаза, а в густом чубе зазмеилась седая прядь. Лицо бледное и заострившееся, впрочем, глаза уже наполнились живым блеском, позволяя надеяться, что выздоровление идет полным ходом. Детство, минуя юность, сразу перешло в зрелость.
На лице Ивана сама собой наползла радостная и немного печальная улыбка. Мать подошла, остановилась напротив кровати, нервно стискивая руки. Несколько мгновений пытливо вглядывалась в изменившееся лицо Ивана, затем наклонилась и торопливо поцеловала в щеку. Присев на стул рядом с койкой положила на тумбочку пузатый пакет, из которого выглядывали яблоки, груши и еще какие-то фрукты. По внешнему виду сыночка она убедилась, что ему полегчало и тут же засыпала его градом вопросов:
— Сынок! Ну наконец ты очнулся! Как ты себя чувствуешь, где болит? Что ни будь принести? А не хочешь я завтра принесу твой любимый сметанник?
Иван нахмурился, скривившись ответил:
— Мама, ну не начинай!
— Все, все! Не буду! — женщина нетерпеливо замахала руками. Заботливо поправив Ивану одеяло, продолжила, с беспокойством заглядывая сыну в глаза:
— Все же, ты не ответил, как себя чувствуешь? Доктор сказала, что тебе стало получше и твоей жизни ничего не угрожает!
Иван нервно рассмеялся, грудь словно прострелило, заставив на секунду приостановиться. Дождавшись когда боль ушла, покачал головой и ответил:
— Терпимо, учитывая, что месяц провалялся без сознания. Грудь немного ноет.
22
Имплантация — хирургическая операция вживления в ткани чуждых организму структур и материалов.