Армия Наполеона

Несколько подробнее мы остановимся на кавалерийском карабине[318]. Это короткое огнестрельное оружие использовалось гусарами, конными егерями, шеволежерами, а с 1811 года – и кирасирами. В основном наполеоновская кавалерия была вооружена карабинами образца IХ года, однако использовались и более ранние модели – 1786 года и даже 1766-го, особенно часто их можно было встретить в гусарских полках. Основное отличие карабина от ружья – это его размер: общая длина была всего лишь 111,4 см, а вес – 3,29 кг, и способ ношения: карабин носили на пантальере через плечо.

В эпоху Наполеона карабин стал очень распространенным оружием. Достаточно сказать, что с 1802 по 1815 г. мануфактуры империи (Мобеж, Шарлевиль, Версаль, Турин и др.) выпустили 221 420 единиц этого вида оружия[319]. И это несмотря на то, что его тактико-технические данные сильно уступали таковым у пехотного ружья. Как читатель, очевидно, помнит, при стрельбе из ружья с расстояния в 450 шагов (около 300 м) необходимо было целиться в шляпу неприятеля. Фактически такой способ прицеливания означал предельную для относительно меткого выстрела дистанцию. Из карабина подобным образом надо было целиться уже в 195 шагах (125 м), иначе говоря, дистанция предельной стрельбы карабина была в два с половиной раза меньше, чем у ружья. Тем не менее карабин широко использовался легкой конницей, так как он был незаменим для службы на аванпостах, в боевом охранении, а также в тех случаях, когда кавалеристы вынуждены были вести бой в пешем строю.

Марбо, в 1812 году полковник 23-го конно-егерского, вспоминал о боях на Березине: «…необходимо было перейти мост, но, чтобы его взять, требовалась пехота, а наша находилась еще в трех лье от Борисова. Чтобы заменить ее, прибывший в это время маршал Удино приказал генералу Кастексу спешить три четверти кавалеристов его бригады. Они, вооружившись карабинами и построившись в маленький батальон, должны были атаковать мост. Мы поспешили исполнить приказание и, оставив наших коней на улице под охраной нескольких солдат, отправились к реке. Нас вел генерал Кастекс, который в этом опасном предприятии пожелал быть во главе своей бригады»[320].

Куда менее очевидной была необходимость такого оружия в кирасирских полках, ведь тяжелой коннице практически не приходилось нести аванпостной службы. Тем не менее в период подготовки к русской кампании Наполеон принял решение вооружить карабинами полки кирасир и шеволежеров-улан, приданных кирасирским дивизиям. «Признано, что кавалерии, имеющей кирасы, трудно пользоваться карабинами, – писал император военному министру в 1811 году, – тем не менее было бы абсурдно, если бы 3–4 тысячи этих храбрецов были захвачены врасплох на постое или остановлены на марше двумя ротами вольтижеров. Поэтому их необходимо вооружить (т. е. снабдить кирасир карабинами)»[321].

В результате дивизии тяжелой кавалерии перед вступлением в русский поход получили карабин, носимый через плечо на пантальере. Однако, это оружие, столь успешно употребляемое гусарами и конными егерями, оказалось нерациональным для кирасир и улан. «Наполеон не был кавалеристом, – писал позже уже известный нам де Брак, – Для него кони могли нести любой вес, питаться где угодно и идти повсюду… Мы получили приказ вооружаться карабинами, да еще и со штыком. Таким образом, каждый из наших улан был вооружен пикой, саблей, пистолетом, карабином и штыком… Так мы отправились в московскую кампанию… Наши уланы, изнуренные от того, что были вынуждены почти всегда идти пешком, чтобы облегчить своих коней, уступили без труда совету здравого смысла, который подсказал им, что носить с собой целый арсенал было бесполезно и смешно, и потому они освобождались от половины этой опасной некавалерийской роскоши»[322].

Если вооружение тяжелой, а также пиконосной конницы карабином вызывало немало сомнений, то необходимость наличия пистолетов, будь то у кирасира, будь то у гусара или улана, была очевидной. Все французские кавалеристы эпохи 1-й Империи имели в обязательном порядке один-два пистолета в седельных кобурах. В большинстве своем это были пистолеты модели IX и XIII гг., но встречались и более ранние образцы, в частности, модель 1763 года, а некоторые из кавалеристов имели на вооружении даже пистолеты, изготовленные в первой половине XVIII века. Часто использовались и трофейные экземпляры. Были, наконец, и специальные пистолеты для жандармерии, для мамелюков и для генералитета. В общем же за годы империи поступило на вооружение около 400 тысяч пистолетов. Из них 300 тысяч – это пистолеты образца ХIII года, 80 тысяч – пистолеты образца IX года, оставшиеся 20 тысяч приходятся на прочие модели этого вида ручного огнестрельного оружия.

По своим параметрам пистолет, как нетрудно предположить, сильно отличался от ружья и даже от мушкетона. Естественно, что он был легче и короче: пистолет модели ХIII года весил 1,29 кг, его общая длина составляла 37 см. Но особенно разительно отличались его тактико-технические данные. Так, прицельная дальность стрельбы из пистолета была такой, что практики военного дела рекомендовали стрелять из него предпочтительно… в упор! «Для этого не надо тщательно целиться, – вполне здраво отмечает де Брак, – но нельзя, чтобы конец ствола касался тела врага, потому что пистолет в этом случае может разорваться и ранить самого стреляющего»[323]. Конечно, стреляли и с десяти, и с двадцати и более шагов, однако точность при этом была невелика. Необходимо также добавить, что при стрельбе с коня на рыси в 50 % случаев пистолет давал осечку, а на галопе – в 75 %![324]

Несмотря на это пистолет широко применялся. 400 тысяч использованных экземпляров говорят сами за себя. Как и карабин, он использовался, прежде всего на аванпостах, в патрулях, в разведках, в цепи стрелков. Однако в дополнение к этому кавалеристы часто использовали пистолет и в момент схватки. Де Брак советовал своим конным егерям прикрепить пистолет на длинном шнуре к притороченной к седлу кобуре. Тогда с саблей, подвешенной за темляк к запястью, держа пистолет в руке, можно было атаковать одиночных всадников врага. В случае промаха пистолет отбрасывался в левую сторону, а сабля перехватывалась в руку. Почему именно в левую сторону? Дело в том, что пистолет, когда он был один, носился в правой кобуре. Привязав его на длинном ремешке к этой кобуре, было бы неразумно бросать его рядом с собой, тогда, он повис бы очень низко и болтался бы под ногами лошади. Будучи брошен влево, он повисал достаточно высоко, ибо ремешок проходил поверх вальтрапа[325].

Мемуары кавалеристов эпохи империи пестрят примерами употребления пистолетов в бою и показывают, что, несмотря на все их несовершенство, кремневые пистолеты не залеживались в кобурах. Вот, например, эпизод из кампании 1807 года, который рассказывает Паркен, тогда унтер-офицер 20-го конно-егерского полка: «С пистолетом в руке я устремился по равнине в галоп по направлению к группе казаков и, приблизившись к ним на десять шагов, выстрелил. Один из казаков упал. Пока все шло хорошо. Но неприятель атаковал меня, и я был вынужден отходить, чтобы добраться до линии наших стрелков. Но мой плохо подкованный конь поскользнулся и упал подо мной на снег. В этот критический момент я был бы, конечно, убит или взят в плен, если бы меня не спасло хладнокровие. Быстро выбравшись из-под упавшего коня, который тотчас же встал на ноги, и, взяв его за повод и взведя курок, по очереди направлял свой пистолет на казаков, которые приближались ко мне ближе других. Так я сумел сдержать врага до тех пор, пока ко мне на помощь не подоспел офицер 3-го гусарского полка г-н де Бомест…»[326].

318

По французской терминологии кавалерийский карабин назывался «мушкетоном» (mousqueton), т. е. «маленьким мушкетом», а карабином (carabine) назывался только штуцер.

319

Mirouze L. Le mousqueton de cavalerie modèle An IX. // Tradition N 14, fevr. 1988, p. 32.

320

Marbot M. de. Mémoires du général baron de Marbot. R, 1891, t. 3, p. 186.

321

Correspondance… t. 23, p. 4.

322

Brack de. Notes sur l’arme des lanciers. R, 1833. // Цит. по: Rétard M. Le cheveau-léger-lancier français en 1812. // Tradition N 51, avr. 1991, p. 16.

323

Brack F de. Op. cit., p. 51.

324

Viau J.-L. Le pistolet modèle An XIII. // Tradition N 3, mars 1987, p. 33.

325

Brack F. de. Op. cit., p. 53.

326

Rarquin D.-C. Souvenirs et campagnes d’un vieux soldat de l’Empire. R, 1843.