Ангел-стажёр

Отцы-архангелы продолжали шутить - в ушах у меня явственно зазвучал голос Татьяны. Я не стал прислушиваться - окончательно плюнув на осторожность, вызвал темного гения. Пусть лучше он булькает.

- Пронзил луч света мрак пучины, - не обманул он мои ожидания, - и заметались тени в ней…

- Отстань, - нетерпеливо отмахнулся я от него, - времени мало.

Выслушав мое предположение, что указанные тени могут опять Татьяну целителям на съедение отдать, темный гений скептически хмыкнул.

- Не думаю, - безапелляционно заявил он мне. - Если ее просканируют, то не только возврат памяти обнаружат, но и все, чему она здесь научилась. На такое ни одна рука не поднимется.

- Еще лучше! - похолодел я. - А если ее там и запрут навечно, для изучения уникального феномена?

- На такое я ни одной руке подняться не позволю, - спокойно возразил он мне.

- Я тебя прошу, - никак не разделил я его спокойствие, - пусть никакая рука вообще никак на нее подняться не сможет!

- Никто не в силах с небосвода украсть ярчайшую звезду, - глубокомысленно изрек темный гений.

На меня опять накатило искушение вызвать Татьяну. Ну да, и сообщить, что ей снова могут память вычистить? И что единственной преградой на пути к повторной экзекуции остался темный? И что для своего героя она действительно превратилась в ту самую недостижимую звезду?

Нет, нужно рассуждать логически. Темный гений не случайно такое прозвище носит - темный гений и физически нас со Стасом чуть не загонял - темный гений был на все готов ради совместной с ней работы - темный гений никому не даст лишить себя этой перспективы. Лишь бы он только не увлекся и меня в разряд «никому» не записал.

Я не заметил, как уснул, и всю ночь меня даже во сне болтало, как в бурном море. Между доводящим меня до исступления желанием услышать ее голос, ясным до бешенства осознанием своего бессилия, разъедающей мое самоуважение необходимостью надеяться на темного гения, слепящим до рези в глазах пониманием, что тот действует и всегда будет действовать исключительно в своих интересах…

Впервые в жизни любимая стихия чуть не накрыла меня с головой.

Выдернул меня из нее Стас.

Внештатники, как выяснилось, и на этот раз времени даром не теряли, но вместо массовых облав занялись точечной установкой силков и капканов - допросив всех моих соавторов на предмет совпадения их слов с моими.

Стас с Тошей разыграли блестящий дуэт. Они оба подтвердили мою настоятельную просьбу дополнить мои воспоминания своими собственными - и пошли дальше, перечеркнув все мои усилия вывести их из-под удара.

Стас подчеркнул, что изначально глубоко сомневался в успехе моей затеи и ничуть не удивился, когда из нее ничего таки не вышло. О чем и сказал мне - и сразу, и потом. После чего не терпящий никакой критики я перестал с ним общаться. В результате чего все тот же самоуверенный я не поставил его в известность о своих дальнейших планах в отношении воспоминаний. Вследствие чего шанс разоблачить подрывную деятельность отдельных представителей нашего сообщества, возомнивших себя выше закона, был утерян, вылившись в мелкое хулиганство.

Насколько я понял, именно в этом месте Стас разошелся не на шутку, и внештатникам мало не показалось. Он прямо повесил на них закулисную деятельность неподсудного отдела, обвинив их в пренебрежении своими должностными обязанностями. А возможно, зловеще добавил он, и в прямом сговоре с разрушителями светлого образа нашего сообщества, в природе коего сговора надлежит разобраться специально созданной комиссии.

Я раз за разом представлял себе эту сцену до самого вызова на следующий допрос.

Тоша изобразил из себя гейзер бурлящего энтузиазма. Он заявил, что сразу поддержал мое идею и безоговорочно верил в ее успех. При этом он давил на ответственность хранителя, которой я оказался ярчайшим примером. И переходящую все границы необъективность наблюдателей, которой я оказался стоической жертвой.

Провал моей идеи Тоша тоже уверенно объяснил кознями наблюдателей и твердо заявил, что мои последующие намерения разоблачить их всецело совпадают с общей тенденцией в нашем сообществе. Насколько я понял, внештатники выслушали лавину примеров углубляющегося интереса вышеупомянутого сообщества к ангельским потомкам - вопреки мнению наблюдателей о последних.

Под конец Тоша заявил, что никому не позволено пятнать светлый облик нашего сообщества коварством и мстительностью, присущими исключительно темным, и посему наблюдатели обречены на поражение в борьбе, которой я оказался несгибаемым героем.

Эту сцену я даже на мгновение не позволил себе представить, чтобы отцы-архангелы не уловили ее в моих мыслях и не организовали мне новые условия, в которых опять геройствовать придется.

Не избежал внимания внештатников и Киса. В разговоре с ним их интересовало, какими мотивами руководствовалась Марина, соглашаясь на написание воспоминаний, и почему он не лишил ее этих мотивов внушением. Киса явил им лик образцового хранителя, отвечая на каждый вопрос: «Это - конфиденциальная информация, разглашение которой может повредить интересам моей подопечной».

Обратную сторону этого лика они увидели, пригрозив прямым обращением к Марине. Пункты нашего устава в отношении разрешенных мер для устранения угрозы подопечным он им, скорее всего, зачитал своим обычным монотонным голосом, но внештатники, похоже, поверили в его решимость использовать весь арсенал методов сопротивления - допроса Марины не последовало.

Схватку Кисы с внештатниками я не смог себе представить, как ни старался. В глубине души я был почти уверен, что он не ее от них защищал, а совсем наоборот - стиль Марины в беседе с ангелами был мне знаком не понаслышке. Не окажись они столь трусливыми, для моих последующих допросов, пожалуй, пришлось бы новую бригаду искать.

А вот в чем состоял и чем закончился разговор внештатников с Максом, оставалось покрыто мраком тайны. С тревогой вперемешку с раздражением Стас сообщил мне, что Макс перестал выходить на связь. Даже с Мариной и Дарой.

На мое предложение связаться с темным гением, Стас уверенно ответил, что, если бы Макса задержали, темные бы уже бучу подняли и он бы ее только поддержал - юрисдикция внештатников только на наши подразделения распространяется.

Я не смог разделить его уверенность - Макс исчезает по собственной воле, оставив свою ненаглядную Дару без своей постоянной опеки?

Ответ на этот вопрос я получил во время следующего допроса. Прямо в самом начале его.

- Из каких соображений, - начал внештатник, как только я опустился на стул перед его столом, - Вы привлекли к созданию своих мемуаров представителя темного течения?

- Я его не привлекал, - покачал я головой. - Он от кого-то узнал о них и сам вызвался заполнить некоторые пробелы.

- И Вас это не удивило? - прищурился он.

- Поскольку речь в них шла о земных событиях, - пожал я плечами, - не имеющих отношения к обычной деятельности темных, я не увидел в его участии никакого вреда. Да и этот представитель уже давно сотрудничал со службой внешней охраны. Хотя сейчас, - задумчиво нахмурился я, - мне кажется, что обязательно нужно поинтересоваться его мотивами.

- Поинтересуемся, - зловеще произнес внештатник.

- Вы его еще не опрашивали? - изобразил я крайнею степень озадаченности.

- Он вызван в их расположение, - ответил он, внимательно следя за моим лицом. - Нам пришлось делать официальный запрос на беседу с ним. Запрос все еще рассматривается.

Я оказался совершенно не готов к затопившей меня волне облегчения. Пришлось срочно маскировать его под озарение.

- Теперь все становится понятным! - воскликнул я, хлопнув себя ладонью по лбу и прикрыв ею заодно часть лица. - Теперь все становится на свои места - в свете последующих событий.

- Каких событий? - весь подобрался внештатник.

Если Макс вне пределов их досягаемости, можно спокойно переходить к последнему акту спектакля. Его мы со Стасом накануне снова детально обсудили. Он раз двадцать напомнил мне о необходимости потянуть время еще хотя бы сутки. Потом Татьяну ждет распределение, а меня - инсценированное похищение. И можно будет опускать занавес, который скроет нас с ней от чрезмерного внимания родных пенат.