Страница 161 из 208
Скрипнув зубами, я молча пошел дальше, ускоряя шаг по мере приближения к входной двери. Вот прямо перед ней моя удача и закончилась - дверь оказалась закрыта. Наглухо. Даже не шелохнулась, когда я плечом на нее налег.
- Немедленно проводите меня к своему начальству! - повернулся я, наконец, к внештатникам, с интересом наблюдавшим за моим пыхтением.
- Такого приказа не было, - доверительно сообщил мне все тот же, которого, наверно, тоже приказом спикером караула назначили. - Но Вы в полном праве обратиться к своему.
- Можете в этом не сомневаться, - уверил я его, закипая. - Я требую встречи с…
До меня вдруг дошло, что мне больше не к кому обратиться за помощью. В смысле, официально. У меня больше нет начальства. От хранителей я ушел, ни к какому новому отделу еще не прибился, а моя миссия у аналитиков уже закончилась. Даже мой последний отчет самым замечательным образом им и без меня передадут.
Не в меру болтливый внештатник вопросительно смотрел на меня, с любопытством склонив голову к плечу в ожидании окончания моей фразы. У остальных двоих в глазах плескалось истинное наслаждение.
Именно это выражение и расставило все точки над i. Никуда моя пыточная камера не делась - ее просто расширили; и в ее пределах насилие ко мне никто применять не будет - наоборот, это меня на него провоцируют. Все мои остальные преступления еще доказать нужно, а так повод для репрессий прямо на лицах моего конвоя наблюдаться будет.
Но не возвращаться же мне назад с видом побитой собаки! Я пошел дальше по коридору, методично проверяя все двери на своем пути. Так и есть - еще одна имитация!
Если бы не этот эскорт за спиной, я мог бы голову дать на отсечение, что у меня пытаются вызвать неотвязные воспоминания о том первом разе, когда меня с земли выдернули. Тогда меня поместили на точно такой же - а может, и этот самый - этаж, на котором были заперты все двери, кроме одной. Ведущей в точную копию Татьяниной гостиной.
И на разбирательство несанкционированного перехода в видимость меня тогда совсем не сразу вызвали.
И мои надежды снова увидеть Татьяну с каждой минутой тогда становились все призрачнее…
Обойдя весь этаж по коридору, я молча зашел в свою комфортную до отвращения камеру и сам, с грохотом, захлопнул за собой дверь. Ладно, хоть один плюс обнаружился - если все двери вокруг заперты, значит, там никто не прячется.
Ожидать моего спонтанного выхода они не могли. И знать, куда я направлюсь, тоже. И топтались за мной, как привязанные, всю дорогу. И перемычки у нас не приняты, чтобы мгновенный сигнал сидящему в засаде послать. А через оператора к своему начальству взывать, чтобы оно с начальством целителей связалось, чтобы то своему сотруднику команду запереться дало…
Нет, если и появится прикомандированный целитель, чтобы у меня в мыслях доказательства моей вины найти, то прямо среди внештатников и, скорее всего, на самом допросе. На который меня, видимо, вызовут, когда сочтут достаточно обессилевшим от неизвестности и старательно подготовленных дежавю.
Из чего следует, что для ускорения процесса надо начинать изображать трагическое бессилие прямо сейчас. Точно же, гады, наблюдают!
Я медленно обвел взглядом обстановку, в которой каждая мельчайшая деталь криком кричала мне о Татьяне. Вместо тоски в душе взметнулось бешенство - сколько еще раз нужно им, темные их побери, доказывать, что никто ее у меня не отберет?
Чтобы не испортить картину уныния ударом кулака по ближайшей стене, я старательно сгорбился, прошаркал в гостиную и грузно опустился на диван. Через пару минут скорбное выражение начало сползать с лица, выставляя напоказ оскаленные зубы.
Согнувшись, я закрыл лицо руками, уперев локти в колени. Непривычная поза продержалась недолго - спина заныла, локти впились в колени и правая нога задергалась, посылая тычки ладоней прямо в челюсть. Да знаю я, что действовать надо, а не сиднем сидеть - не хватало еще, чтобы мои собственные конечности мне об этом напоминали!
Я повалился на бок на диван, скрючился на нем и прикрыл локтем голову. Вот так-то лучше: скорбная мина - это вам не мысленный блок, ее не закрепишь. А под прикрытием последнего и страдальческой позы самое время приступать к подготовке своей версии на допросе.
Однозначно против меня свидетельствуют только наши воспоминания. Я был почти уверен, что донесли на меня администраторы. Больше некому.
В самом страшном сне не мог я себе представить, чтобы подручные Стаса сделали хоть один шаг без его приказа.
И целители прямо тряслись от желания изучить нашу историю - ее изъятие для приобщения к моему делу точно не в их интересах.
И в братьях-хранителях я был на сто процентов уверен.
Не говоря уже о том, что решись любой из вышеперечисленных на разоблачение подрывной деятельности, меня бы намного раньше задержали.
А вот администраторам, видно, мало показалось свести со мной счеты в своем павильоне. Вообще-то странно, что они так быстро подложенные мной экземпляры воспоминаний нашли - нет, чтобы с такой оперативностью на заявки полевых работников реагировать! И руководству мгновенно доложили, и то все бросило, чтобы об инциденте по инстанции доложить…
И все для того, чтобы насолить обычному хранителю, который - страшно сказать, сколько лет назад! - имел наглость попросить у них пару раз дополнительные средства на еду и самую элементарную одежду. Такие злопамятность и мелочность как нельзя лучше вписывались в мое представление об администраторах.
Впрочем, подумал я, если родные пенаты не смущает демонстрация совсем не ангельских качеств целым весьма уважаемым отделом, то можно взять их методы на вооружение. И в этом случае позднее разоблачение мне тоже на руку сыграет.
Во время грядущего разбирательства вопрос о наших воспоминаниях обязательно возникнет. Причем, сразу - у внештатников это единственная неопровержимая улика против меня. Нужно сделать так, чтобы именно вокруг нее все допросы и крутились как можно дольше - в идеале, до тех пор, пока Стас Татьяну из родных пенат на землю не ушлет. Потом, даже если меня мысленным насильникам отдадут, это будет уже не важно.
В истории возникновения наших воспоминаний я решил максимально придерживаются правды. У меня не было ни малейшего сомнения, что внештатники допросят всех моих ангельских соавторов, и мельчайшее несовпадение в наших показаниях тут же приблизит момент вторжения в мое, по крайней мере, сознание для подтверждения их достоверности.
Я только порадовался тому, что Тоша хоть на этот раз оказался далеко от эпицентра событий. За Стаса с Максом можно не волноваться - попытка у них в головах покопаться без жертв не обойдется.
Я даже цель написания нашей истории решил не скрывать. И твердо стоять на том, что она не была достигнута. Я вновь натянул на лицо под локтем скорбную мину - старательно, до мелочей, фиксируя положение мышц. Вот это действие нужно довести до автоматизма - для аккомпанемента признанию в том, что и мои последующие попытки вызвать интерес у Татьяны также провалились.
Я скрупулезно перебрал в уме все события, произошедшие с момента возвращения ее памяти. И в совершенно другом свете увидел ее индивидуальную программу у Стаса, ее увлеченность целительством и ее обиженную отстраненность у администраторов. Да, в последнее время мы немного забыли об осторожности, слишком часто показываясь в обществе друг друга, но знаменитая Татьянина сдержанность давала мне отличный шанс горько констатировать, что моя настойчивость разбилась вдребезги о ее равнодушие…
Ну да, если только она не забыла о нашем договоре и дальше изображать ее полную амнезию и не вспомнила свои земные обещания внештатникам всех кругов ада, если ей меня не вернут. Я в очередной раз пожалел, что память не вернулась к ней чуть-чуть более избирательно - я и в те разы места себе не находил, оставляя ее на земле. А сейчас, когда родные пенаты в прямом смысле оказались в пределах ее досягаемости, она же вообще может начать их направо и налево крушить - вместе с моей тщательно выстроенной версией!