Ангел-стажёр

Лишь только услышав это имя, я практически не сомневался в продолжении. По всей видимости, всеобщий любимчик выказал недовольство тем, что центр внимания сместился от его особы в сторону моей дочери. Не исключено, что именно поэтому он вновь отдалил ее от себя, мстя за потерю популярности. Вот как только ей глаза открыть на очевидные истины?

- Игорю некому положительную характеристику давать, - вновь обрел дар речи светлый энтузиаст, но уже замогильным тоном и глядя себе под ноги. - Анатолия нет, мне в этом праве отказали, а его наблюдатель точно продолжает доносы на него строчить. Нужно срочно воспоминания писать, - добавил он, просительно заглядывая мне в глаза.

Я не имел ни малейшего намерения выступать адвокатом любимчика светлых. Можно было не сомневаться, что в этих мемуарах у него их и без меня вполне достаточно обнаружится. Свою задачу в этом проекте я видел в максимально полном и доступном изложении позиции своего отдела.

Я написал свою часть на одном дыхании. С одной стороны, меня ограничили довольно узким временным промежутком, а с другой - накопилось за все эти годы, и фразы ложились на бумагу одна за другой, словно я их в лицо бросал нашим оппонентам, закостеневшим в уверенности в своей непогрешимости.

Затем мне пришлось ждать своих соавторов. И меня ничуть не удивило, что больше всего времени понадобилось карающему мечу - он, надо понимать, не один день разбирался, каким концом ручку к бумаге прикладывать. Изящная словесность - дама тонкая: приказам не подчиняется и требует обходительности и воображения.

Чтобы хоть как-то отвлечься от снедающего меня нетерпения, я написал еще и свои личные мемуары, в которых в мельчайших подробностях изложил все до единого свои воспоминания о Даре.

Сделал я это по двум причинам. Для начала, перечитав свое первое творение, я решил, что был в нем, пожалуй, немного резок. К такому же выводу очевидно пришла и моя дочь. Через несколько дней после того, как я передал ее опекуну свою главу, она позвонила мне.

- В отношении Игоря ты не прав, - сухо проговорила она, едва поздоровавшись. - И однажды тебе придется это признать. Надеюсь, мне в лицо.

- Договорились, - легко согласился я. - А если я окажусь прав, это признаешь ты. Тоже мне в лицо.

Переписывать свою главу я не стал даже в угоду ей. В ней был запечатлел крик моей души - и как представителя альтернативного и, прямо скажем, гонимого меньшинства, и как ущемленного во всех правах ее отца - и я решительно отказался смягчить хоть единое свое слово.

Но самое главное - я скрупулезно записал свои воспоминания на тот случай, если мне все же не удастся уберечь Дару от судьбы Татьяны. И моя уже глубоко укоренившаяся настороженность в отношении светлых и в этот раз оказалась оправданной.

Как только мемуары были, наконец, готовы, я немедленно передал их своему главе. И на следующий же день выяснилось, что светлые молниеносно ввели новые драконовские правила, которые практически перечеркнули возможность нашего с ними неконтролируемого контакта.

На срочной встрече с моим главой мы пришли к выводу, что светлые установили у себя тотальную слежку и что заявление карающего меча о своей неподвластности ей является пустой бравадой.

- Собственно говоря, - добавил мой глава с легкой усмешкой, - мы можем извлечь из их паранойи определенную выгоду.

Я вопросительно глянул на него.

- Мы передадим эти материалы, - сказал он, вручая мне мемуары, - непосредственно в руки потенциального лидера протеста. И таким образом установим с ним искомый контакт. Займется этим наиболее подходящий для этой миссии сотрудник. Вас я попрошу дать ему как можно более подробную характеристику его объекта.

Так я имел честь лично познакомиться с самым выдающимся, не побоюсь этого слова, представителем нашего течения.

Так же, как у светлых, имена у нас не практикуются. но некая персонализация все же присутствует. В некотором виде она есть и у светлых, но исключительно по виду деятельности - мы же различаем коллег скорее по личным качествам, проявляемым в работе.

Есть среди нас тараны, миражи, химеры, фейерверки, удавы и прочая. Каждая категория сотрудников специализируется на определенных человеческих слабостях, воздействие на которые позволяет определить истинную природу человека.

Разумеется, есть среди нас и асы, освоившие множество методик испытания человеческой личности. Без ложной скромности замечу, что к ним принадлежит и ваш покорный слуга.

Но кроме всех них, есть у нас абсолютно уникальный сотрудник - единственный в своей категории, которого все остальные называют Гений. Именно так - с большой буквы и почтительным, приглушенным голосом. Всей нашей тактикой и стратегией, позволяющими нам успешно противостоять столь долгие годы колоссальному давлению светлых, мы обязаны именно ему.

В том трепете, который он вызывает у всех без исключения наших сотрудников, немалую роль играет его загадочность. Мало кому из нас случалось встретиться с ним - в лучшем случае, отдельные счастливчики видели его издалека. Благодаря созданной нам светлыми репутации, сотрудников у нас немного, и в нашей одинокой крепости, осажденной со всех сторон милосердными и великодушными оппонентами, пустует много помещений и даже этажей. Апартаменты Гения находятся на одном из них - и мне было даровано право доступа в них.

При ближайшем рассмотрении, однако, мне показалось, что я слегка преувеличил оказанную мне честь. Помещение, в котором принял меня Гений, не отличалось даже чрезмерным комфортом, не говоря уже о роскоши. По всей видимости, он назначил мне встречу в первой попавшейся комнате на первом же пустующем этаже.

Он также удивил меня своей внешностью. С первого взгляда я бы даже не принял его за своего коллегу. Речь вовсе не об особой привлекательности, которую люди, с подачи злых светлых языков, приписывают всем нам без исключения. Скорее, бесчисленные годы всевозможных нападок и гонений выработали в каждом из нас непоколебимую стойкость и несгибаемость, которые на земле называют харизмой.

От Гения никакой волны силы духа не исходило. Напротив - появлялось желание ослабить железный захват самодисциплины и выплеснуть наружу потаенные мысли и чувства.

- Я вижу, что Вы разочарованы, - рассмеялся Гений, и я понял, что мое сознание только что было просканировано.

Я чуть нахмурился - вторжение в мозг коллеги, без его разрешения, у нас не приветствовалось.

- Я просто хотел сэкономить Ваше и свое время, - опять словно ответил он на мою не высказанную мысль. - Не волнуйтесь, я извлек только то, что имеет отношение к этому трактату, - он кивнул на мемуары у меня подмышкой. - Все остальное осталось вне моего внимания.

Я нахмурился еще больше - похоже, мне придется забыть о своем принципе не ставить мысленный блок у себя в отделе. Но о каком бы то ни было замечании Гению не могло быть и речи. Так и не найдя, что ответить, я молча протянул ему мемуары.

Он жадно схватил их, принялся листать, словно начисто забыв о моем существовании, затем спохватился, закрыл мемуары и, со страдальческой гримасой, аккуратно положил их на стол, у которого мы устроились.

- Я готов … почти готов выслушать все, что Вы можете вспомнить о необычном хранителе, - изрек он, пригвоздив меня к стулу пронизывающим взглядом, и мое впечатление неуклюжего увальня мгновенно испарилось.

Я постарался сделать свой рассказ об Анатолии максимально объективным, что прямо и непосредственно определило его краткость.

Гений выслушал меня, не перебив ни единым словом.

- Если я правильно Вас понял, - произнес он задумчиво, когда я закончил, - Вы предлагаете мне быть готовым к любым неожиданностям со стороны этого светлого.

- Абсолютно! - склонил я голову перед подтверждением способности Гения мгновенно увидеть суть явления.

- А Вы уверены, что мы о светлом говорим? - склонил он голову совершенно иначе - с задорным недоумением. - Как-то не соответствует это типичному образу законопослушного представителя доминирующей доктрины.