Завещание (ЛП)

— Увидимся вечером, — сказал он, отстраняясь.

— Непременно, — ответила я.

Еще одна улыбка в его глазах, прежде чем он поднялся, поцеловал меня в висок, и я смотрела, как он выходит из комнаты.

Именно тогда я улыбнулась про себя и обвила руками его подушку.

Через пять минут после этого я вспомнила, что у меня была встреча за ланчем с Алиссой, и мне нужно было вернуться в Лавандовый Дом за вещами, так как вся одежда, которую я привезла, была грязной. Кроме того, нужно было заняться стиркой. И мне нужно было убедиться, что у нас есть то, что нужно на сегодняшний ужин.

А это означало, что мне пора было двигаться.

Я вылезла из постели, собрала с пола свою одежду, и пошла готовиться к новому дню (снова).

Но когда я закончила и направилась к лестнице, что-то привлекло мое внимание.

Я повернулась, чтобы заглянуть в кабинет Джейка, и остановилась как вкопанная.

На его столе стояла моя фотография в рамке.

Я затрясла головой, глядя на нее.

Я знала эту фотографию. Генри сделал ее несколько лет назад. Мы были на пляже в Каннах. Фотосессия была завершена накануне. Генри решил, что мы останемся еще на пару дней, чтобы расслабиться. Мы гуляли по пляжу, и Генри заставлял меня смеяться.

Это было хорошее воспоминание, теперь горько-сладкое.

С какой стати у Джейка эта фотография?

Я вошла в комнату, мысли и вопросы переполняли мой мозг.

Когда Генри отдал эту фотографию бабушке, та, должно быть, отдала ее Джейку.

Но почему?

И я не часто бывала в кабинете Джейка, но бывала там не раз и никогда не видела эту фотографию. На самом деле верхний правый ящик его стола, который всегда был закрыт, теперь был открыт.

Может, фотография находилась там?

А если да, то почему он держал ее в ящике стола?

Я подумала, что, возможно, он забыл, что она у него есть, по какой бы причине бабушка не дала ее ему. Одна из многих вещей, которые она делала в отношении Джейка за последние семь лет, о которых я была не в курсе, но перестала беспокоиться, поскольку не могла возразить конечным результатам.

При этой мысли у меня перехватило горло, когда я увидела в ящике стопку конвертов, перевязанных голубой лентой.

— О Боже, — прошептала я, слова звучали сдавленно, когда я смотрела на эти конверты.

Я знала, что это такое. За последние двадцать лет я достаточно часто видела их на бабушкином столе.

А у Джейка они лежали в ящике стола вместе с моей фотографией.

Почему?

Зачем они ему понадобились?

Должно быть, их ему отдала бабушка, но зачем ей это понадобилось?

И почему он не сказал мне, что они у него есть?

Почему?

Я медленно протянула руку и обхватила пальцами стопку. Что-то очень неприятное промелькнуло во мне, когда я наткнулась на бумагу и вытащила ее из ящика, тем самым доказав, что она настоящая. Они были там.

Вся моя история. Вся моя жизнь.

В письмах.

В столе Джейка.

Бабушка не рассказывала Джейку обо мне, бабушка не отдавала меня ему по завещанию.

Она уже отдала меня ему. Полностью.

Но она ничего не сказала мне.

И он тоже.

— Детка, забыл свой бумажник, — крикнул Джейк совсем рядом, и я резко повернулась к двери.

Я увидела его на лестничной площадке, и я также увидела, как он повернул голову, увидев меня, увидев то, что я держала в руке, и остановился как вкопанный.

И по выражению его лица я поняла, что эта фотография, эти письма, они не были чем-то, о чем он забыл и оттого забыл сказать мне, что они у него есть.

Нет, они были чем-то, что он скрывал.

У честного, настоящего, откровенного Джейка Спира, который рассказывал мне все, имелась тайна, которую он скрывал.

От меня.

Он вошел в комнату, его глаза встретились с моими, и начал:

— Лисичка…

Я слегка приподняла письма и прервала его, спросив:

— Их дала тебе бабушка?

Он остановился на необычном расстоянии, то есть на любом расстоянии вообще, и ответил очень неподобающе.

— Что ты делала в моем столе, детка?

— Их дала тебе бабушка? — повторила я.

Он не ответил. Он повторил свой вопрос.

— Что ты делала в этом столе, Джози?

— Он был открыт. Фото стояло здесь. — Я отодвинулась в сторону, чтобы показать фотографию. — Это моя фотография и она принадлежала бабушке, а я и не знала, что она у тебя, так что естественно, что я зацепилась за нее взглядом.

Джейк перевел взгляд с фотографии на меня.

— Фотография стояла на столе?

— Джейк, — сказала я твердо, хотя не знала, как мне это удалось, так как все остальное во мне дрожало. — Проблема не в том, где находилась фотография. Бабушка дала тебе эту фотографию? Эти письма? — я снова подняла письма.

Его глаза вновь встретились с моими, и он наконец ответил:

— Да.

Мое сердце сжалось.

— Ты их читал? — спросила я.

— Детка…

Мой голос стал резче, когда я спросила:

— Ты читал их, Джейк?

— Да.

Я посмотрела на письма, потом на него.

— Сколько раз?

— Солнышко, это не имеет значения.

— Для меня имеет, — ответила я. — Сколько раз?

— Ты же знаешь, что Лидия рассказывала мне о тебе, — заметил он.

Я продолжала держать письма, но опустила руку, соглашаясь:

— Я знаю, что она рассказывала тебе обо мне. Я же говорила тебе, Джейк. Но я и понятия не имела, что она делится с тобой моими личными письмами. Зачем ей это делать? И зачем тебе их читать?

— Потому что она дала их мне.

— Но они были, — я наклонилась к нему, — личными.

Он посмотрел мне в глаза, но ничего не сказал.

Поэтому я спросила:

— Когда она дала их тебе?

— Некоторое время назад.

— Как долго некоторое время назад?

Он шагнул ко мне и сказал:

— Джози…

Но я отступила назад.

Он остановился, и я огрызнулась:

— Как давно это было?

Я видела, как он сжал челюсти, прежде чем ответить:

— Пять, шесть лет.

Я уставилась на него, мое сердце сжалось сильнее.

— Пять или шесть лет? — прошептала я.

— Да, детка. Сейчас…

Я снова подняла сверток.

— Ты в течение пяти или шести лет так много знал обо мне, всё, что я обнажила собственной рукой, с помощью предательства моей бабушки?

Все его тело замерло, когда он сказал:

— Лидия не предавала тебя.

Именно тогда это и произошло.

Все сломалось.

Или сломалась я.

И я сделала это, яростно швырнув сверток об стену и закричав:

— Она, твою мать, предала! — он снова двинулся ко мне, но я отступила, затем стала его обходить и, когда он не остановился, предупредила: — Джейк, если ты подойдешь ко мне, клянусь Богом, я уйду, и ты больше никогда меня не увидишь.

Он мгновенно остановился.

В любом другом настроении я бы нашла это невыносимо милым.

Но не в моем нынешнем состоянии.

— Почему бабушка не представила тебя мне? — спросила я.

— Джози, мы уже проходили это, — сказал он мне.

— Проходили и это не имело смысла. И знаешь, что, Джейк? Ничего из этого не имеет. Ничего из этого никогда не имело. Она была близка с тобой, с детьми. Она любила тебя. Она проводила с тобой много времени. Она открыла тебе свой дом. Открыла тебе свое сердце. Она рассказала тебе о себе, и рассказала обо мне. Она рассказала тебе все. Так как же, во имя Господа, я не встретила тебя?

— Сейчас мы не можем узнать, почему она сделала это, солнышко. Ее нет.

— Нет, — быстро согласилась я. — Не можем, точно так же, как не можем знать, зачем ей встречаться с мужчиной и делиться не только своими самыми сокровенными тайнами, но и моими.

— Лисичка, просто сделай вдох и…

— Не собираюсь я делать гребаный вдох, Джейк, — выпалила я. — Тебе это не кажется странным? Совершенно странным? Зачем кому-то делать такое?

— Мы не можем узнать…

— Держу пари, что можем, — прошипела я, откидываясь назад и скрещивая руки на груди. — Так скажи мне, Джейк, когда она дала тебе эти письма, что она сказала? «Вот, возьми. Немного чтения перед сном, чтобы поскорее заснуть». Она так сказала?