Страница 5 из 6
Стук топора прекратился, воцарилось глухое молчание. Преодолев оцепенение, я вскочил и помчался к хижине. Из-под серой дымной массы раздались приглушенные ругательства и крики, а через несколько секунд из клубов дыма выскочил Бен, задыхающийся, с каплями пота на лбу и бешенным огнем в глазах. Я поспешил к нему — подать флягу с водой. Он выпил залпом.
— Проклятый дым, — процедил Бен сквозь зубы.
— Они тебя душили? — спросил я, забирая у него топорик.
— Да где там! ты это хорошо знаешь! Этот дым не душит, можешь дышать в нем как в густом тумане или облаке.
— Почему ты такой красный?
— Попарился, — прошипел он, указывая на следы на руках, груди и лице. — Они не душат, но опаляют.
— Странно, — заметил я. — Когда мы двумя неделями ранее бродили по деревне, я не почувствовал жара.
— Да и я тоже. А вот сегодня…Чертово направление ветра или другое топливо для костров? К черту! У тебя есть масло?
— Неприкосновенный запас в палатке.
— Щедро вотри в кожу, печет дьявольски. Придется отлежаться пару деньков, но потом! — Он погрозил дыму кулаком: — Посмотрим, кто отступит.
Мы пошли в палатку, где Бен осмотрел свои раны. В тот день и несколько следующих Хидинг отдыхал и обливал раны маслом. Я подумал, что этот случай убедит его не копать на территории деревни и мы вернемся в базовый лагерь, но я ошибался. Хидинг хотел любой ценой настоять на своем. Алчность и упрямство поглотили его полностью, и через неделю, не прислушиваясь к моим увещеваниям, Бен с топором и лопатой пошел к хижинам. Лишь только острие коснулось бревен хижины, среди дымов началось нервное движение, они начали сплетаться, явно ориентируясь на строение, которому угрожала опасность. Я пронзительным свистом предупредил Бена. Хидинг пренебрежительно пожал плечами, но когда раскаленный дым лизнул его руку, он отложил топор и отступил. Он еще несколько раз попытался копать в деревне. Но результат всегда бал один и тот же. Дымы защищали священное место.
Мне показалось, что Бен отступился, он перестал копать и даже не приближался к деревне. Лишь крепко сжатые губы выдавали его решимость. Хидинг относился к тем людям, которые легко не сдаются. Сейчас дело было не столько в золоте, сколько в снесении преграды, имевшей для меня мистическое значение, а для него — всего лишь упорной игрой случая. Со временем, возможно, он изменил точку зрения, по иному взглянул на свою битву с дымами, но амбиции не позволяли ему отступить, а поражения только подпитывали упрямство. Бен стал неразговорчивым и мрачным, перестал делиться со мной планами на будущее. Несколько дней он не дразнил противника, избегая контакта с деревней и хижинами. Он вырыл у поврежденной хижины что-то вроде водосборника, и от ручья прокопал к нему канал. Тяжелый труд занял два дня. Но Бен был доволен результатом. Когда он вечером вернулся в палатку, то лучился юмором и потирал руки. Я сделал вид, что не вижу его. Мне надоело упрямство товарища, и я решил работать в других местах, подальше от этой деревни.
В тот вечер после ужина я лег спать, чтобы отдохнуть хорошенько перед намеченным марш-броском. Но уснуть я не смог. Бен сидел у входа в палатку, глядя на деревню. Ночь была лунной, все было видно как днем.
13 четко различающихся дымов неслись в глубокую синь пространства. Бен выбил пепел из трубки в костер и стал бродить по палатке. Вытянув из кучи вещей в углу ведро и баклагу, он пошел к деревне. Заинтересовавшись, что мой приятель намерен делать, я встал с лежанки и выбрался из палатки. Хидинг дошел до искусственного пруда, нагнулся, набрал воду в оба сосуда и пошел между хижин. Его стройная и крепкая фигура чернела длинной тенью на фоне светлого дыма, его шаги, уверенные, мужские, хрустели на гравии. Он поставил ведро на землю и снял кожаный мешок со спины. Бен стал перед входом в хижину, пригнулся, будто изготовившись к прыжку, отвел назад руку с мешком, а затем резко выбросил ее перед собой. Серебряная струя воды блеснула серебряной дугой в лунном свете и исчезла внутри хижины. За ней последовала вторая, третья и следующие. Бен, опустошив мешок, схватил ведро и залил ним другой костер. Затем отбросил пустое ведро и со стремительностью хищника наполнил кожаный мешок в пруду. Через минуту он уже был в третьей хижине и поспешно заливал тлеющий огонь. Гигантская тень, извивающаяся как демон, скользила по деревне, пробегала по тропкам, врывалась в хижины…
После первого удара, когда Бен залил ближайший костер, тихо уносящиеся в небо дымы заколебались, будто шок потряс воинскими уборами из перьев, будто болезненная судорога скрутила дымные фигуры. Когда Хидинг возвращался от пруда с новым запасом воды, дымы стали исчезать. Зелено-серые клубы сжались, уменьшились и втянулись вглубь хижин. Бен это заметил и с триумфальным криком бросился к ближайшему строению. В ту же секунду 13 дымных шей высунулись из входов в хижины, 13 жутких лап вырвались наружу. В мгновение ока деревню окутала непроглядная мгла. Деревня превратилась в клубящийся хаос. Тишину разодрал отчаянный звериный рык, нечеловеческий вопль. Это кричал Бен, он звал на помощь. Я пополз между хижин, вслепую, ориентируясь по направлению, где Бен исчез среди дыма. Я уже подобрался к первой линии их обороны, уже собирался погрузиться в мягкое молочное тело дыма — когда мощный порыв как ураган либо тайфун отбросил меня на несколько метров. Падая, я еще раз услышал этот жуткий вопль, только более тихий, будто утомленный борьбой. Я поднялся и вновь кинулся в направлении, откуда доносился голос Бена. Но снова невидимый циклон с удвоенной энергией свалил меня на землю — железная граница отбивала все попытки пройти. А тем временем у четвертой хижины бурлили взлохмаченные дымные волны, доносился дикий шум тумана, бесновались души безумцев. Среди шипения гаснущих костров, среди шепота извивающихся связок я снова поднялся и попытался прорваться сквозь тьму.
В этот раз я не встретил ни малейшего сопротивления. Все заволакивал дымный туман, за шаг ничего не разглядеть. Я двигался наощупь, весь пропитавшийся гарью и чадом. Несколько раз я рукой нащупал тотемный столб, один раз едва не разбил голову об угол дома. Я не знаю сколько длилось мое путешествие — час, два или дольше. Не ориентируясь в дымной мгле, я наверное обполз деревню несколько раз, возвращаясь время от времени на тоже место. Однажды, проползая мимо одной из хижин, я попал ногой во что-то мягкое. Я пригнулся и нащупал человеческое тело. Страх пронизал меня до костей. Приподнял тело за плечи и, склоняясь под тяжестью, выволок его за пределы круга хижин. Здесь я взглянул на лицо своего товарища. Оно было жутким. Вылезшие из орбит глаза выражали адский испуг, натянутые как струны бедра готовы были лопнуть от усилий, кожа, перенесшая страшную обработку, отделялась от мяса, на шее виднелись темно-синие отпечатки пальцев. Из широко раскрытого рта свесился черный, мясистый, опухший язык…
Я беспомощно оглядывался, не зная как перенести останки в палатку. Тут я вспомнил о старом Пуме, который наверняка спал в своем вигваме. Я оставил труп на траве возле деревьев, и пошел разбудить старика и попросить его о помощи. Я застал вождя в его вигваме спящего глубоким сном. Сначала он не мог понять о чем идет речь, только когда я рассказал старику о событиях заканчивающейся ночи, когда представил ему всю правду о святотатстве Бена, лицо индейца выразило такое безграничное отчаяние, что я невольно отшатнулся от этого пространства страдания и боли. Пума выдавил из груди звук, похожий на жалобы ворона, побежал к деревне. На его помощь рассчитывать не приходилось. Я вернулся к останкам приятеля и с трудом отволок их к подножью ближайшего холма. Тут я выкопал могилу, чтобы при свете дня похоронить своего злосчастного товарища по экспедиции. Рассвет приближался. В лесу уже слышались голоса пробудившихся птиц, закончились ночные полеты нетопырей. Среди перламутровой серости зари стояла глухая и мертвая деревня. Ни один дым не вился над крышами хижин. Через час мстительные клубы исчезли бесследно. Ни один завиток не бродил по оскверненному поселению.