Страница 30 из 61
Тогда с улицы донёсся стук копыт, но я просто стоял, не в силах принять истинности произошедшего. Это даже не кошмар — куда хуже. И не проснуться, не прижаться губами к тёплой коже любимой, чтобы увериться — всё бред. Её холодность, её боль…
Всего несколько минут назад я захлёбывался счастьем и представлял, как целую вечность буду просыпаться рядом с любимой и сомневаться в реальности нежного тела в моих объятиях. Думал, как буду осыпать сонную жену поцелуями, чтобы отогнать сомнения, а Таша, тёплая и расслабленная, будет подставлять губы навстречу моей ласке. Как обожжёт меня золото её открывшихся глаз… Как наши дыхания смешаются, а кровь в венах обернётся раскалённой лавой…
И вот в один миг все надежды и чаяния обернулись ледяным колким ветром непонимания и тоски. Какое-то время я пытался научиться дышать заново, проталкивая едкий воздух отверженности в лёгкие.
Как бы то ни было, я не могу оставить её. Если я Таше больше не нужен… что ж. Это её решение. Но любимой плохо. Я чувствовал, видел её тоску и боль. Нужно выяснить, почему, и защитить чудо, а дальше будь что будет. Лишь бы с ней всё было хорошо…
Я выскочил на улицу, но там уже никого не было. Лошадь! Я должен их догнать!
Полчаса пришлось потратить на поиски мало-мальски быстрого скакуна. Потом короткий разговор с отцом, который нашёл меня на торжище. Я почти не слышал его и, кажется, он решил, что это печать Харташ-Элмане уже начала убивать меня, но… Не важно.
Отмахнувшись, я бросил ему мимоходом:
— Жить буду. Таша сняла печать.
Буду ли? Без Таши вряд ли. Не умру, но и дышать без неё — не жизнь, а пытка.
И всё же я сорвался с места, даже не озаботившись прощанием с отцом. Потом была сумасшедшая гонка. Через пару часов понял, что несусь в ничто. Впереди дорогу застилала клубящаяся пустота. Она ползла и ширилась, словно растворяя саму ткань мироздания.
Конь, ошалев от ужаса, встал на дыбы. Я удержался в седле, но лошадь понесла — рванулась в луга. Не успел я опомниться, как конь, попав передней ногой в яму, сломал её. Пришлось добить несчастную скотину и дальше идти пешком. Хотя нет, не так. Не идти — бежать.
Когда я вернулся обратно на дорогу, пустота уже отступила, растаяла, как дым. Что это было? Не знаю. Откровенно говоря, это меня и не волновало. Все мысли были полны Ташей, прочее заботило постольку-поскольку. А ещё я потерял след.
Следующие несколько дней слились в безумие поиска. Я искал следы Хранительницы и не находил. Сомнения рвали душу. Пустота ли слизала путеводные отметины когтей Шаксус Джера, или я свернул не туда? Или вовсе… Нет, в гибель Таши я не верил ни секунды. Не стань её, сердце почувствовало бы мгновенно.
Приходилось идти наобум, буквально прочёсывая взглядом каждый сантиметр земли. Несколько раз попадались ручьи, и я заставлял себя напиться. На ходу проглатывал, не чувствуя вкуса, съедобные плоды с тех деревьев, которые были знакомы. Дважды просыпался, не помня, как уснул. Наверное, просто падал от усталости. Не важно. Главное — я её нашёл.
Когда увидел на горизонте замок инкуба, поддался интуиции и пошёл туда. Солнца, звёзды, свет или тьма — всё, включая и само время, свилось в клубок, где отовсюду разлохмаченными кончиками оборванных нитей — реальность, воспоминания, изматывающая тревога за любимую, тоска, усталость и страх опоздать.
Через пару часов, когда закат окрасил небо, на одной из башен появилось двое. Расстояние ещё лежало передо мной длинной лентой множества шагов, но я узнал её. Сам не понимаю как, но узнал в едва заметной над зубцами парапета фигурке своё светлое чудо. Таша!
Я кинулся вперёд, не отрывая глаз от неё. Побежал так быстро, как только позволяли силы и даже чуть-чуть быстрее, чтобы застыть, когда второй человек, вероятно сам инкуб, обнял мою любимую. Я не видел — ощутил всем существом, как он склоняется к её губам. Несколько секунд, когда две фигурки на далёкой башне слились в одну, показались вечностью, но вот Таша отстранилась, облокотилась на парапет. Сама! Значит, ещё не всё потеряно, инкуб не затмил дня неё мир, как это бывает.
Ревность жгла душу, но я не гнал её. Пусть уже не имею права называть нежное темноволосое чудо своим, сердце кричало: «моя»! Если Таша добровольно выбрала другого, смолчу. Пусть даже тоска едкой кислотой вытравит душу изнутри. Пусть! Лишь бы убедиться, что из золотистых глаз ушла безжизненная серость. Но если Хранительницу удерживают силой…
Когда я достиг высоких стен, долго искал путь, чтобы проникнуть внутрь незамеченным. Пустое. Замок охранялся даже лучше нашего родового. Охранные кристаллы, впаянные прямо в камни, угрожающе мерцали, но ни капли магии не выходило наружу.
Мне стоило насторожиться. Всё же хоть какое-то излучение должно было быть! Но я был ослеплён желанием найти Ташу и заглянуть в её глаза. Даже не спросить, почему она так поступила — просто посмотреть в глаза и предложить помощь. Любую!
Я был уверен, что попроси она, смогу голыми руками по камушку разобрать не то что этот замок — все замки Шайдара! О, Небо, как я ошибся! Попытка найти обходной путь внутрь жилища инкуба провалилась. Решился пройти миром, попросту обратившись к страже у ворот. Те заявили: «никого пускать не велено».
Пришлось прорываться силой, но едва переступил порог замка… Ощущение, будто наотмашь ударила огромная рука и, судорогой пройдя сквозь тело, вытащила остатки сил. Я споткнулся и… всё. Скрутили меня практически мгновенно.
Задыхаясь, удара в живот я почти не почувствовал, а тут ещё знакомый голосок горячей волной по обнажённым нервам. Ташина попытка защитить меня теплом растеклась по коже, которое впиталось, растеклось по венам, заполняя собой тянущую пустоту. Улыбка сама собой скользнула по губам, несмотря на слабость и жгучий стыд. Я ведь не справился…
Прости, милая! Я переоценил свои силы, а в результате… и тебе не помог, и сам спутан по рукам и ногам. Прости мне эту слабость, родная…
Несмотря на разочарование в себе, душу затопила радость. Золотые глаза сверкали жизнью! Когда тонкая фигурка метнулась ко мне, сердце подскочило и забилось в горле. Моё чудо…
А потом я осознал, что Таша… меня не помнит. Горечь кровью из прокушенной губы наполнила рот. Когда появился инкуб, мышцы рефлекторно напряглись, заставляя верёвки впиваться в кожу, а тот, пряча ярость за искуственной мягкостью тона, потребовал объяснений у Таши:
— Что ты тут делаешь?
Я смотрел и не понимал, как такое возможно. Почему Таша говорит и смотрит так, будто меня знать не знает?! Говорила, не хочет видеть никогда. Неужели настолько? Настолько, что по-настоящему вычеркнула меня из памяти? Но даже если так, где Шаксус Джер? Где Варук? Габриэль? Сератаниралиэль? Почему Хранительница Нашкара одна, а какой-то…
Подавив приступ ярости, я заставил себя посмотреть на инкуба. Если Наташа искренне выбрала этого мужчину, не стоит оскорблять её избранника даже мысленно. Знать бы ещё, как это сделать, если ревность рвёт нутро, пересиливая даже странное опустошение, поглощающее мои силы с каждым ударом сердца!
Вопреки благим намерениям, мелькнула мысль, что можно вообще никак не называть этого… соперника про себя. Достаточно просто оторвать ему голову и успокоиться! Хотя бы за то, как он говорил с Ташей — чуть ли не свысока!
Ирвин… Я был уверен, что это тот самый инкуб, с которым Таша столкнулась в Маргале. Почему именно он? Даже в Тёмных Землях представителей этой расы не так уж много, к тому же они всегда держатся особняком. Не терпят конкуренции. Так что в течение недели столкнуться сразу с двумя практически невозможно.
Когда этот… Ирвин покровительственно приобнял Хранительницу за плечи, ревность подняла голову, а ярость вскипела ключом. Но я молчал, всматриваясь в растерянное лицо темноволосого чуда и пытаясь понять, что именно связывает этих двоих. Слышать разговора не мог — инкуб поставил магический заслон, но я буквально шкурой чувствовал: он лжёт.
И не оправдаться, не вырваться никак! Силы стремительно покидали, таяли, словно ком снега в растопленном камине. Верёвки, которыми жёстко стянули запястья за спиной, не давали шанса. Нет, я пытался порвать их, но впустую. Не в этом состоянии.