Малефисента. Владычица тьмы

– Крёстная, – сказала она, – Филипп попросил меня выйти за него замуж.

– Бедняга, – без всякого сочувствия откликнулась Малефисента, давая понять, что ей, по сути, нет никакого дела до принца. – И как он пережил твой отказ?

– Я ответила ему «да»! – выпалила Аврора.

– Ну, а мой ответ «нет», – возразила Малефисента.

Аврора подняла голову. Точнее, задрала, потому что и сейчас, когда уже выросла и даже стала королевой, рядом со своей крёстной она казалась маленькой. И всё-таки умение высоко держать голову было не менее важно, чем умение обеспечить безопасность вересковым топям, которыми она правила. Умение высоко держать голову означает умение не отступать от своих принципов – именно этому её всегда учила крёстная. Вот почему Аврора напустила на себя храбрый вид, гордо расправила плечи и твёрдо заявила:

– Мне неинтересно твоё мнение.

– А мне – твоё, – ответила Малефисента, которую показная храбрость крестницы ничуть не впечатлила.

Аврора с трудом сдержала рвущийся из груди стон. Она знала, конечно, что с Малефисентой бывает трудно, что фея очень упрямая и своевольная, но послушайте, это же глупо – вот так перечить! Она похожа сейчас на Нотграсс, закатившую в своё время скандал лишь из-за того, что Флиттл однажды окрасила всё в их домике в синий цвет, включая любимое платье Нотграсс.

– Ну, и что дальше? – спросила Аврора, недовольная тем, как жалобно вдруг прозвучал её голос. – Превратишь Филиппа в козла? Кишки ему выпустишь?

– Ну, разве что только для начала, – спокойно пожала плечами Малефисента.

Теперь Авроре хотелось уже не стонать – кричать. Филипп никогда не сделал Малефисенте ничего плохого, никогда! Напротив, всегда старался помочь, даже однажды спас Малефисенте жизнь, рискуя при этом своей собственной жизнью, между прочим. Но это для Малефисенты словно ничего не значило. Что бы Филипп ни делал, она не верила ему и постоянно подозревала в дурных намерениях.

Словно прочитав мысли юной королевы, Малефисента начала прохаживаться вокруг неё, стиснув своими длинными пальцами рукоять посоха и приподняв тёмные, резко выделяющиеся на бледном лице брови.

– Тебе известно о пропавших на вересковых топях феях? – осуждающим тоном спросила она.

– Разумеется, – кивнула Аврора. Ей очень не понравилось, что крёстная намекает, будто она, королева, может не знать о том, что происходит в её королевстве. Аврора слышала про фей, и родственников этих фей утешала, и обещала во всём разобраться. И она разберётся с этим делом – дайте только время. Но ещё больше, пожалуй, Авроре не понравилось, что Малефисента вспомнила о пропавших феях тогда, когда разговор шёл о Филиппе. – Но какое отношение это имеет к Филиппу? – спросила она.

– Такое, – проворчала Малефисента. Она ни на секунду не сомневалась, что за этими исчезновениями стоят люди. Кто же ещё? – Это был человек. Отвратительный, мерзкий человек...

– Я тоже человек, – оборвала её Аврора. – И что теперь?

– Ну, на тебя я из-за этого никогда не держала зла.

– Ну да. До тех пор, пока я не полюбила. – Аврора опустила глаза. Лицо у неё сделалось печальным, потому что её крёстная сказала неправду. Когда-то, давным-давно, Малефисента держала зло на Аврору за то, что та человек. И даже прокляла её – только потому, что она была дочерью другого человека, того самого, который разбил сердце тёмной фее. Так неужели Малефисента не понимает, что поступает сейчас с Авророй в точности так же, как в своё время поступили с ней самой?! Чем, скажите, отличается сейчас Аврора от той, давнишней Малефисенты? История любви тёмной феи закончилась разбитым сердцем? Да. Но эта же история свела Аврору и Малефисенту вместе. Истинная любовь в конечном итоге спасла их обеих. Вот ведь как всё непросто устроено в этом мире.

Вокруг них стояла тишина. Аврора и Малефисента молча смотрели друг на друга, но это молчание было красноречивее всяких слов. Аврора видела появившуюся во взгляде крёстной муку и неуверенность. Кого жалела она сейчас – Аврору или себя? Авроре не нужно было спрашивать Малефисенту, о чём она сейчас думает. Это Аврора знала и так. Они обе сейчас думали об одном и том же. Обе вспоминали отца Авроры, короля Стефана, и его предательство.

– Истинная любовь не всегда хорошо заканчивается, козявочка, – сказала Малефисента, и Аврора, услышав своё детское прозвище, невольно улыбнулась, хотя в глазах у неё стояли слёзы.

– Я прошу тебя только об одном: поверь мне, – вздохнула Аврора. – И позволь нам с Филиппом доказать тебе, что ты ошибаешься. – Она подошла ближе к Малефисенте, заставив её остановиться. – Послушай. Король и королева Ульстеда сегодня празднуют нашу помолвку. Они пригласили нас с тобой в свой замок. Обеих.

– Ты что... – широко раскрыла глаза Малефисента. – Ты хочешь, чтобы я... встретилась... с его родителями?!

Казалось, ничто не могло шокировать её сильнее, чем это приглашение.

Недоумённо каркнул на своей ветке и Диаваль.

– Это всего лишь обед, – пожала плечами Аврора, прекрасно зная, что это не так. Не всего лишь.

Покачав увенчанной чёрными рогами головой, Малефисента процедила, поджав губы:

– Меня никогда не желали видеть в Ульстеде. С какой стати я должна соглашаться на этот раз?

– Потому что его мать хочет встретиться с моей матерью.

Эти слова тяжело повисли в воздухе. Малефисента молчала, Аврора смотрела на неё полными надежды и слёз глазами. Малефисента повернулась, чтобы уйти.

Аврора машинально сделала шаг вперёд, протянув руку, словно надеясь остановить крёстную, но затем опустила её. Разве есть на свете сила, способная остановить Малефисенту!

– Хорошо, но хотя бы просто подумай над этим, – добавила она вслед уходящей тёмной фее. – Подумай ради меня.

Ответом Малефисенты был взмах мощных крыльев, поднявших её в небо. Аврора провожала крёстную взглядом до тех пор, пока её фигура не превратилась в чёрную точку на горизонте.

С неспокойным сердцем Аврора повернулась и побрела в свой замок. Ей хотелось надеяться, что Малефисента сумеет найти в себе силы признать своей семью Филиппа и принять приглашение его родителей. Если же нет... Аврора удручённо покачала головой – предстоящий обед и без того обещал быть достаточно непростым.

Филипп стоял в покоях короля, расположенных в самом сердце замка Ульстед, за крепкими каменными стенами. Мальчишкой он любил приходить сюда и, спрятавшись где-нибудь в уголке, подслушивать, как его отец ведёт переговоры с высокими зарубежными гостями или обсуждает со своим военным министром планы предстоящей войны. Богато изукрашенная мебель казалась Филиппу громадной, а головы убитых на охоте животных всегда словно следили за ним со стен стеклянными глазами. Эти охотничьи трофеи, которые по настоянию матери были развешаны в покоях короля, всегда пугали и одновременно притягивали Филиппа. Они превращали отцовские покои в загадочное, какое-то потустороннее место. Из-за отсутствия в них жизни – в буквальном и переносном смысле – Филипп всегда чувствовал здесь себя неуютно и напряжённо.

Когда Филипп повзрослел, покои перестали быть для него загадочными. Теперь мёртвые глаза животных наводили на него тоску, не более того. И хотя Филипп очень любил проводить время с отцом, он всё чаще предпочитал общаться с ним где-нибудь снаружи, подальше от этих душных покоев, где, несмотря на вечно горящий в камине огонь, он всегда чувствовал себя продрогшим до костей.

Не подозревая о мрачных мыслях сына, король Джон подошёл к нему с широкой улыбкой на лице и мечом в руках.

– Я хочу, чтобы сегодня вечером ты был с ним, – сказал он, протягивая меч.

– С королевским мечом? – Филипп осторожно взял его в руки. Клинок оказался на удивление лёгким. Филипп сотни раз видел этот меч прикрепленным к отцовскому поясу и всегда представлял его тяжёлым, грозным оружием. Значение отцовского жеста было понятно Филиппу и без слов – но разве мог король Джон упустить возможность разъяснить его?