Страница 20 из 34
«Это что, действительно необходимо?» – подумала она, глядя на самодельную противогазовую маску, которую напялил на себя Ликспитл. Впрочем, этот пикси всегда обожал дешёвые театральные эффекты.
Вздохнув, Ингрит подошла ближе. Именно в этот момент Ликспитл осторожно опустил светящуюся чешуйку в реторту. Раздался звук пфф! – поднялось облачко дыма, и тёмный песок сделался огненно-красным.
Сидящие по соседству в своих стеклянных банках феи строили Ликспитлу рожицы, и их, судя по всему, нисколько не интересовал и не волновал эксперимент, который он перед ними ставил.
Ингрит вышла из тени.
Феи, перестав корчить рожицы, испуганно заволновались.
– Кончайте меня отвлекать! – прикрикнул на них Ликспитл и махнул рукой.
– Ликспитл...
Услышав голос королевы, Ликспитл побледнел, проворно сдёрнул с лица противогазовую маску и залепетал, со страхом глядя на свою повелительницу:
– Э... простите, ваше... ваше величество... – И попятился назад со скоростью, которую позволяли ему развить его маленькие ножки.
К радости Ликспитла, Ингрит не стала его ругать, а перешла сразу к делу.
– Герда говорит, что ты чего-то добился. И это работает? – спросила она.
Ликспитл ещё сильнее выпучил огромные глаза, несколько раз сглотнул, отчего большое адамово яблоко у него на горле заходило вверх-вниз. Герде о своих опытах он рассказал по секрету, и они всё ещё были на ранней стадии, так что утверждать, что «это работает», было бы, мягко говоря, преувеличением. Но и сказать «нет» Ликспитл тоже не мог. Во всяком случае, Ингрит – никогда.
– У меня мало фей, с которыми можно ставить опыты, а процесс экстракции долог и требует большой тщательности, – осторожно ответил он.
Ингрит указала рукой на светящийся цветок, аккуратно поставленный в тонкую стеклянную вазу.
– Какая «экстракция»? Откуда? Из цветка? – спросила королева, начиная раздражаться. Она пришла сюда, ожидая увидеть конкретный результат, а этот лопоухий пикси начинает рассказывать ей басни!
Ликспитл осторожно приблизился на шажок к королеве и начал объяснять:
– Гробоцветы... Они растут из могил фей и содержат их квинтэссенцию, или субстанцию, которую можно назвать первоосновой... – Пикси осторожно прикоснулся к лепестку красного цветка и закатил глаза. Выражение его лица стало торжественным, как и его тон. – Пропорция, в которой надлежит смешивать цветочный экстракт с железом, требует очень тщательного определения...
– Замолчи и покажи, что у тебя получилось! – оборвала его Ингрит. Не хватало ещё выслушивать эту научную белиберду! «Квинтэссенция»! «Субстанция»! Ей нужен результат. Это для неё жизненно важно. Точка.
Ликспитл быстро повернулся к сидящим в банках феям, и те испуганно отпрянули, прижимаясь спинками к стеклу.
– Ну, кто желает попробовать моей пыльцы для фей? – весело спросил Ликспитл. Он нашёл взглядом грибного эльфа, открыл банку и сунул в неё руку. Но когда он, казалось, уже схватил эльфа, тот очень сильно злобно укусил его за палец. Ликспитл вскрикнул, выронил эльфа и, закрыв банку, тут же нашёл новую жертву. Это был эльф-одуванчик – вялый, с бледными, колышущимися у него над головой волосиками-пушинками. Ликспитл без всяких приключений схватил его и перенёс на лабораторный стол.
Ингрит наклонилась вперёд, чтобы лучше видеть. Ликспитл взял щепотку красного, только что созданного им песка и посыпал им эльфа-одуванчика. У того моментально округлились глаза и открылся рот. Ещё мгновение -– и эльф превратился в одуванчик. Самый обыкновенный одуванчик. Молчаливый и неподвижный. Другими словами, эльф умер.
По лицу Ингрит медленно расплылась улыбка.
– Был эльф – не стало эльфа, – сказала она, беря в руки одуванчик и поднося его к губам. Дунула – и по лаборатории поплыли в воздухе пушинки-парашютики.
– Ваше величество, – осмелел Ликспитл, видя, что королева очень довольна. -– У меня сколько угодно железной пыли для работы, но нет гробоцветов с вересковых топей, а без них никуда. Мне нужно много этих цветков, очень много.
– Ты получишь всё, что тебе нужно, – кивнула Ингрит, рассматривая оставшийся у неё в руке стебель одуванчика.
Её не волновало, во что обойдутся эти цветки. Ликспитл всё равно их получит. Получит, потому что это даст ей в руки оружие, которым можно уничтожить весь волшебный народец.
И можете не сомневаться – вскоре она его применит.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
МАЛЕФИСЕНТА ЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ ПРОСТО УЖАСНО.
ДНИ СМЕНЯЛИ ДРУГ ДРУГА, А РАНА НА ЖИВОТЕ НИКАК НЕ ЗАЖИВАЛА, оставалась воспалённой. Поначалу она думала, что поскольку вокруг неё все свои, то они, наверное, знают, как лечить такие раны. Но железо есть железо, это самое сильное оружие, которое только есть в распоряжении людей, и справиться с ним чрезвычайно сложно.
Оставаясь в лечебнице, она старалась сохранять спокойствие, пока один из эльфов-целителей мял и щупал её рану. Боль при этом была такой, что пронизывала всё тело до самых кончиков пальцев. Тёмная фея инстинктивно оскалила клыки, но на эльфа-целителя они не произвели ровным счётом никакого впечатления.
– Как ты себя чувствуешь?
Услышав голос Коналла, Малефисента повернула голову и медленно расправила крылья, раскинув их почти от стены до стены лечебницы.
– Достаточно хорошо, чтобы летать, – ответила она, стараясь придать голосу твёрдость, хотя от каждого движения у неё от боли темнело в глазах. Но ей очень не хотелось показывать перед Коналлом свою слабость.
Последние несколько дней прошли в разговорах о подготовке к свадьбе в Ульстеде – правда, совсем не в том ключе, в каком этого ожидала Малефисента, когда Аврора (как же это было давно!) впервые призналась, что принц сделал ей предложение. Тогда Малефисента вообще считала, что разговаривать не о чем: нет, и всё, и закончили с этой ерундой. Но Аврора ответила на то дурацкое предложение согласием, вот в чём дело! А теперь... А теперь Малефисента не имеет никакой возможности даже просто поговорить с ней о чём-нибудь, а уж тем более о её свадьбе.
Разговаривать о свадьбе с Боррой тоже бесполезно: его не волновало, кто на ком женится, он был занят только тем, что придумывал планы нападения на людей во время этой свадьбы. Поговорить с Коналлом о возможности уладить всё дело миром, конечно, можно, но для Малефисенты всё уже было решено. Поворотным стал тот миг, когда она увидела юных фей, которые учатся летать внутри Обители, запертые в нём из-за страха перед людьми. Вот тогда-то она и сказала себе, что примет участие в битве, и не важно, чего ей это будет стоить.
Коналл немного помолчал, обдумывая слова Малефисенты о том, что она может летать. Смотрел на неё не мигая, затем наконец кивнул и спросил:
– Ну, а когда ты попадёшь внутрь замка? Когда ты увидишь её? У тебя хватит сил?
Произнося это, он придвинулся ближе. Малефисента взяла его за руку, собираясь попросить, чтобы он оставил её одну, но вдруг почувствовала пальцами бугорки на коже Коналла. Взглянув на них, она увидела, что это шрамы от ожогов.
– Ты воин? – спросила она. Судя по шрамам, это так, хотя Коналл всегда выступает против воинственных планов Борры.
– Был воином, – уточнил Коналл, и глаза у него потемнели. – Долгое время был. Теперь уже нет.
– Что изменилось? – коротко спросила Малефисента.
– Ты, – ещё короче ответил он.
Этот ответ удивил Малефисенту, и она в недоумении склонила голову набок.
– Ты и Аврора, – с улыбкой добавил Коналл. – Вы показали мне иной путь.
Малефисента разочарованно уронила руку. Ну вот опять. Но представления Коналла о её отношениях с Авророй уже устарели. Они остались в прошлом.
– Я уже говорила тебе, что это была моя ошибка, – сказала Малефисента.
– Это не было ошибкой, – покачал он головой. – Это был выбор. Твой выбор.
Она длинно, тяжело выдохнула. Он просто бесил её, этот Коналл. Снова и снова твердил, что она не должна участвовать в сражении. Там, где Борра говорил «Уничтожь», Коналл говорил «Прости». Настаивал на том, чтобы она держалась в стороне от схватки и восстановила свои отношения с Авророй. Но при этом он очень внимательно следил за тем, как поправляется Малефисента. А тогда зачем?