Лик

— Что я говорил про ауру? — наконец, он соизволил взглянуть в мою сторону, и меня что-то остановило говорить. Мы поглядели так друг на друга несколько секунд в нелепом молчании, пока его не прорезал дикий хохот. Смеялся и Вестер, смеялся и Даррелл. И, если смех Вестера был искренним и хранил в себе какие-то переливы, то Даррелл смеялся как-то тупо и даже жутко. Это было больше похоже смех опьяневшего человека, и я даже засомневался: а не выпил ли этот тип, часом, что-то перед уроком? Я с подозрением прищурился, оглядывая картину гогочущих ребят. Моё терпение находилось на исходе, и ещё пара капель должны были стать последними, после чего я уже не мог бы отвечать за свои действия. На моё счастье, или счастье моих соседей, в эту минуту дверь в кабинет с характерным скрипящим звуком раскрылась, и в класс вошёл наш преподаватель по физике. Значит, пора была прекращать гнусные шуточки про мою «ауру» и прочую ерунду, от которых моим нервам пришлось изрядно попотеть. Жаль, работа только на этом для них не закончилась, и уже после урока я столкнулся с новой проблемой: я даже не знал, в какой из групп по предметам я находился, где были кабинеты некоторых новых для меня учителей. Собрав всю свою волю в кулак, я был вынужден вновь примкнуть к компании этих самых Вестера и Даррелла, и я заметил, что вне класса они почти и не общались, ходили разрозненно, так что, я сразу понял, что особо близкими друзьями эти двое не были. Даррелл стремился к сборищу разукрашенных косметикой девочек, которые глупенько хихикали в ответ на каждое его слово. Я только устало вздохнул, увидев, как одна из них вдруг стала что-то быстро нашёптывать ему, схватив его за руку. А вот Вестер пристроился у окна, неспешно глотая кофе в стаканчике из автомата. Я и сам не заметил, как подошёл к черноволосой и довольно высокой фигуре, которая, увидев меня, еле заметно улыбнулась, наверняка создавая в своей голове новый план розыгрышей. Я вовсю готовился к новому потоку «смешных» шуточек, но вместо этого обнаружил только приветливость и желание помочь. На секунду я остановился, когда Вестер сказал, что проведёт меня до кабинета, я застыл, врос в бледный пол.

— Слушай, что опять не так с твоей аурой? Я вижу, что она запятнана чем-то чёрным, чем-то… необъяснимым.

И я ткнул его кулаком в плечо со словами:

— Отстань.

И Вестер снова засмеялся, вновь погружая воздух вокруг себя в искристое содрогание. Юноша по-прежнему щурился, и тёмные-претёмные глаза его опять насмешливо, но как-то по-доброму светились. Мне, наверное, стоило с этим смириться, поэтому я просто отпустил своё раздражение свободным потоком лететь в пустоту. Я последовал за Вестером, который уверенно вёл меня к классу истории, где проходил второй урок. Мы сели с ним вместе за одной партой, потому что, как он объяснил, сидел обычно со своей подругой, которая вместе с его сестрой совсем недавно укатила в Италию по каким-то неясным мне причинам. Вестер пообещал познакомить меня с ними обеими, но пока я не горел этим желанием, и просто радовался от мысли, что мне было, где и с кем сидеть. А также с кем пообщаться, пока я не найду кого-то, кто не шутит про ауру и не здоровается со всеми на иврите.

— Лехитраот! — на «шаломе» все не заканчивалось, и на выходе из школы Вестер попрощался со мной, расплывшись в безмятежной улыбке. Я удивлялся тому, как он мог постоянно улыбаться и при этом ещё что-то шутить, да так, что я даже подустал от вечного позитива за несколько уроков. Хотя я был рад от того, что не вечный пессимист сегодня подал мне руку помощи, а иначе я бы окончательно расплылся кислой лужицей по холодному школьному полу.

Стоило же мне выйти из школы, как я вновь почувствовал былое настроение, которое сегодня отражалось во всем городе. Я и сам не заметил, с каким наслаждением спускался по школьным ступеням на улицу, попадая под сильнейший ливень. Это была привычная для нашего маленького английского городка погодка, но сегодня она удивительно совпала с моими мыслями. Я был сконцентрирован на размышлениях о сегодняшнем дне, пролетевшем почти как одно мгновение, но оставившем где-то внутри ощущение, что я не переживу этот год. У меня даже не было причин учиться ещё целых девять месяцев, потому что я уже не видел никаких перспектив, и я нещадно нуждался хоть в какой-то мотивации — так я думал, пока вдыхал промозглый и в какой-то степени пьянящий воздух во время дождя. Я не ощущал даже того, как по лбу стекали капли, проплывали мимо носа и оказывались возле губ. Я шлёпал по лужам массивными ботинками, увиливал от червей, роившихся в этих самых лужах, и абсолютно не заботился о том, что будет завтра. Часы уже всё равно пошли, а я не мог их ни ускорить, ни остановить. Так что пусть всё будет так, как будет — я всё ещё думал об этом, когда переходил безлюдный переход на одной из самых глухих улиц, где расположились низенькие дома с тёмно-серыми крышами и маленькими окнами. Именно так я думал, пока не заметил, как на меня со всей скоростью двигался велосипед. Не машина и не автобус, а всего лишь велосипед, ознаменовавший начало всего того, что со мной произошло. Конечно, тогда я об этом даже и не догадывался.

Якорь брошен

Как-то так получилось, что я остановился посреди дороги, застыл, пропал, как это бывает в фильмах — ни вздохнуть, ни пошевелиться не удаётся. Стоишь, словно тебя какая-то сила не отпускает с места, и глядишь во все испуганные глаза на приближающуюся катастрофу, при этом ещё и мысли будто покрываются пеленой.

Я сейчас поступал точно так же: один на середине перехода, вокруг ни души, только и слышатся, что шум ветра в ветвях ближайших деревьев да крик девушки, восседающей на простеньком красном велосипеде. А велосипед всё ехал мне навстречу, со свистом разрезая воздух и отчётливо скрипя шинами в попытках остановиться. До меня не сразу донесся крик девушки, он как бы пролетел сотню километров, прежде чем оказался в моих ушах, а когда оказался, я только и успел, что отпрыгнуть, едва не столкнувшись с колёсами. Я упал на асфальт, на океан луж после дождя, поцарапал ладони о корявое покрытие дороги, расчертив на них красную полосу, намочил и джинсы, и кроссовки, и рукава чуть помятой рубашки вместе с курткой. У меня не вышло сразу привыкнуть к миру вокруг, и каких-то несколько мгновений перед глазами плавали какие-то серые линии, сливавшиеся с таким же тусклым окружением из домов и неба. Затем бесцветность вмиг превратилась в игру красок, когда передо мной возникло что-то рыжее, едва ли не багряное и пока неизвестное. Пришлось сфокусироваться, отбросив туманных призраков в сторону, и тогда я увидел распахнутые глаза, похожие своим желтоватым цветом на кошачьи, не сводившие с меня взгляда, спрятавшиеся за тоненькой оправой круглых чёрных очков. Девушка чуть потупилась, когда поняла, что я теперь смотрел на неё в упор, не стесняясь своей же многозначительности, ни улыбаясь, ни злясь. Я лишь засмотрелся на её чуть топорщившуюся верхнюю губу, блестевшую на осеннем солнце, которая будто приоткрылась специально для того, чтобы поцеловать меня. Скорее всего, эту мысль тогда выдумал мой воспалённый после неудачного падения мозг, возомнив, что сейчас я внезапно окажусь в фильме, и всё пойдёт по накатанному сюжету. На деле же, незнакомка лишь легко взмахнула волосами цвета яркого костра и постаралась выжать из себя неясное подобие улыбки. Интересно, догадалась ли она, что со мной всё было в порядке, или пыталась совладать с нарастающими эмоциями?

— Ушибся? — наконец, я услышал её голос, отдалённо походивший на голос какой-то актрисы, а какой — я не помнил.

— Нет, кажется, всё в порядке. Или не совсем.

Я схватился за голову, слегка сморщившись и отвернувшись в сторону.

— Голову ушиб?

— Да-а, — вымученно произнёс я. — Похоже на то.

— Тогда пошли скорее! — боковым зрением я уловил волнение в её глазах, но может мне только показалось. Хотя голос и, правда, звучал испуганно.