Блеснув на солнце

–– Сибиряки, или шахтеры из-под сибирского Новокузнецка, или металлурги от мартеновской печи, или кочегары домоуправления? Особенно восхищался ими Павел, для которого даже короткий сон на спине был мученьем от боли.

–– Мы здесь с десяти, а уже двенадцать. Они же не шелохнутся. Завидую.– Павел похожий долгий сон под солнцем наблюдал в Юрмале. Девушка в одной позе спала с двенадцати до шести вечера. Но там было легкое ласковое солнце, и у нее была цель – загореть, и очаровывать всех мужчин и женщин подряд. А эти?

Нестор ушел по насыпи, вернулся с широкой улыбкой, почти смеясь.

–– Понял, что это за мужчины. Такие же, как и мы, что принимают по утрам. Сверху видно – между головами лежит пустая водочная бутылка.

Наступило долгожданное обеденное время, а с ним и избавление от солнца. Уходят, оглядываясь – те лежат или встали? Нет, лежат.

В низине, у моря на камнях и гальке вечерами появлялись женщины с красным вином из винограда сорта “Изабелла “. Рижане обычно выпивали его вечером. Но кто-то из интереса к эксперименту предложил попробовать делать это и утром, перед завтраком, мол, кое-кто из великих дегустаторов рекомендовал. Попробовали и они, и надо же, оказалось, что это приводило в интересное восхитительное состояние души и выливалось в прекрасное настроение. С тех пор завтрак начинался по новому рецепту.

В другой день наша троица, вдохновленная „Изабеллой” и томимая однообразием пляжного пребывания у моря, придумали развлечение – стали соревноваться, нырять в мелкую воду с дном в гальке и булыжниках, хорошо видимыми, с наклонной бетонной стенки, идущей от железнодорожной насыпи. На кону, так сказать, было – кто последний сдастся. Глубина здесь была небольшой – по колено, и чтобы нырнуть и не врезаться в камни, приходилось падать в воду почти плашмя. С малой высоты и Павел, и Нестор, и Владимир Владимирович проделывали это легко. А самый тяжелый, Владимир Владимирович, проделывал это просто отменно. Понемногу высоту нырянья увеличивали, и все сильнее нужно было пластаться и бить по воде руками, приводняясь, чтобы не врезаться в дно. Звуки шлепков, вспененная вода и брызги с отфыркиваниями ныряльщиков, возгласы– здорово! Нескольких зрителей на горячем бетоне обозначили место их развлечения. Занятие было увлекательным, проходило в азарте. Особенно импозантно выглядел и нырял Ефим Лукич – высокого роста, плотный, могучего телосложения, симпатичный и в солидном возрасте. При его девяноста пяти килограммах казалось, что вода раздастся, и он поцелуется с черноморской галькой. Но обошлось без травмы. И что удивило Павла и Нестора – нового синяка не появилось. И в них закралось сомнение в происхождении привозного из Риги, разве что, соленая вода Черного моря сразу исцеляла. Наконец ныряльщики добрались до горизонтальной площадки, выше уж некуда, и все трое нырнули с нее. Ни первого, ни последнего – ничья. Павел стал выворачивать руки, смотреть – не появились ли синяки? Нет, хоть бить о воду приходилось со всей силой.

Владимир и Павел в ласковой черноморской волне

Стоявший среди зрителей мальчик посмотрел на счастливых ныряльщиков и тихо себе под нос сказал, что он тоже может нырнуть отсюда. Мальчик невысокий, белобрысый, с выгоревшими бровям, хорошо загорелый, по-детски щупленький, лет девяти-десяти. Похоже из местных. Жалостливый Нестор ему:

–– Не надо, не ныряй с такой высоты, ведь ударишься о дно. Нырни сначала с полуметра, попробуй.

На что мальчик уверенно ответил, что не боится, что уже нырял. Павел подумал, что, пожалуй, и сможет. Вспомнил себя в пятом классе, как учительница физкультуры в жаркий день начала сентября привела их в динамовскую купальню на берегу Даугавы. Павлик увидел вышку для нырянья с площадками на высоте 3, 5 и 10 метров. Проплавал саженками, на боку, на спине, а потом решил нырнуть с трех метров. Нырнул солдатиком, потом поднялся на пятиметровую, посмотрел вниз – далеко, очень далеко, вода еле видна, страшно. Прыгать не стал, но не застыдился перед классом, смотревшим на него. И тут одноклассник Олег Иозенас смело взбегает на десятиметровую площадку и решительно бросается ласточкой с нее. Павел восхищен, класс восхищен, учительница встречает его на мостках и ругает – как он посмел без ее разрешения, но все видят, что ругает она его понарошку, что тоже восхищена и гордится им.

Павел решил, что, пожалуй, мальчонка тоже сможет, и, тем более, что здесь не десять метров, да он и не боится. Пояснили ему технику, необходимость тренировок с небольшой высоты. Тот выслушал, но сказал, что он давно на море, нырял и прыгнет сверху. И Нестор, и Владимир Владимировичем – все уговаривали его не нырять сразу, пробовали его схватить и держать, но он вьюном вывернулся, отбежал в сторону и прыгнул. Сквозь воду было видно, что задел дно, вынырнул с рассеченным лбом и лицом, по которому текла кровь. Владимир Владимировичем зажал рану полотенцем, Павел и Нестор, подхватили мальчика под руки, и быстрым шагом повели его в гору, к медпункту. Хирург побранил и пожалел ныряльщика, сказал, что за сезон таких бывает несколько, и отвел раненого за ширму зашивать рану. Доверив мальчика медицине, спасатели, исполнив должное, спустились к морю. И все же в душе осталось чувство вины из-за происшествия с мальчиком, и азарт ныряльщиков прошел. Распластались на бугрившихся камнями подстилках, обмениваясь редкими фразами о случившемся, иногда меняя положение и, выгребая из- под себя причиняющие боль камушки.

Вечерами предлагались на выбор кинофильмы под небом или танцы тоже на открытой площадке. Деревянные скамейки кинотеатра, темное звездное небо над головой, окружение молодых здоровых людей, тепло южного вечера, неуемный стрекот цикад, аромат цветов в воздухе – тогда все это казалось обычным и повторяющимся, а потому не так ценилось, как потом – на расстоянии и удалении на годы.

Павел, да и остальные, обратили внимание на одну мамочку с дочкой. Мамочка была лет двадцати пяти с подрезанными у линии подбородка махаонового цвета волосами, разделенными посредине на пробор, невысокого роста с ровными крепкими ножками из под цветастого легкого платья, выступающим бюстом и вся немного полнеющая, разговаривала нежным умеренно высоким голосом. Ее миловидная девочка была лет трех-четырех, которую она непрерывно одаривала улыбкой. Если она замечала внимание к ним со стороны, то лицо с улыбкой обращалось и в ту сторону. Она как солнце беспрерывно излучала тепло улыбки и добродушия на окружающих. Павел позавидовал в этом ей, и как прагматик, пытался примерить к себе ее улыбку и добродушие, столь приятные и нужные людям, представляя, что многое и легко удавалось бы ему, будь он только чуть похож на нее. Да, у нее был ключ к сердцам. Видел ее Павел и в кинотеатре с девочкой на руках. Видел, как девочка засыпала и тогда мама уносила ее, не досмотрев фильм, и уже не возвращалась.

В одно утро Павел, увидев их после такого вечера, подошел и предложил мамочке рассказать продолжение кинофильма, представившись предварительно. Она назвала себя – Люда, из Москвы, дочка Ира. После знакомства и остальных рижан мы сблизились с Людой и все попали под ее очарование. Ходили вместе в кино, помогали относить Ирочку в корпус, когда она засыпала в кинотеатре. Люда была весела, и охотно поддерживала веселый дух черноморского отдыха.

В один из дней Павел встретил Люду гуляющей одну уже поздним вечером. Сказала, что Ириша уснула, а ей не спится, и она решила прогуляться. Темнота уже скрывала и тротуар и очертания ближайших корпусов. На Западе, на фоне еще не стемневшего неба, проступали изломы очертаний гор. Вокруг надрывались в своем пенье цикады, издалека равномерно накатывался гул ударов волн о бетон пирса. Они шли в направлении известной им скамейки под фонарем, подошли, сели и вели разговор о жизни в Москве и Риге.

Через некоторое время увидели, что в их направлении идет в обнимку парочка, с намерением потеснить их на скамейке. Павел, озорно глянув на Люду, сказал: