Блеснув на солнце

––Открой балконную дверь! – Понял, что Ида. –Не открою, уходи, –не откроешь – разобью окно! – Зная ее темперамент, а иногда и безрассудность, поверил, понял, что выбьет стекло. Тогда шепотом и жестами, с извинениями попросил Лилю уйти, т.к. остаться просто опасно – не известно, что ожидать от Иды, когда она увидит Лилю. Лиля была послушна. Открыл дверь и выпустил ее из осажденной квартиры на свободу. Открыть балконную дверь для Иды мешала елка, и я открыл окно. Ида одним махом перелезла и влетела в комнату, озираясь по сторонам, словно ища кого-то.

––Кто у тебя был? –Никого не было, – А музыка, а вино? – Сам, один, совсем один отдыхаю. Мгновение и она сбрасывает с себя шубу, через голову снимает платье и все остальное, что на ней было, и предстает обнаженной с распущенными длинными волосами. Высоко подняв голову, гордо посадив ее, сверкая прекрасными глазами, выставив грудь, произносит:

––Ну, что? Чем не хороша тебе Ида? – Наклоняется к сумочке, достает из нее бутылку.

––Это спирт, дай стакан, – приказывает. –Может рюмку и воды разбавить? –Нет, только стакан, воды не надо. – Я приношу и протягиваю ей граненый стакан. Ида выдергивает бумажную затычку из бутылки, наполняет стакан светлой жидкостью и выпивает одним махом. Стоит, обожженная спиртом, смотрит на меня ошалело и удивленно. Мне и смешно, и жалко ее. Я бросаюсь к ней, обнимаю, целую. Она, отбиваясь, плачет, вырывается, а потом обмякает в моих руках. Я накидываю на нее шубу, несу в спальню, кладу в постель, и собираюсь уходить, как слышу ее вялый, нежный тихий шепот,– не уходи, иди ко мне, мне холодно, согрей.

И вот в эту рождественскую ночь Ида входит в мою спальню. Думаю,: –Как удалось ей войти, неужели, как и тогда – через окно? – Она красива, длинные волосы распущены по плечам, говорит нежным голосом, возбуждая мое мужское естество, я стремлюсь к ней, протягиваю руки и притягиваю к себе. Мы сливаемся, как и прежде в единое. Она прекрасна, я люблю ее. После этого она исчезает. Проснулся под свежим впечатлением с радостным чувством – все прежнее вернулось! Перед глазами всплывает видение ночи с Идой. Задумываюсь:

––Почему, зачем прервались отношения тогда, с реальной, ведь как была хороша! – И, вспомнив увиденные во сне ее волосы, мысленно перенесся в Батуми. Шум фена и мотание мокрыми волосами сопровождало бы меня всю жизнь каждый день? Нет, нет. За что? Пожалуй, было бы не легко. Бежал, и вот– свободен. –Хм…Зачем? Кому он нужен?

Дамская гитара

В студенческие годы, после окончания четвертого курса и обучения на военной кафедре ремеслу зенитчика на 57-мм зенитном комплексе С-60, я побывал в Калининграде на артиллерийских сборах в Московской дивизии, откуда походом выезжали с зенитками на Куршскую косу. Там жили в палатках, на утреннюю физзарядку прибегали на песчаный пляж Балтийского моря, который выглядел словно причесанным. Расческа была широкой, в несколько метров, чтобы нарушитель границы не мог ее перешагнуть, и даже перепрыгнуть, не оставив следа. Причесывался берег бороной вечером. Распускать прическу первыми прибегали мы. В школе и в институте я прыгал в длину почти на пять метров, но боронованную полосу перепрыгнуть никак не мог.

И вот кандидату наук, доценту политехнического института в отпуске от какой-то тоски при воспоминаниях о том уже далеком прошлом, захотелось побывать там снова. Город помнился взорванным пролетом моста трассы на Берлин, одним концом, уткнувшимся в воду, а вторым, задранным в небо, с застекленной круглой крышей вокзала, в который поезда въезжали, словно в футляр, с кафедральным собором в руинах и уцелевшей у стены могилой немецкого философа Эммануила Канта, труды которого изучал студентом и для сдачи кандидатского минимума по философии. Гвардейская воинская часть занимала комфортные немецкие казармы с кухней и прачечными в подвале, с асфальтовым плац-парадом в немецкие времена подогреваемым.

Останки прошлого Konigsberg влекли в Калининград. К тому же, и с некоторым удивлением отмечал, что с примесью чувства ностальгии. Неужели его можно было приобрести за месяц лагерных сборов с редкими экскурсиями по городу? Может быть четыре года жизни в войну в немецкой армии и общение с немецкими солдатами привили мне чутье и вкус к духу немецкого-прусского, что навсегда останется в этом городе? Но это именно так. Этот город мил мне. Что мои чувства? И в глубокое русское время города мнение горожан указывает на то, что они хотели бы город переименовать в Konigsberg, а в глубине души – присоединить его к Германии.

В профкоме института оказалась путевка в санаторий г. Зеленоградск. Секретарша была рада, что появился наконец-то охотник на эту путевку:

––Не берут, не хотят ни преподаватели, ни студенты покидать належанное, уютное и привычное рижское взморье и ехать в неизвестную Россию. – До этого в Зеленограде бывать не приходилось, знал только, что он у моря, в начале Куршской косы, в километрах тридцати от Калининграда.

Электричка, не такая ярко зеленая и не так хорошо помытая, как на Рижском взморье, а потрепанная, изрезанная, с треснутыми, а иногда и с выбитыми окнами после получаса дороги ввиду идущего справа, вдали, шоссе, укрытого некогда от авианалетов кронами буков, грабов и лип, приближалась к Зеленоградску. И впрямь зеленый град. Издали курчавится кронами деревьев, над которыми возвышается крыша водонапорной башни, похожая на каску-шлем кайзера Вильгельма. Школа со стадионом в предместье выдали приближение города. Поезд начал резко тормозить у первой привокзальной постройки – пакгауза и зеленого железобетонного туалета. И вот я в Зеленоградске – прежнем немецком Kranz.

Тут же, у вокзала, вижу давно не виданные родные по прошлому России и Риги вывески “Булочная”,” Пельменная”, окна в резных наличниках, но не ветхих и старых, а в новых белы, чистых под alarus. Почему-то не верится, что это русское. Походит на немецкий или китайский строительный импорт. В конце перрона стоянка автобусов. Автобусы ЛАЗы и ПАЗы, знакомые с давних советских времен.

Здание санатория в три этажа немецкой постройки, имеет курортный вид, похоже на взморские под Ригой и, особенно на поликлинику у моря в Майори. И во время войны оно служило санаторием, где после ранения восстанавливали здоровье немецкие летчики. Поместили меня в комнату на троих, считай, что в гостиницу о трех звездах. Комната большая, с окнами, выходящими в парк с высоченными липами. По краю парка набережная бетонной стеной над песочным пляжем, с асфальтовым тротуаром и корявым тоже бетонным парапетом. Он сдерживает натиск бесконечного количества тел отдыхающих женщин, любующихся морем, и животов мужчин, любующихся тоже морем, но больше разложенными солнцем телами девушек, которые периодически, как компасная стрелка на Север, поворачивают за солнцем. В бури стена противостоит мегатонной мощи открытого моря, и тогда звуки глухих ударов волн, бьющих в него, залетают в мою комнату, затемненную кронами лип даже в ясный солнечный день.

Перед отъездом звонил бывшему рижанину Эдуарду, но не застал. Жена сказала, что он после инфаркта лечится в санатории Зеленограда, в реабилитационном отделении. Посочувствовал ей, но обрадовался – будет хоть один знакомый на первое время. На другой день, разыскивая его корпус, шел и пытался представить себе, каким он стал после нескольких десятилетий разлуки? Увидел, легко узнал – он мало изменился, только немного раздался, но добродушное выражение лица, улыбка на полных губах и шрам напомнили о нем прежнем. Правда, ростом показался чуть меньше, толще, или это просторный спортивный костюм создал такое впечатление.

Прежде, при встречах, мы радостно пожимали руки и, долго не отпуская трясли, сегодня же он лишь вяло протянул руку и принужденно улыбался.

––Как ты оказался в Калининграде, Эдик? –

спросил я, на что он ответил небольшим повествованием. Услышал жалобы на сердце – перебои, высокое давление и инфаркт. Подумал –Наверно Эдуарду, как и тогда, в Риге, по-прежнему, приходилось нарушать режим и ритм жизни. –Рассказал, что, как и в Риге, работал в Братске на ЭВМ. Зимы там длинные и суровые. Приходилось часто согреваться и не только чаем. Почувствовал сердце, врач посоветовал переменить место проживания, и перебрался в Калининград, но сердце все же подвело – инфаркт. Врач рекомендовал реабилитационный курс в санатории Зеленоградска, и вот я здесь, на море, на Куршской косе.