Страница 9 из 22
Продолжая наступление, 31 января (13 февраля) войска Р. Ф. Сиверса после упорного боя заняли хутор Недвиговка и сразу же ощутили прилив крепко сколоченных, свежих сил у белых. «У противника обнаружился приток подкреплений, – отмечал В. А. Антонов-Овсеенко, – подошли незначительные, но бойкие отряды Назарова и Ильина, исключительно смелые части Корниловского полка (их отличие – на левом рукаве голубая нашивка с белым черепом и двумя костями накрест под ним), и сильные казачьи дружины станицы Гниловской»[38]. Особенно В. А. Антонов-Овсеенко торопил кавалерию, и к 1 (14) февраля передовые части 4-го уланского Харьковского полка вошли в село Генеральский мост, 2 эскадрона Новотроицкого драгунского полка заняли Султан-Салы, а 4 эскадрона с артиллерией того же полка взяли Петровскую.
Становилось ясно, что дни белого Ростова сочтены, хотя штаб Добровольческой армии ещё надеялся удержать город в своих руках. На рубеже станции Синявской к добровольцам пришло неожиданное подкрепление – около 200 казаков станицы Гниловской. К этому времени отряд пополнился ротой корниловцев в 100 штыков и двумя орудиями – взводом 1-й Юнкерской батареи.
31 января (13 февраля) добровольческие части полковника Кутепова перешли в контрнаступление у станции Синявской и отбросили красноармейский отряд Трифонова. Во фланг белым вышел латышский полк и вернул оставленные прежде позиции. Вслед за этим левый фланг красного фронта неожиданно атаковала казачья дружина станицы Гниловской. С распятьем на груди с ними в бой шёл священник[7]. Казаки потеснили у Ханженково стрелковый полк 4-й кавдивизии и захватили до 10 пулемётов и 7 походных кухонь. Тут же им во фланг зашли эскадроны 4-й кавдивизии и отбросили казаков. Добровольческий отряд вновь был вынужден поспешно отвести свои части ещё на 20 вёрст к востоку. Теперь фронт проходил вблизи станции Хопры у села Чалтырь.
«Поднялись казаки ближайших станиц (вернее, их искусственно подняли, так как настроение казаков было неуверенное), – писал Р. Б. Гуль[39] об итогах неудачного боя, – и хорунжий Назаров, начальник партизанского отряда, решил ударить с ними на село Салы… Разведки достаточной не было. Хорунжий бросился “на ура” и налетел на значительные силы большевиков с артиллерией. Казаков разбили. Они в беспорядке бежали, оставив под Салами раненых и убитых… Казаки разошлись. Их выступление только обострило положение»[40].
Серьёзно поредевший и уставший в череде боёв отряд полковника Кутепова продолжал цепляться за каждый хутор, за каждую станцию, но вести активные боевые действия он уже не мог. На станции Хопры его сменили части генерала Черепова, с 2 орудиями 2-го офицерского батальона и бронепоездом. По данным А. Н. Черепова[8], они включали в себя: Офицерский отряд полковника Симанского – около 200 штыков, Корниловский ударный полк – 200 штыков, 300 казаков станицы Гниловской и партизанский отряд сотника Грекова в 120 человек.
Несмотря на распутицу и порчу мостов, 3 (16) февраля разъезды 4-й кавдивизии установили связь с правым флангом отрядов Ю. В. Саблина. Таким образом, красные установили сплошной фронт, неудержимо надвигавшийся на Ростов и Новочеркасск.
В то же время революционные войска под командованием Ю. В. Саблина и части Донревкома на Новочеркасском направлении практически топтались на месте. К ним подошёл боеспособный отряд черноморских матросов под командованием А. В. Мокроусова, силой около 400 штыков при четырёх орудиях, расположенных на двух железнодорожных площадках. По настойчивому совету В. А. Антонова-Овсеенко, моряков сразу же направили на фронт и утром 26 января (8 февраля) они овладели станциями Лихая и Зверево.
Однако в целом действия частей Ю. В. Саблина и казачьего Донревкома не отличались решительностью. Не торопил их и В. А. Антонов-Овсеенко. Он намеревался занять Ростов прежде Новочеркасска, поскольку справедливо считал Добровольческую армию главным оплотом контрреволюции на Дону. Кроме того, Донревком явно без энтузиазма смотрел на присутствие революционных войск на территории Донской области. Отношения у красного командования с его лидерами складывались очень непросто, о чём следует сказать отдельно.
Ещё 7 (20) января революционеры попытались открыть в Воронеже так называемый «съезд трудового населения Дона». Однако, несмотря на энергичные усилия революционных активистов, прибывшего из Ростова С. И. Сырцова и приехавшего из станицы Каменской Е. А. Щаденко, привлечь в Воронеж представителей казачьих частей не удалось. Из сотни делегатов казаков оказалось всего около десяти.
Почти одновременно с этим событием, 10 (23) января в станице Каменской состоялся съезд фронтового казачества, на котором присутствовали представители 21-го полка, пяти батарей и двух запасных полков, о чём на следующий же день стало известно в Воронеже. Участники Воронежского съезда постановили объединиться с фронтовиками, и группа в 70 человек под руководством С. И. Сырцова и Е. А. Щаденко отправилась в путь. Однако значительная часть воронежцев отстала, и в Каменскую приехало около 30 человек.
Казачий съезд предстал перед ними в самом разгаре. Председательствовал на нём урядник гвардейской батареи Ф. Г. Подтёлков. Фронтовики горячо обсуждали политическую обстановку на Дону. Они подвергали резкой критике атамана Каледина и Войсковое правительство, но разжигать гражданскую войну явно не стремились, а склонялись к мирному решению конфликта с Новочеркасском. Такая внятная, миролюбивая позиция съезда не устраивала большевиков, которые составляли меньшинство среди делегатов, но голоса их активистов звучали наиболее громко. Особенно лютовали Кудинов и Стерхов. Распаляя страсти воинственными речами, они призывали казаков взяться за оружие, а не вступать в переговоры с властями. Атмосфера накалялась, но подавляющее большинство фронтовиков хотело мира, а не войны.
«Решение съезда приблизительно намечалось в сторону господствовавшего среди фронтовых казаков стремления мирно поладить и с “большевиками” и с правительством Каледина, избегнув гражданской войны, – писал В. А. Антонов-Овсеенко. – Это требование и предъявлял съезд правительству Каледина. В приветственных речах воронежские делегаты весьма осторожно пытались склонить казачий съезд к захвату власти»[41]. Выступил приехавший из Москвы большевик А. В. Мандельштам, с партийной кличкой «Одиссей». В своей горячей речи он сделал упор на взаимовыгодную экономическую связь Центральной России и Дона. Но и его призывы не тронули сердца казаков.
Основной причиной резкой перемены настроения делегатов стало оглашение перехваченного распоряжения атамана Каледина об их аресте. Выяснилось, что, узнав о съезде, он решил применить силу и двинул на станицу Каменскую 10-й полк. Большевики вновь воспрянули духом и развернули агитацию за решительные действия, и подавляющее большинство совещания приняло резолюцию о войне с атаманом Калединым. Избранному делегатами Донскому казачьему Военно-Революционному Комитету во главе с Ф. Г. Подтёлковым съезд поручил добиться от Войскового правительства прекращения боевых действий с советскими войсками, удалить с Дона Добровольческую армию и сложить полномочия.
В тот же день в Каменскую прибыл 10-й полк и после переговоров подчинился Ревкому.
«Большинство членов Ревкома, отражая устремления средняцкого казачества, весьма недружелюбно относились к притязаниям “иногородних” крестьян на общий раздел Донской земли и совсем не собирались кончать с общеказачьими привилегиями, – отмечал В. А. Антонов-Овсеенко. – Конечно, эти представители средняцкого казачества были настроены против казаческих верхов, хотели их свержения, но свои непосредственные чаяния стремились осуществить исключительно мирными путями»[42].
7
Р.Б. Гуль писал, что «священника станицы Гниловской, взяв станицу, повесили большевики» (Гуль Р.Б. Ледяной поход (С Корниловым). Берлин: Издательство С. Ефрона, 1921. C. 38). – Примеч. авт.
8
Черепов А.Н. Зарождение антикоммунистической борьбы на Юге России // Вестник первопоходника. № 75. Декабрь 1967. На самом деле партизанский отряд сотника Грекова прибыл в распоряжение генерала Черепова позже, утром 4 (17) февраля. – Примеч. авт.