Страница 3 из 22
Около 11 часов от станции Каяла подошли три поезда и остановились в 2–3 верстах от Батайска. Из двух эшелонов высадилось не менее 1500 пехоты. И по численности, и по качественному составу это был серьёзный противник, способный вести боевые действия по всем правилам военной науки. Выше отмечалось, что отряд состоял в основном из нижних чинов бывшего 112-го запасного полка и бывшей 39-й дивизии. В рядах отряда находилось и несколько офицеров.
Главные силы прибывшего с эшелонами отряда густыми цепями пошли на селение Батайск, охватывая станцию с юго-запада и соединяясь с восставшими в селении Батайск. Теперь силы красных удвоились, и они готовились к решительной атаке.
Вдруг на вокзале раздался телефонный звонок. Полковник Ширяев взял трубку. На другом конце провода – красные.
– Кто у аппарата? – спросил командир отряда.
– Сдавайтесь! – последовал ультимативный ответ. – Сдавайтесь! Или мы придём и всех перевешаем!
– Приходите… – резко оборвал разговор полковник Ширяев и бросил трубку.
И красные пошли. Они обрушились всей своей пятитысячной массой на позиции добровольцев. Их головной блиндированный поезд при поддержке 500 штыков пехоты медленно двинулся вперёд, стреляя из пулемётов и установленного на нём орудия. Выждав, когда вражеские цепи подошли на расстояние менее версты, морская рота открыла по ним убийственный огонь из пулемётов. Красноармейцы заметались, остановив наступление, и залегли. Их бронепоезд тоже встал и усилил артиллерийскую стрельбу, пытаясь подавить пулемёты белых.
Пули вкруговую били в стены вокзала. Кирпичи, штукатурка и стёкла обильно сыпались на многочисленных раненых, умножая их страдания. Один из снарядов угодил в здание, перебив и переранив несколько человек. «Здесь был ранен капитан 2-го ранга В. Потёмкин, которому картечь выбила правый глаз и застряла в мозгу, – свидетельствует В. С. Эльманович. – Когда бронепоезд подходил, то наши пулеметы открывали ураганный огонь, и он принужден был отступать»[7].
В это время, пользуясь удобным моментом, красные цепи вновь поднялись и бросились вперёд. Снаряды разбивали в щепы вагоны, которыми прикрывались моряки, но они продолжали вести нещадный ружейный и пулемётный огонь. Не доходя до вокзала всего 200 или 300 шагов, упираясь в стену огня, красные цепи вновь встали. Затем, не выдержав накала боя, они в беспорядке откатились версты на две назад. В то же время бронепоезд по-прежнему находился на расстоянии полуверсты от вокзала и продолжал артиллерийским огнём безнаказанно громить позиции ударного дивизиона и морской роты. «Красные обошли нас со всех сторон, – писал А. П. Ваксмут, – и в течение дня их броневик с одной пушкой подходил вплотную и громил нас. Сыпались кирпичи и стекла, и пули бились в стены со всех сторон. Таких атак в течение дня было четыре…»[8] Во второй половине дня и на фронте морской роты и с флангов, где держал оборону ударный батальон, наступление красных захлебнулось.
Хотя все атаки добровольцам удалось отбить, их положение оставалось отчаянным – вражеское кольцо сжалось, патроны на исходе, потери в отряде неуклонно росли. Он оказался заперт на крохотном пятачке вокруг здания вокзала. Добровольцы ожидали новых атак, уповая на обещанную помощь из Ростова. И с каждым часом их надежды таяли… «Но вот, около красного бронепоезда стали рваться снаряды: это стреляли орудия отошедшего к Ростову взвода юнкерской батареи, наблюдатели которого заметили бронепоезд. Несколько разрывов и… прямое попадание в паровоз…[1]»[9] Пользуясь удачным моментом, морская рота немедленно организовала вылазку с целью утолить патронный голод и заставить замолчать оставленный без прикрытия отступившей пехотой, подбитый красный бронепоезд.
Добровольцы сумели подобраться к паровозу на довольно близкое расстояние и внезапно ударили в штыки. Закипел упорный рукопашный бой. В жестокой схватке белые моряки перекололи всех артиллеристов и пулемётчиков, а паровоз бронепоезда привели в негодность. В отряд они вернулись с богатой добычей – увешанные пулемётными лентами и с приличным запасом винтовочных патронов. На вокзале их встретили с нескрываемой радостью. Однако положение добровольцев оставалось критическим. Они продолжали надеяться на спасительную помощь.
Пока Батайский отряд в полном окружении отбивал яростные атаки красноармейцев, шедший ему на выручку юнкерский батальон во главе с генералом Марковым пытался прорвать красный фронт со стороны Ростова. Но жидкая цепь юнкеров натолкнулась на густые массы красной пехоты и, получив фланговый удар со стороны селения Батайск, отошла назад.
Вскоре юнкера сами вынуждены были перейти к глухой обороне. Генерал Марков долго не выводил их из-под огня, надеясь, что Батайский отряд, правильно оценив обстановку, пойдёт на прорыв и надеялся поддержать его. Но полковник Ширяев весь день оставался на вокзале, выполняя полученный накануне боя приказ – держаться до подхода подкрепления. В конце дня, во избежание лишних потерь, генерал Марков всё же отвёл юнкеров за реку Бейсужок. Теперь Батайский отряд и юнкерский батальон разделяло вёрст пять и несколько тысяч красной пехоты.
К вечеру стала меняться погода. Угомонился степной ветер и смягчился мороз. Выпал снег, бережно покрывая землю белым саваном. Разгулялась позёмка, заметая следы дневного боя, воронки от разрывов артиллерийских снарядов, искорёженные обломки железнодорожных вагонов, многочисленные тела убитых…
Наступила ночь на 2 (15) февраля, а с нею пришла зловещая тишина на всём батайском фронте. Полковник Ширяев выставил посты и дозоры и собрал остатки отряда в здании вокзала, чтобы дать измотанным за боевой день людям пищу и отдых.
Командир отряда собрал всех начальников. На повестке совещания – оценка обстановки. Как всегда, главный вопрос – что делать? Оставаться на своей позиции на вокзале имело смысл лишь в том случае, если необходимо овладеть всем железнодорожным узлом и селением Батайск. Для этого требовались крупные силы почти всей Добровольческой армии, а не помощь в 200–300 штыков. Патронов, с учётом трофейных, явно не хватало на отражение нескольких атак. «Потери отряда за день боя – до 35 человек, – отмечал В. Е. Павлов, – из которых 6 человек убитых и 5 тяжело раненных… В отряде всего 140 бойцов. Настроение бодрое, но силы противника подавляющие: их насчитывают не менее, как в 3000 человек»[10]. Удерживая вокзал во второй день боёв, отряд обрекал себя на агонию и, в конечном счёте, на разгром. Оставшихся в живых добровольцев неминуемо ожидали жестокий плен и мученическая смерть. В близкую помощь командир отряда больше не верил. На совете решили под покровом ночи пробиваться в наименее опасном восточном направлении на станицу Ольгинскую.
Оставался самый трудный вопрос – как вывести раненых, особенно носилочных. «Я был тяжело ранен и лежал внутри вокзала и обязан своей жизнью полковнику Ширяеву, – писал А. П. Ваксмут. – С наступлением темноты было решено пробиваться. Нас, носилочных раненых, было человек 8–9, и мы были большой обузой для остальных. Зная бесчеловечную жестокость, издевательства и пытки, которым подвергались попавшие в плен к красным раненые добровольцы, кто-то предложил из милосердия нас добить. Услышав это, полковник Ширяев заявил, что либо все выйдем, либо все останемся»[11].
Полковник Ширяев считал, что наибольшая опасность находилась в северной части станции. Согласно плану прорыва, отряд разделили на три группы. Первой группе в 40 человек ударного дивизиона под командованием ротмистра Дударева отводилась роль прикрытия с севера, «…ротмистр Дударов[2](убит летом 1918 г.), – отмечал В. С. Эльманович, – очень спокойный, храбрый офицер и прекрасный стрелок»[12]. Выходя со станции на дорогу к станице Ольгинской, в случае тревоги у противника, группе этой следовало отвлечь внимание красных от главных сил отряда. Через полчаса после выступления группы ротмистра Дударева, 50 человек во главе с полковником Ширяевым выносили раненых. Им намечался путь от вокзала прямо на восток, в степь. Ещё через 30 минут морской роте в 40 человек под командованием штабс-капитана Фёдорова предписывалось уходить наиболее безопасным путём, действуя по обстановке. Всем группам предписывалось следовать к разъезду Заречная самостоятельно. В случае серьёзного боя авангарда остальным группам следовало оказать ему поддержку.
1
Иначе этот боевой эпизод описан в воспоминаниях В. С. Эльмановича: «…произошел замечательный курьез, так как снаряд, выпущенный их пушкой, попал в их же паровоз, и в облаках пара, при воплях раненых, он с трудом попятился и уже больше не показывался. По-видимому, красные артиллеристы приняли свой паровоз за наш, то есть “свои своих не познаша”» (Эльманович В. С. Морская рота Добровольческой армии // Вестник первопоходника. № 12. Сентябрь 1962). – Примеч. авт.
2
Так в тексте. – Примеч. авт.