Страница 20 из 22
О настроениях в рядах добровольцев в те дни ярко написал И. А. Эйхенбаум: «Кто же в армии? Порывная жертвенная молодёжь обоего пола, убеждённые, бескомпромиссные офицеры, готовые платить за своё достоинство, за честь Родины своей головой… Наверное, всё же никакого чуда не будет, и возвращения в нормальную жизнь тоже не будет, поэтому – да поможет Бог дойти до Его порога твёрдым шагом»[94].
Назревшая реорганизация армии являлась далеко не основной причиной длительной стоянки в станице Ольгинской. Прежде всего, следовало поставить точку в главном вопросе о конечной цели похода и выработать маршрут движения. По этому вопросу мнения старших начальников резко разошлись. Даже для опытных, прославленных военачальников, стоявших во главе добровольческой организации, решение давалось необычайно трудно.
Выступая в поход, генерал Корнилов намеревался вести добровольцев в Сальский округ Донской области, в район зимовников, к северо-западу от станицы Великокняжеской, где армия могла отдохнуть, пополнить конский состав и, находясь в районе, пока ещё не охваченном революционными настроениями, принять взвешенное решение по поводу продолжения вооружённой борьбы. Главнокомандующий всё ещё надеялся, что донцы и кубанцы стоявших на пути армии станиц откликнутся на его призыв и пополнят кавалерию, а неказачьи селения дадут пехоту. На основании своей позиции главнокомандующий отдал некоторые предварительные распоряжения. Таких же взглядов придерживался и генерал Лукомский.
Генерал Алексеев имел совершенно иную точку зрения, считая, что армию необходимо вести на Кубань для соединения с казачьими и добровольческими формированиями Екатеринодара. Обеспокоенный решением генерала Корнилова, из-за сложных с ним личных отношений и в силу исключительной важности вопроса, днём 12 (25) февраля он обратился к главнокомандующему в письменном виде.
Обозначив вес краеугольного вопроса о направлении движения добровольческих частей и коротко обрисовав сложившуюся вокруг армии обстановку, он подверг критике мнение генерала Корнилова. «Из разговоров с генералом Эльснером и Романовским я понял, что принят план ухода отряда в зимовники, к северо-западу от станицы Великокняжеской, – писал, по свидетельству А. И. Деникина, генерал Алексеев. – Считаю, что при таком решении невозможно не только продолжение нашей работы, но даже при надобности и относительно безболезненная ликвидация нашего дела и спасение доверивших нам свою судьбу людей. В зимовниках отряд будет очень скоро сжат с одной стороны распустившейся рекой Доном, а с другой – железной дорогой Царицын – Торговая – Тихорецкая – Батайск, при чем все железнодорожные узлы и выходы грунтовых дорог будут заняты большевиками, что лишит нас совершенно возможности получать пополнения людьми и предметами снабжения, не говоря уже о том, что пребывание в степи поставит нас в стороне от общего хода событий в России»[95]. В заключение письма генерал Алексеев настаивал на немедленном созыве совещания лиц, стоявших во главе добровольческой организации, и их ближайших соратников.
Кроме того, в ближайшие сутки ожидалось прибытие в станицу Старочеркасскую 1,5—2-тысячного отряда походного атамана генерала Попова, который покинул Новочеркасск в день занятия его красными. Перед переговорами с командованием казачьего отряда о взаимодействии руководителям Добровольческой армии следовало окончательно выработать план действий.
Вечером того же дня состоялся военный совет. Мнения генералов разделились. Главнокомандующий по-прежнему настаивал на движении в зимовники. Часть присутствующих лиц разделяла его мнение. Другая часть старших начальников во главе с генералами Алексеевым и Деникиным горячо отстаивала поход на Екатеринодар.
Дислокация армии в зимовниках представлялась им не только невыгодной стратегически и политически, но и рискованным предприятием в чисто военном отношении. «Степной район, пригодный для мелких партизанских отрядов, представлял большие затруднения для жизни Добровольческой армии с ее пятью тысячами ртов, – утверждал А. И. Деникин. – Зимовники, значительно удаленные друг от друга, не обладали ни достаточным числом хилых помещений, ни топливом. Располагаться в них можно было лишь мелкими частями, разбросанно, что при отсутствии технических средств связи до крайности затрудняло бы управление. Степной район, кроме зерна (немолотого), сена и скота, не давал ничего для удовлетворения потребностей армии. Наконец, трудно было рассчитывать, чтобы большевики оставили нас в покое и не постарались уничтожить по частям распылённые отряды»[96].
Генерал Алексеев выдвинул ещё целый ряд доводов в пользу своего мнения. В частности, он отмечал, что, в отличие от Дона, Кубань – край не только богатый, но и сочувствующий Добровольческой армии, что, однако, в скором будущем оказалось весьма преувеличенным молвой. Он считал, что, двигаясь на Кубань, легче всего прорвать кольцо революционных войск, а в случае несчастья армия будет в силах добраться до Кавказских гор, где можно будет её распустить, снабдив добровольцев деньгами. Весомым доводом в речи основателя добровольческой организации стало наличие крупных контрреволюционных сил в Екатеринодаре, которые вместе с Добровольческой армией могли стать центром объединения всего контрреволюционного ополчения края, а кубанская столица – его материальной базой.
В итоге дискуссии главнокомандующий согласился с мнением идти на Кубань. Но и это решение оказалось не окончательным…
На следующий день, 13 (26) февраля, в станицу Ольгинскую приехал генерал Попов со своим начальником штаба полковником Сидориным. В полдень вновь собрался военный совет. На нём присутствовали: генералы Корнилов, Алексеев, Деникин, Романовский, Лукомский, Богаевский, Марков и Попов, а также полковник Сидорин и ещё несколько строевых офицеров, приглашённых на совещание главнокомандующим.
Совещание началось с доклада генерала Попова о положении дел в Новочеркасске. Он сообщил, что около часу дня 12 (25) февраля его кавалерийский отряд силой до 2000[19]бойцов при 5 орудиях и 40 пулемётах покинул казачью столицу Дона. В момент оставления им города, красные входили в него с другой стороны. Донской войсковой атаман генерал Назаров с большей частью войскового Круга остался в Новочеркасске. Атаман был арестован и расстрелян в ночь на 13 (26) февраля.
Позднее генерал Богаевский дал этому событию следующую оценку: «Если бы во главе верных долгу донцов стал бы сам донской атаман генерал Назаров, популярный среди казаков и имевший большой боевой опыт, то, вероятно, результаты действий «степняков» были бы более значительны. Но, к глубокому сожалению, хотя всё было готово к его выступлению из Новочеркасска, атаман остался с Войсковым Кругом, чтобы разделить с ним его унижение изменником Голубовым и принять смерть. Царство ему небесное. Рыцарский, но бесполезный для Дона подвиг… Мужественно умер молодой атаман, сам скомандовав назначенным для его расстрела красноармейцам: “Сволочь, пли…” Но не лучше ли было бы, как это сделал в свое время старый сербский король Петр, уйти с верными казаками в степь и затем вернуться, когда наступит благоприятное время, и продолжать борьбу»[97].
На предложение присоединиться к Добровольческой армии генерал Попов заявил, что его отряд не покинет территорию родной области и твёрдо намерен уйти в зимовники. Труднопроходимый в весеннюю распутицу Дон, прикроет район его дислокации, что позволит переждать неблагоприятное для вооружённой борьбы время. Кроме того, в зимовниках много хлеба, фуража, скота и лошадей. Выждав удобный момент, в дальнейшем казачьи части оттуда смогут действовать в любом направлении.
19
В мемуарной литературе встречается разная информация о численности отряда генерала Попова – от 1500 до 2000 бойцов, например, А.И. Деникин и А.П. Богаевский указывали – 1500, а А.С. Лукомский – около 2000. – Примеч. авт.