Страница 14 из 22
Половина отряда выдвинулась вперёд на линию фронта корниловцев и у железнодорожного переезда рассыпалась в цепь. Остальные партизаны сопровождали лошадей и обоз, отходивший в Ростов по блестящему льду Дона. Далеко не все из них добрались до спасительного берега. Несколько очередей вражеских гранат в разных местах вздыбили лёд. Под завязку гружённая патронами, тяжёлая повозка провалилась в чёрную дыру, образованную взрывом. Спасти никого не удалось, повозка с патронными ящиками, люди и лошади – всё затащило под сверкающий на солнце лёд.
Артобстрел без перерывов продолжался несколько часов. Красные артиллеристы не жалели гранат и методично перепахивали прифронтовое пространство и сам добровольческий фронт. «Снаряды, падавшие в поле, сзади фронта, стали ложиться все ближе и ближе к нашему переезду, – вспоминал С. Н. Гернберг, – и, наконец, одна очередь легла прямо среди нас, попав в шлагбаум и железнодорожные пути… Вторая и следующие попали туда же, и воздух сделался смрадным и тяжелым, солнце для нас совершенно померкло, в воздух летели куски дерева, железа, земли, стекол и кирпича, а все наши мысли сосредоточились на желании врасти или вкопаться в эту мёрзлую, твёрдую землю. Слышались крики и стоны раненых, которые или сами, или с помощью своих друзей торопились подняться и идти в тыл, к спасительному, как казалось, Ростову, чтобы выйти из фронтового ада…»[63]
Огонь красных батарей не прекращался ни на минуту, выхватывая из добровольческих рядов всё новых бойцов. В какой-то момент заговорили и красногвардейские пулемёты. Их огонь прижимал добровольцев к земле, не давая им поднять голову. Лишь изредка гремели разрозненные ответные ружейные выстрелы по ещё невидимому наступающему противнику.
Вскоре глазам добровольцев открылась тревожная картина – впереди и справа от них на расстоянии не более полутора вёрст показались густые вражеские цепи. Пехота красных молча, без единого выстрела охватывала правый фланг добровольцев, заходя далеко в тыл. Лишь глубокий снег мешал красным осуществить этот манёвр быстро и захлопнуть ловушку.
Добровольцам следовало поторопиться, чтобы вырваться из приготовленной западни. Они поднялись и под пулемётным огнём стали отходить по железнодорожной насыпи. «Греков снова пытался кричать о том, что отступление позорно, что он застрелится, но не отступит; гимназистка Ася, стоя в положении “с колена”, спокойно посылала пулю за пулей в красных, какой-то черкес или кубанец, офицер, взявшийся неизвестно откуда, втащив свой тяжелый пулемет Максима на крышу небольшого железнодорожного строения, тщетно звал опытных пулеметчиков и угрожал отступающим плетью»[64]. Несмотря на грозившую им опасность, добровольцы время от времени останавливались и посылали несколько пуль в наступающего тесными цепями врага.
Белые упорно сопротивлялись. На помощь к ним подошли немногочисленные свежие силы – ростовские формирования и Старочеркасская казачья дружина, но фронт уже неудержимо покатился к городу.
«Наша тяжёлая била по кирпичному заводу у Ростова, – отмечал В. А. Антонов-Овсеенко, шедший в то время вместе со штабом Р. Ф. Сиверса. – Лёгкие батареи громили Гниловскую, отплачивая станичникам за попытку поддержать Корнилова. В особый раж впадали наши наводчики, при виде гордо высившегося над станицей церковного купола. По “куполу” шла азартная стрельба. Корниловская артиллерия скупо отвечала»[65]. Почему-то именно купол православного храма не давал покоя красным артиллеристам, вызывая какую-то особенную ненависть…
Во время боя днём 9 (22) февраля в станице Гниловской произошёл жестокий случай. Глубокий след оставил он в памяти многих добровольцев. А. И. Деникин с болью писал о нём: «…от поезда оторвалось несколько вагонов с ранеными добровольцами и сёстрами милосердия и покатилось под откос в сторону большевистской позиции, многие из них, в припадке безумного отчаяния, кончали самоубийством. Они знали, что ждёт их»[66].
Но далеко не все раненые добровольцы таким образом свели счёты с жизнью. Большинство из них предпочло погибнуть в перестрелке или в последней рукопашной схватке. С отчаянием обречённых отстреливались они от наседавшего врага, а напоследок нашлось у них и несколько гранат. Ворвавшись в вагоны, красные никого не оставили в живых. Не пощадили они и сестёр милосердия…
История эта отражена в воспоминаниях главнокомандующего красными войсками В. А. Антонова-Овсеенко: «На путях – разгромленный санитарный поезд корниловцев. Он было уходил от нас к Ростову, но состав оторвался и пошёл под уклон навстречу нашим цепям. Санитарный персонал и раненые встретили наших выстрелами и гранатами и все были перебиты. Тут же у вагонов, на снегу валялись они – две женщины, несколько мужчин, и люди-гиены копошились около них»[67]. До Ростова от станицы Гниловской оставалось не более семи вёрст. После 15 часов красные полностью заняли станицу Гниловскую, затем взяли кирпичный завод, а по цементному заводу продолжала работать их артиллерия.
По сведениям воздушной разведки в штабе Р. Ф. Сиверса знали, что противник лихорадочно готовился к эвакуации из города – аэрофотоснимок ростовского вокзала отчётливо показывал скопление составов на путях в сторону станицы Аксайской. В. А. Антонов-Овсеенко был раздосадован из-за медлительности частей 4-й кавдивизии, которые по глубокому снегу совершали охват Ростова с севера, стремясь перерезать пути отхода Добровольческой армии у станицы Аксайской и Кизитеринки.
В то же время расположенным в Батайске войскам А. И. Автономова красный главком передал распоряжение немедленно занять станицу Ольгинскую, чтобы не дать генералу Корнилову уйти на Кубань. Сначала от А. И. Автономова долго не поступали известия, а затем выяснилось, что подчинённые ему Ставропольский и 153-й Бакинский пехотные полки замитинговали и отказались идти на фронт. Таким образом, для Добровольческой армии сложилась благоприятная обстановка. Она смогла в ночь на 10 (23) февраля беспрепятственно покинуть город и уйти на переправу через Дон у станицы Аксайской.
Весь день 10 (23) февраля в Ростове шли бои, особенно ожесточённые столкновения произошли на кирпичном заводе и в районе Темерника. Городская Дума отправила в штаб Р. Ф. Сиверса делегацию, которая сообщила, что Добровольческая армия покидает Ростов без боя, и просила не обстреливать город артиллерийскими орудиями.
Вечером 10 (23) февраля В. А. Антонов-Овсеенко получил короткую телеграмму с приказом В. И. Ленина: «Экстренно. Антонову. Сегодня во что бы то ни стало взять Ростов. Ленин»[68]. 11 (24) февраля в городе то и дело слышалась стрельба, но к концу дня город был прочно занят красными. Красным достались 3 исправных броневика и 8 орудий. Однако части Р. Ф. Сиверса и 4-я кавдивизия так переутомились после двухдневного боя, что оказались не способны на преследование Добровольческой армии.
Не оставляя надежду двинуть на части генерала Корнилова митингующие войска А. И. Автономова, красный главком отправился в Батайск. На шестой версте от Ростова мост через Дон оказался взорван, и В. А. Антонову-Овсеенко пришлось переходить через реку по льду.
В Батайске выяснилось – штаб А. И. Автономова потерял управление войсками, которые разваливались на глазах. Их численность ежедневно таяла.
После долгих лет Великой войны солдаты-фронтовики стремились побыстрее разъехаться по домам, а революционные агитаторы под разными предлогами втягивали их в новую кровавую бойню. Согласившись атаковать Батайск, где, как им говорилось, засели банды «барских сынков», мешавших их продвижению в Центральную Россию, полки А. И. Автономова крепко получили по зубам от добровольцев отряда полковника Ширяева и моряков капитана 2-го ранга Потёмкина, что подействовало на фронтовиков отрезвляюще. Многие из них прозревали и явно не торопились умирать за идеалы революции.