Страница 13 из 15
Маша похлопала ресницами, пытаясь понять, что она не так сказала, а потом просто встала и сделала ручкой:
– Ой, ну да вы сами разберётесь. А мне пора – работа. – И убежала, едва выслушав от меня: «Спасибо, голубушка».
– Вы меня заинтриговали, Алексей Степанович. – Милые глазки Нины заметно потеплели. – Что же это за предложение такое?
– Позвольте вас угостить, чем «Бристоль» послал, – улыбнулся я ей и подозвал официанта. – За сим ранним обедом и переговорим.
– Благодарю. Это несколько неожиданно…
Она подразумевала, что принимать угощение от малознакомого человека не совсем, мягко говоря, прилично – хотя и выбрала обтекаемую реплику. С тем, чтобы определить, понял ли я и как отреагирую на это.
Я понимающе улыбнулся и, глядя в глаза, мягко сказал:
– Полноте, Нина Георгиевна, что за разговоры натощак? Мне тоже недремлющий брегет уж прозвонил обед.
Тут как раз подбежал официант и поклонился – совсем как «в старые добрые времена».
– Чего изволите-с откушать?
– Если дама не возражает – нам обоим бульон, стейк средней прожарки и какой-нибудь десерт к чаю.
– Прекрасный выбор. У нас по случаю ещё осталась бутылочка «Шато-Икем»…
Мы с Ниной переглянулись и сказали одновременно:
– О нет, в другой раз. – И как-то сразу непринуждённо рассмеялись.
– Маша мне второпях сказала, – всё ещё улыбаясь, произнесла Нина, когда официант удалился, – будто вам требуется репетитор английского? Для супруги?
– Она так сказала? Милая простушка. Нет, я не женат.
– Так она неправильно вас поняла?
Кажется, Нина опять начала волноваться. Следовало её успокоить. И найти возможности для дальнейшей разработки, поскольку предположения, возникшие после вчерашнего разговора с горничной, начали приобретать конкретные и весьма милые черты.
– В сущности, всё верно. Мне предстоит ответственная командировка, а мой английский несколько хромает. I have not enough possibility to practices’[5].
– За время работы в английском консульстве у меня было достаточно времени и возможностей попрактиковаться и в деловой, и в разговорной речи, – кивнула Нина. – Если вы располагаете возможностью…
– Время занятий и материальную сторону вы сами назначите – после десерта. Я в экономической комиссии, равно и в представительстве Внешторга, по командировке загружен нечрезмерно. Зато, кстати, вполне могу при необходимости оказать содействие… помочь «нашим людям». Многим сейчас приходится нелегко. Маша обмолвилась, что у вас, простите за бестактность, проблемы с матушкой?
– Теперь уже нет. – Голос Нины чуть дрогнул. – На той неделе будет сорок дней, как…
– Простите великодушно. И примите мои самые искренние соболезнования.
Нина посмотрела мне в глаза и медленно кивнула.
– Хоть я и не имел чести быть представленным вашей матушке, но – судя по её дочери – она была замечательной женщиной.
– Благодарю вас. Уверена, что там. – Нина подняла глаза к небу, то есть к давно не беленному потолку, – ей куда лучше, чем здесь.
Достаточно прямой и, в общем-то, преждевременный комплимент, едва замаскированный под светскую любезность, Нина поняла и приняла, но и намекнула мне на излишнюю поспешность.
Очень хорошо.
– Ещё раз простите – может быть, я смогу помочь вам с проведением Сорокадневного Поминовения?
Теперь она, полагаю, расценит это не как формальную любезность, но как знак внимания и заботы.
– Не хочу злоупотреблять вашей добротой, Алексей Степанович. – Нина отрицательно покачала тёмно-русой челкой.
Я не счёл нужным скрывать разочарование.
– Но если вы располагаете возможностью… – продолжила Нина. – У моей подруги, Тамары Пожаровой, какие-то большие проблемы со службой… да и с жильём не всё в порядке.
– Чуть бы подробнее, – попросил я совершенно искренне.
Попросил, потому что почувствовал как-то сразу, что это может оказаться перспективным не только для основного – мостик в Альбион! – но и для вспомогательных, контрразведывательных заданий.
А Нина ещё и ответила самым желательным для меня образом.
– Если позволите, я вас познакомлю – и она всё сама расскажет.
– Полагаю, ваша подруга – реально из нашего… вашего круга?
Через какую-то секунду Нина поняла, что – то есть кого я имею в виду, – и ответила чуть смущённо:
– Простите, Маша – не показатель.
– Хотя весьма мила и позволила нам познакомиться. – Успел сказать я с улыбкой, прежде чем подплыл официант с первой переменой блюд.
За десертом мы обговорили и регламент занятий, и время встречи с «подругой Пожаровой».
Что нам дано…
Вечер и почти весь последующий день во внутренней комнате Севастопольского уездного отделения Крым ЧК мы разбирали нашу «добычу».
В пятнадцати папках, найденных под кирпичным полом, оказалось помимо личных дел офицеров, которые служили, в том числе по прямому заданию разведки, в Красной армии, ещё немало интересных документов.
Телеграммы оперативного характера, лично подписанные главнокомандующим.
Оперативные сводки, докладные и сведения контрразведывательных отделений.
Личные записные книжки генерала Деникина…
Всего 2835 листов, – значит, подробный анализ ещё только предстояло сделать, и конечно же не нам. Так что я более подробно просмотрел документы из той самой первой папки, которая попала мне в руки: «Учетно-регистрационные карточки офицеров Генерального Штаба, служащих в Красной Армии».
Начал с последних карточек, расположенных в алфавитном порядке. Вскоре я с удовлетворением убедился, что обе мои фамилии, под которыми я служил в Императорской Русской и работал во всех последующих армиях и войсках, вплоть до времени возвращения к своим, сию картотеку миновали.
Потом я уже просматривал Учетно-регистрационные карточки подряд, время от времени спрашивая у Ломанидзе и Мортиросова (мы работали втроём), как у старых, со времён подполья, севастопольцев и участников первой регистрации, что им известно о судьбе очередного офицера.
Вариантов ответов было немного: «Нет, ничего не знаю», «Этот точно ушёл с эскадрой» и «Раскололи субчика. Получил по заслугам».
Некоторые извивы офицерских военных биографий заставляли задуматься. Так я задержался на Учетно-регистрационной карточке капитана 2-го ранга Леонида Осиповича Матусевича. Мичман, инженер-лейтенант, затем – начальник Оперсвязи в красном Мариуполе и вдруг произведён в чин кавторанга ВСЮР, и это, перескакивая через две ступеньки званий, и после службы в Красной армии? Видать, изрядно послужил Белому делу…
Последнюю фразу я сказал вслух. Гагик заглянул мне через плечо, увидел, о ком речь и после секундного раздумья сказал:
– Леонид Матусевич? Так была недавно прислана ориентировка, что он может оказаться в Крыму. А разыскивается по какой-то Мариупольской истории девятнадцатого года.
– Скверной истории, – сказал я, припоминая давние свои перехваты сообщений искровым телеграфом в штаб Южного фронта.
Слушать, о чём переговариваются красные командиры и комиссары, было моей прямой обязанностью в то время. Слушать, докладывать «наверх» и готовить сводки для ещё верховнее верха. И в считанные минуты решать, что должно включаться в доклад, а что – нет, о чём упоминать в сводках, а о чём умалчивать. И при этом всё обставлять так, чтобы не навлечь на себя подозрений. А потом ещё с предосторожностями готовить и отправлять шифрограммы для наших…
И ещё подумал сразу, что непременно надо разыскать бывших сотрудников или сослуживцев этого Матусевича, чтобы наверняка его опознать, если понадобится. Вот его последнее место службы. Наверняка же кто-то остался в Крыму…
– Что он там натворил, в Мариуполе? – тем временем Ломанидзе отложил опись документов и подошёл к нам.
– Вроде помог деникинскому десанту, – ответил за меня Мортиросов, – ты разве ориентировку не читал?
5
У меня недостаточно возможностей для практики (англ.).