Страница 10 из 15
– Ешь, узник замка Иф… И слушай. Капуана, конечно, рассыпается в комплиментах «прекрасной синьорине» и, думаю, не лжёт, здесь такие плотненькие, как я, считаются эталоном красоты. Сицилийки воспитаны в строгости, но, быть может, это только первое впечатление, дома показывают себя во всю ширь натуры…
– Не отвлекайся! – перебил её брат, обсасывая баранью косточку. – Так что наш итальянец?
– Задумал очень непростую игру. Он, кстати, сердится, если его назвать итальянцем. Говорит – я сицилиец. А однажды он видел, как парень из Флоренции ударил кого-то из Рима, заявив – я флорентиец, а не итальянец. В общем, сицилийцы от войны устали. Видел бы ты, сколько молодых женщин в чёрных платках… А другие не знают, надевать ли чёрное – мужья, отцы или братья пропали без вести. В британском плену или лежат в песках Туниса. Бог один знает, где они сейчас. Обвиняют Муссолини, но больше Гитлера. Много погибло в России, на Волге. Поэтому Капуана не верит, что в случае высадки в Сицилии местные будут воевать против союзного десанта. Немцы, конечно, будут драться до последнего, на то они и немцы, но их здесь всего три дивизии, не из лучших…
– Но десант будет на Балканах!
– Наш капитан в этом не уверен. Пока немцы воюют на Восточном фронте с русскими, у них нет сил закрыть всё побережье. Союзники запросто захватят, к примеру, Сардинию.
Войцех утвердительно кивнул. Чем меньше остров – тем проще его забрать. В середине июня десант высадился на Пантеллерию, он расположен между Мальтой и Тунисом. Итальянский семитысячный гарнизон моментально сложил оружие, не оказав сопротивления.
– …В общем, Капуана не исключает любого развития событий и подстилает соломку везде. Говорит уклончиво, намёками, цветастыми эпитетами, мол, всё ради ваших прекрасных глаз, ничего конкретного… Но по отдельным его репликам догадываюсь, у него дозрела идея перевербовать тебя и забросить обратно к англичанам, тем самым заслужить расположение у начальства и у немцев, если они победят в войне. На случай поражения и особенно десанта союзников на Сицилию он оставляет меня здесь как аргумент: глядите, как заботился о британской военнослужащей, пылинки сдувал… Я также послужу гарантом твоего правильного поведения в английской и польской армии. Ешь! Нам нужны силы и ясная голова, чтоб не ошибиться.
Слова сестры никак не прибавили Войцеху аппетита. После событий этого дня их положение выглядело гораздо хуже, чем в самом начале плена. Тогда им светил заурядный лагерь, теперь же офицер разведки (или контрразведки – поди разбери их структуру) затеял рискованную игру, ставки в которой – жизнь или смерть обоих Закревских.
Сначала мягко, а потом всё твёрже он начнёт их прессовать, не выпуская из Пакино.
В случае если Войцех не оправдает себя как итальянский агент в британском тылу, Капуана вынужден будет отдать Марылю на съедение своему начальству. Кроме того, она – свидетель его нелояльных речей и слишком уж предусмотрительных поступков в преддверии наступления союзников, а нежелательные свидетели долго не живут.
– Что бы мы ни решили, надо держаться вместе, сестра. А до поры – тянуть время.
Мальта, Валетта. 1 июля 1943 года
В полутораста километрах южнее Пакино, на главном «непотопляемом авианосце» Великобритании в Средиземном море по имени Мальта, генерал Монтгомери получил отчёт разведуправления о мерах по дезинформации противника. Крушение «дакоты» у Сицилии подтверждено, самолёт упал на отмели, итальянцы наверняка знают характер груза, предназначенного для высадки в Греции. Ещё раньше с трупом офицера к противнику была переправлена карта с подробным указанием ложных мест десантирования.
Штаб Монтгомери находился в бронированном подземном бункере близ Валетты. Союзная авиация проутюжила все сицилийские аэродромы противника, но какой-то шанс налёта люфтваффе или итальянских самолётов всё же сохранялся, генерал предпочитал не рисковать. В этой войне противнику лучше не давать дополнительных шансов.
Яичница с беконом и гренками остыла недоеденной, не дождавшись окончания стратегических раздумий, от которых командующего 8-й армией отвлёк доклад адъютанта.
– Приземлился самолёт генерала Эйзенхауэра, сэр!
– Я встречу его, Вилли. Подайте фуражку. И распорядитесь, чтобы нас не тревожили.
Утренний звонок американского командующего, предупредившего, что он намерен беседовать с глазу на глаз, без своего заместителя Александера, ответственного за высадку в Сицилии с американской стороны, насторожил. Какие подводные течения в лагере союзников возобладают на этот раз?
В бункере американец стащил с головы пилотку и перед зеркальцем пригладил остатки волос. Они отступали от лба к затылку как Роммель от Эль-Аламейна, проигрывая битву за череп военачальника.
– Вы без Александера? – осторожно напомнил Монтгомери.
– Да! И даже без вашего премьера, привязчивого как липучка. Вы удивлены? Сейчас расскажу историю. Представьте, он рвался лично участвовать в десанте на Пантеллерию с американскими морпехами. – Эйзенхауэр издал квохтанье, отдалённо напомнившее человеческий смех. – Заверял меня, что это нужно для подъёма боевого духа всей коалиции и совершенно безопасно, ведь гарнизон макаронников не больше трёх тысяч.
– Что же вы не позволили?
Американец уселся на металлический стул и забросил ногу за ногу.
– Пожалел наших парней, которым пришлось бы тащить борова на берег, а потом укрывать от пуль. В толстую мишень промахнуться сложно.
– Я что-то слышал о пари… – Монтгомери, отнюдь не боготворивший Черчилля, тем не менее раздражался, когда его высмеивали иностранцы, и поспешил скорректировать тему беседы.
– О да! Он спорил, что после бомбёжек острова там мало останется живых итальянцев. Тысячи три, не более. В общем, мы хлопнули по рукам: если возьмём больше трёх тысяч пленных, он мне отсчитает по десять центов за каждого.
– А если меньше?
– Тогда я ему плачу столько же за каждого недостающего… Признаюсь, Бернард, я никогда с такой тревогой не прислушивался к нашей стрельбе, ведь всякое удачное попадание отнимало у меня десять центов. Какова же была моя радость, когда Черчилль вручил мне четыреста долларов!
– Он – баронет, совсем не из бедной семьи. По вашей таксе ему хватит денег, чтобы выкупить всю итальянскую армию, сдавшуюся в плен. Виски?
– Благодарю, не стоит. Скоро лететь назад, а после виски меня укачивает. – Американец уселся возле стола, закинув ногу за ногу. – Генерал, во всей этой грядущей авантюре есть несколько неприятных моментов.
– Несколько – слабо сказано, – согласился Монтгомери. – Что лично вас больше всего волнует? До высадки чуть больше недели, что-то менять слишком поздно…
– Но не поздно подумать, что делать дальше. Александер слишком полагается на экспромт. Я бы снял его с командования операцией, но у него в Военном министерстве мощные связи. Допустим, вы сумеете закрепиться и двинуться нам навстречу. В общем, я в этом не слишком сомневаюсь, – острый ноготь Эйзенхауэра чёркнул по карте Сицилии на столе у англичанина. – А дальше? Сразу двигать к Палермо? Или ждать, пока нам разрешат переправить на Сицилию ещё несколько дивизий?
– Я бы высадил десант в Калабрии, – уверенно предложил Монтгомери. Он не добавил, что взял бы командование операцией на себя, обходясь без американских подсказок, зная, насколько ревниво Эйзенхауэр относится к подобным заявлениям. – Тогда три немецкие дивизии и остатки итальянцев мы раздавим в Сицилии. Иначе они эвакуируются на материк.
– Иной раз думаю, что вы, англичане, это какая-то нация самоубийц. Да, разгром сицилийской группировки на севере острова укрепит наш успех… Но в Калабрии десант погибнет. По суше и по железной дороге враг гораздо быстрее перекинет подкрепления, чем мы – морем.
– Да, жертвы будут, Дуайт. Но меньше, чем потери в боях с немецкими полками, если их выведут с Сицилии.
– Грёбаная арифметика! – Эйзенхауэр хлопнут пятернёй по столешнице. – Эта ваша британская жертвенность меня всегда раздражала. Сколько же вы людей уложили, пытаясь внушить наци, что Сицилия – не ближайшая цель десанта?