Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 18



Морин Орт

Убийство Джанни Версаче

В американской истории преступлений

Посвящается Тиму и Люку, а также матери, которая, бывало, говорила: «Книгу и последний дурак способен написать»

Maureen Orth

Assassination of Gia

Печатается с разрешения издательства Delacorte Press, импринта Random House, подразделения Penguin Random House LLC и литературного агентства Nova Littera SIA.

Copyright © 1999 by Maureen Orth

© Г. И. Агафонов, перевод, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

И НЕУЛОВИМЫЙ КЬЮНЕНЕН

КАК ВЕЛИЧАЙШИЙ ОПЕРАТИВНЫЙ ПРОВАЛ

ЗА ВСЮ ИСТОРИЮ АМЕРИКАНСКОГО УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА

Жестокая ломка ценностей

Жанр этой книги не столь очевиден, как может показаться. Она – не только документальное расследование обстоятельств убийства сверхмодного итальянского дизайнера Джанни Версаче. Просто вынесенная на обложку произведения и сделавшая его бестселлером тема счастливым для автора и роковым для жертвы образом совпала с завершающей стадией журналистского расследования цепи на первый взгляд бессвязных и бессмысленных убийств, совершенных наркозависимым психопатом-гомосексуалом по имени Эндрю Кьюненен весной и летом 1997 года.

Морин Орт – не специалист по криминальным расследованиям. Она – эссеист и автор материалов для журналов Vogue и Vanity Fair. И тем точнее и страшнее поставленный ею первичный диагноз: сын мичмана – ветерана Вьетнамской войны филиппинских кровей и взятой им в жены набожной официантки-итальянки из припортового ресторана Сан-Диего всего-навсего с педантичной последовательностью проводил в жизнь навязчивую идею осуществления американской мечты доступными ему средствами. А перечень средств и порядок их употребления Эндрю еще мальчиком усвоил из тех же глянцевых журналов: (1) набить себе цену; (2) продаться подороже; (3) купить любовь и славу. В реальной жизни этот незатейливый рецепт, как выяснилось, требовал постоянного напряжения всех внутренних сил, чтобы казаться ярче и умнее, богаче и красивее, чем ты есть на самом деле. До поры до времени на раскручивание беличьего колеса самопиара антигерою хватало собственной внутренней энергии, а затем естественным образом началась подпитка наркотиками, благо в Сан-Франциско, где Кьюненен, бросив университет, приживал у семейной пары друзей на правах гувернера, употребление всяческого допинга – неотъемлемая часть молодежной субкультуры (как, впрочем и в его родном Сан-Диего), – и колесо пошло вразнос, сметая всё на своем пути.

Вульгарный материализм, помноженный на нарциссизм и отлакированный ощущениями вседозволенности, безнаказанности и острой потребностью во внимании, плюс разбуженные сильнодействующими психостимулирующими веществами садистские наклонности поэтапно превратили талантливого экзальтированного выпускника элитной частной школы, некогда мечтавшего о «доме у моря, семье, детях и собаке», сначала в расчетливую содержанку мужеского пола, затем в пронырливого наркоторговца. А в конечном счете – и вовсе в маниакального убийцу. Постепенно до помутненного сознания Эндрю Кьюненена начало доходить, что для обретения славы ему недостает ни связей, ни талантов, а любовь каким-то непостижимым для него образом не покупается: два бывших любовника сбежали от него на другой конец страны. И тогда он обзавелся пистолетом, отправился в Миннеаполис, где свел счеты с обоими, а оттуда – на юг, к теплому морю Южной Флориды, попутно продолжив кровавое шоу садистской расправой над строительным магнатом в Чикаго (предположительно, бывшим клиентом) и убийством ради автомобиля ни в чем не повинного кладбищенского сторожа в окрестностях Вашингтона.

И вот тут, в курортном Майами-Бич, будучи в федеральном розыске, Эндрю Кьюненен, открыто остановившись в гостинце и зарабатывая на её оплату мелко-розничной торговлей наркотиками, два месяца дожидался – и дождался-таки – своего звездного часа, эффектно застрелив на пороге собственной виллы не кого-то, а самого Версаче. Так и вошел в историю. Терять убийце было уже нечего: челюсти федерального розыска смыкались – но свою миссию он исполнил – и выстрелом себе в рот сравнялся в посмертной славе с кутюрье, которого считал ничуть не талантливее себя. Тема нового Герострата, отработавшего по «живой мишени», на этом себя исчерпывает.

А вот другая важнейшая тема, поднятая в книге, продолжает тревожить, а именно – тема наглядно явленного, даже какого-то издевательски легкого превосходства горизонтально-сетевых неформальных структур – сообществ ЛГБТ, изготовителей и распространителей наркотиков и порнографии, тайных орденов выпускников элитных колледжей и просто клубов по странным интересам разного социокультурного уровня – над неповоротливыми иерархическими структурами, будь то полиция, вооруженные силы или церковь. И всё это – на фоне, казалось бы, полнейшего, самого что ни на есть безмятежного общественного порядка и спокойствия.

Красочно представленные в сюжетных линиях всевозможных оттенков и степеней злонамеренности антисоциальные и преступные элементы как вода сквозь сито струятся между заграждений, тщетно выставляемых государственными и общественными институтами, и ярким бисером рассыпаются по миру, не признавая ни межштатных, ни межгосударственных границ. Именно среди них и скрывался, ни от кого не таясь, а оставаясь неразличимым лицом в толпе, «неуловимый» Кьюненен, всякий раз безошибочно распознавая в любой толпе родственные души и автоматически попадая под защиту местного сообщества тех, кто «своих» не выдает.



Сколько еще кьюнененов натворили бы кровавых дел, не подоспей на помощь органам правопорядка и обществу в целом социальные сети, переведшие их активность в виртуальную плоскость?..

Григорий Агафонов, переводчик

Смотри, какие пошлости милы столичным толпам – да настолько, что приводят их в восторг полнейший… Как беспардонно непристойны и похабны их грубые плебейские забавы… Их похотливые делишки ты брезгливо презираешь, однако вынужден терпеть.

Пролог

Телефон зазвонил в час ночи, трубку снял сонный муж.

– Хочу поговорить с Морин Орт. Морин Орт, писательницей. – Мужской голос звучал настойчиво.

– Кто это?

– Хочу обсудить статью. – Пауза – и конец связи.

– Похоже, он, – сообщил муж.

– Кто «он»?

– Да тот тип, о котором ты пишешь.

– Что? Неужто Эндрю Кьюненен?

– Чтоб ему… – проворчал муж, переворачиваясь на другой бок и опять проваливаясь в сон. Я же уже не могла заснуть.

Дней через десять, спустя считанные часы после убийства Джанни Версаче, прославленного модного дизайнера и открытого гея, во втором часу ночи опять раздался телефонный звонок. Утром я как раз собиралась лететь в Майами, чтобы с места событий передать репортаж об убийстве Версаче, раз уж главный подозреваемый в нем – Эндрю Кьюненен. К тому времени я уже два месяца собирала материалы о Кьюненене для журнала Vanity Fair – его любимого издания, кстати. Кроме того, я успела выяснить, что с Версаче Кьюненен был знаком далеко не один год, и еще – что он подозревается в четырех других убийствах, в том числе собственного друга, его единственной, по его утверждению, любви.

– Алло, Морин Орт там? – Муж сразу узнал этого гомика по голосу.

– Зачем она вам? – Но на том конце провода тут же спохватились, и междугородняя связь разом оборвалась. Так я никогда и не узнáю, не упустила ли я тогда самую сенсационную «бомбу» в своей жизни.

Уроки расследования

Как бы то ни было, появление на страницах Vanity Fair стало бы для Эндрю Кьюненена исполнением заветной мечты. К тому времени, то есть к началу июля 1997 года, он уже был близок к тому, чтобы стать объектом одной из крупнейших в истории ФБР спецопераций по поимке особо опасных преступников. Тысячи оперативников будут высматривать его повсюду, но никто так и не установит его местонахождения… пока он был жив.