Страница 10 из 15
В какой-то момент было решено выставить на северной оконечности Киркинского наряд из состава мотоманёвренной группы численностью в 15–20 человек. Вспоминает Александр Кочкин:
– В первую ночь наряд возглавлял Бубенин. Затем его сменил замполит заставы – младший лейтенант Кустов. Кустов был из сержантов, окончил краткосрочные офицерские курсы. Поэтому Виталий Бубенин решил подстраховаться. Сказал мне: «Что-то у меня на душе не спокойно. Поезжай, посмотри, что там происходит». Я отправился на Киркинский. По прибытии выяснилось, что Кустова и старшины мангруппы нет на месте – они ушли куда-то к китайскому берегу, наблюдать за действиями сопредельной стороны. Я, взяв с собой пять человек, отправился на поиски. Вскоре, встретив Кустова со старшиной, обругал их – нельзя в такой обстановке ходить вдвоём!
Словно предчувствовал – китайцы что-то заподозрили, завели машины, зажгли автомобильные фары. Мы тут же залегли, благо – были все в маскхалатах. Вскоре на китайском берегу показалось три грузовика. Из них высыпало более ста солдат. Они обследовали место, где до этого находились Кустов и старшина, а затем уехали.
На следующий день я доложил вышестоящему командованию, что нельзя на остров посылать столь незначительные силы. Китайцы знают, что мы выставляем наряд, и действуют куда более крупными силами. Но меня не послушали и вновь отправили туда людей из мангруппы во главе с капитаном Иозасом Степанавичусом. Кажется, это было 19 декабря 1967 года.
Когда наряд прибыл на остров, к нему подъехали те самые три грузовика, из которых высыпало множество китайцев. Соотношение было один к десяти. Следовало отступить, но Степанавичус решил организовать противостояние. Как обычно – все были с пустыми руками, с оружием в положении «за спину». Китайцы стали наседать, крича «капитана-капитана!». В плотной толпе провокаторам удалось пробиться к офицеру и захватить его. Порвали шубу, сорвали погоны, отняли пистолет.
Пограничники 1-й заставы, вооружённые рогатинами. Перед БТРом стоят: начальник 57-го отряда полковник Демократ Леонов, начальник 1-й заставы «Кулебякины сопки» старший лейтенант Виталий Бубенин, начальник 2-й заставы «Нижне-Михайловка» старший лейтенант Иван Стрельников, начальник 3-й заставы «Ласточка» старший лейтенант Владимир Шорохов. Зима 1968 года
Младший сержант Денисов, увидев происходящее, крикнул: «Спасай капитана!» и бросился на выручку Степанавичусу. На него тут же накинулось несколько хунвейбинов, которые закрутили вокруг шеи ремень его же автомата. Младший сержант потерял сознание. Провокаторы бросили его под колесо машины, а капитана стали затаскивать в кузов.
Всё могло закончиться плохо, если бы в составе наряда не находился младший сержант Илья Кобец, прозванный за высокий рост «полтора Ивана». Увидев происходящее, он снял свой автомат и открыл огонь в воздух. Следуя его примеру, остальные солдаты также принялись стрелять. Китайцы растерялись, что позволило нашим пограничникам отбить Степанавичуса и Денисова. Этот эпизод со стрельбой не попал ни в какие донесения. Впрочем, и китайская сторона не заявляла протестов. Примечательно, что во время этой импровизированной стрельбы у некоторых солдат оружие отказало – смазка в автоматах не была снята и замёрзла на морозе.
Начиная с декабря 1967 года помимо мангруппы, на участки 1-й и 2-й застав периодически стали отправлять курсантов из состава отрядной школы сержантского состава, которую возглавлял майор Григорий Складонюк. Именно тогда не только китайская, но и советская сторона стала активно использовать в рукопашных схватках палки, дубины и рогатины – чтобы выталкивать наиболее агрессивных нарушителей. Среди курсантов школы сержантского состава был Юрий Бабанский. Он вспоминает:
– Во время обучения в школе сержантского состава мне впервые довелось поучаствовать в драках с китайцами. Школа была резервом начальника отряда, и её курсантами усиливали заставы, на которых ожидались прорывы с сопредельной стороны. В декабре 1967 года меня с сослуживцами направили на участок 1-й заставы, в район острова Киркинский.
Нас подняли по тревоге. Мы оделись по зимнему варианту – валенки, рукавицы, шапки-ушанки. Сели в машины и поехали в неизвестном направлении. Ехали долго, пока не прибыли на участок 1-й заставы. Добраться до нее было непросто, поскольку на берегу дороги до неё не было. Последние километры до заставы машины преодолевали по льду замерзшей реки Уссури.
Разгрузились на берегу, в каком-то ельнике. Поставили палатки, натаскали в них лапника, затопили печки-буржуйки. Примерно через час подали команду «строиться». И мы строем отправились на лёд реки. Там уже находился личный состав заставы, которым руководил лейтенант Виталий Бубенин. Напротив наших военнослужащих стояла толпа китайцев. Стоял невообразимый гам, обе стороны предъявляли друг другу претензии. Периодически вспыхивали драки.
К вечеру мы подошли, к месту событий подтянулась мотоманевренная группа отряда. Она располагалась на заставе и уже неоднократно участвовала в подобных противостояниях. Возглавлял ММГ майор Евгений Яншин. Я тогда впервые увидел Евгения Ивановича. Это был не просто офицер, а зверюга! Команды отдавал с таким рыком, перемещался словно ураган. Его все боялись и уважали. В мангруппу попадали самые «отпетые», но Яншин держал там порядок и дисциплину. Если кто сильно «залетал», мог и хорошую затрещину от него получить. При этом Яншин никого зря не наказывал, только за дело. Подчинённые чувствовали себя рядом с ним как за каменной стеной. Когда были драки, Яншин всегда находился в боевых порядках, руководил боем.
Позже, когда я уже был начальником политотдела Западного пограничного округа, у нас с Яншиным произошла встреча в Бресте. Там он служил в должности заместителя начальника штаба. К сожалению, у Яншина не было высшего образования, поэтому высоких чинов он не достиг. Но там, где он служил, свои обязанности исполнял крепко. При этом Евгений Иванович не зазнавался, вёл правильный и скромный образ жизни – не пил, не хулиганил, не «качал права». Его уважали все окружающие. А бывшие подчинённые буквально носили Яншина на руках. Так же, как и Константинова.
С первого дня на драки выходили посменно. Сначала мангруппа, её сменяет наша школа. Или наоборот. Поначалу обычно всё больше походило на митинг. Многие китайцы хорошо говорили по-русски, видимо, учились у нас, в СССР. В каждой их боевой ячейке, в подразделении были люди, знающие русский язык. Такие обращались к нам с пропагандистскими воззваниями: «Русские, мы братья! Пролетариат!
Нам нечего делить!» Призывали переходить на китайскую сторону.
Иногда китайцы приносили с собой мешки с продуктами, показывали, как они богато живут. Бывало, выкладывали перед нами свой паёк: краюху чёрного хлеба, бутылку растительного масла, запечатанную кукурузной кочерыжкой, мешочек риса, мешочек бобов, две-три пачки сигарет (сигареты эти были страшно вонючие). Покажут всё это и кричат – идите к нам, и всё это будет ваше!
Мы смотрим на это представление, одновременно смеёмся и удивляемся – вы там дураки? Не знаете, как мы в Союзе живём и как питаемся? У нас на заставе всегда в рационе было мясо, сало, котлеты и пельмени готовили. Масла этого сколько угодно… Наверно китайская пропаганда рассказывала, что мы голодаем и за еду готовы Родину продать. Какой-то театр абсурда!
Замечу, в те годы у большинства советских людей, а особенно у молодёжи патриотизм был по-настоящему велик! Мы любили свою страну искренне и беззаветно. Сегодня даже вообразить чего-то подобного невозможно! Мы были дети фронтовиков. В каждой семье был кто-то, кто воевал в Великую Отечественную, кто погиб, кто был ранен. Мой отец был бортстрелком-радистом, воевал на Курской дуге, вернулся с фронта без ноги. Даже в мыслях не было перейти на ту сторону. Как только у какого-то маоиста хватило ума на то, что нам, потомкам воинов-победителей, предложить предать свою Родину?!