Страница 16 из 73
Не выдержав сумбурных и совершенно неуместных извинений, я наклонился и накрыл манящие губы лёгким поцелуем. Моя! Моя любимая, моё чудо, моя… невеста.
— Таша, никогда больше так не делай, — титаническим усилием воли прервав касание, обнял её. — Умоляю тебя!
— Как? — касаясь губами моей обнажённой кожи и почти обжигая дыханием.
— Не сомневайся в моих чувствах к тебе, — я сжал хрупкие плечи. — Можешь сомневаться во мне, в других, в самом Шайдаре — в чём угодно, только не в моей любви. Ты — мой свет, моё чудо… Этот мир — ничто без тебя.
— Опять ты глупости говоришь, — рассмеялась Таша, очаровательно порозовев. — Пойдем лучше есть, а то я голодная, как волк.
Надо сказать, она позаботилась не только о правителях дроу. Помнится, я и в большой шатёр заглядывал. Там кроме узких, но зато удобных кроватей имелся ещё стол с несколькими большими кастрюлями, пахнущими мясом и овощами. Здесь тоже был стол с фруктами, хлебом, сыром, кувшином ткила, полюбившегося Таше и…
— Сога? Это же моя любимая рыба! — удивился я наличию национального блюда.
— Я запомнила, — присаживаясь на подушки кивнула Хранительница, — Ещё в Харруте. А ещё ты предпочитаешь твёрдый сыр, но никогда не ешь брынзу.
— Хм… — у меня просто не было слов. Все растаяли в пламени восхищения, благодарности и щемящей нежности к этому чуду.
Она глянула снизу-вверх и, кажется, прониклась выражением полнейшего, поистине идиотского счастья на моём лице. Потупилась. Кончик левого ушка, виднеющегося из-под растрёпанных прядей, заалел.
— Садись уже, — чуть ворчливо буркнула любимая себе под нос. — И так уже всё холодное. Хочешь, чтоб ледяной корочкой покрылось?
— Рядом с тобой? — подчиняясь, прошептал я сиплым от волнения голосом. — Это невозможно.
— Почему это? — торопливо откусывая от якши, которую она упрямо называла персиком, буркнула Таша.
— Ты слишком тёплая, если не сказать больше. Вот сгореть рядом с тобой вполне возможно.
— Не всегда, — она почему-то нахмурилась и поёжилась. — Порой вполне реально покрыться ледяной корочкой. Ты как в собаку превратился? Почему заявился один? Как вышло, что ребята так от тебя отстали? Поче…
Пока любимая засыпала меня вопросами, я торопливо ел. Знал ведь — спрашивает больше для того, чтоб тему сменить, а стоит мне начать говорить, обязательно спохватится и начнёт уговаривать сначала поесть. Ещё и на себя наговаривать будет, извиняться, что «совести у неё нет».
Когда мы из Штольни вернулись, уж как она радовалась, сколько вопросов задавала, а пока все не поели — слова не дала сказать. Ещё и ругала себя за болтливость и эгоизм, подкладывая эльфам, Варуку и мне куски послаще.
Собирался ещё тогда спросить, что это за «эгоизм» такой, да как-то не успел. Наверняка словечко из её родного мира, но хотелось бы узнать смысл. Если судить по самой Таше — нечто вроде самопожертвования и доброты, но она его исключительно в негативном ключе употребляет. Значит наоборот.
Проглотив последний кусок, я положил рыбы на тарелку любимой, до сих пор пустую, кстати.
— Теперь ешь ты, а я буду рассказывать.
— Я ем, — продемонстрировав надкушенный якши, улыбнулась она, но фрукт отложила. — Ладно, не бузи. Чего сразу хмуришься?
— Того. Ты в последний раз ела только утром, и то походя. Хочешь совсем обессилеть?
— Боишься, отощаю и перестану тебе нравиться? — смущённо глянув из-под ресниц, протянула Таша.
— Просто «нравиться» ты мне не будешь в любом случае, потому что я тебя люблю, а это много больше. Ешь.
— Хм… На комплимент не похоже, — задумчиво покрутив в руках вилку, отозвалась насмешливо.
— А это и не комплимент, всего лишь правда. Ешь давай, если хочешь услышать ответы на свои вопросы.
— Не уверена, что услышу, даже если ты будешь рассказывать, — со вздохом призналась любимая.
— Почему же?
— По трём причинам. Я очень устала и спать хочу больше, чем есть, но это — мелочь. Поговорить с тобой хочу значительно больше и того и другого, вместе взятого.
Согретый этим признанием до глубины души, я смотрел на смущённую Ташу и не понимал, от чего мне предстоит растаять окончательно: от её заботы, искренности, светлой щемящей нежности золотистого взгляда или самозабвенной любви?
Вверить душу и тело моим заботам, а после, узнав об измене, пусть и мнимой, пожертвовать жизнью ради меня же! Понятно, что и ради остальных искателей, но ведь Хранительница пришла именно ко мне, и не проклинала, а открывала душу, желала счастья. Кто способен на такое, кроме неё? Кто мог простить мне обман прошедшей ночи, едва его заметив? Кто мог…
— Понимаешь, — смущённо ковырнув вилкой рыбу на тарелке, Таша глянула из-под ресниц и покраснела: — У меня, когда я твой голос слышу, мозги плавятся. Я таю, как кусок воска возле печки. Но это ещё полбеды. Я уже немного привыкла концентрироваться на содержании речи, не растекаясь лужицей счастья, но сейчас, боюсь, не справлюсь.
— Почему? — едва смог выдавить из себя.
Желание сгрести любимую в охапку, сжать покрепче и не отпускать никогда стало почти непреодолимым.
— Разрушительному воздействию твоего голоса на мою способность думать ещё можно противостоять, если очень постараться, — неожиданно ехидно протянула она, — но вот зрение… Сейчас оно меня буквально добивает! Ты ничего не забыл, любимый?
— Эм…
Любимый… Это слово в очередной раз горячей дрожью невероятного счастья растеклось по венам, но Таша в упор посмотрела мне в глаза, а затем опустила взгляд ниже и покраснела. И тогда я забыл про всю нежность, трепетное счастье и прочие тёплые чувства. Кожу опалило дыханием совсем других эмоций.
Ошалев от счастья, я действительно упустил из вида такую банальную вещь, как отсутствие на мне одежды! Теперь же мной вновь овладела гремучая смесь из дикой, почти звериной страсти и благоговейного восторга. Откровенное восхищение в глазах любимой — это неописуемо!
— На Земле говорят: «Женщина любит ушами, а мужчина глазами». Так вот, к твоему сведению, я осознала, насколько далека от соответствия этой поговорке, — тихий шёпот. — Поначалу и вправду зацепил именно голос, но дальше… Хартад, я люблю тебя и глазами тоже! Не говоря о сердце, душе и обо всём остальном. В общем… какая, нафиг, еда?!
Я никогда никого не хотел так всепоглощающе и полно, как эту хрупкую девушку. Я никогда и никого так не боялся спугнуть неосторожным движением, или словом, как её… И это при том, что Таша принимала меня любого! Но как поверить самому себе? Как поверить Небу, которое подарило мне такое Чудо?!
Это… страшно. Когда-то именно Таша точнее всего описала этот страх. Она сказала, что боится проснуться. Я тоже этого боюсь. До дрожи, до замирания сердца! Наверное, этот страх не отпустит никогда, потому что без неё, без любимой, всё потеряет смысл. Судьба Шайдара, долг перед Харрутом, друзья и враги, гордость и сама жизнь. Даже страсть.
— Тебе нужно поесть, — взяв себя в руки произнёс я, поражаясь неровному звучанию собственного голоса. — И выспаться. Если моё присутствие этому помеха, я уйду или обращусь.
— Жестоко, — вздохнула Хранительница и перевела взгляд на полную тарелку, — Но действенно. Рассказывай, я постараюсь не отвлекаться.
Она всё-таки принялась за еду, а я, загоняя животные инстинкты и желания глубоко внутрь, начал рассказывать. Оказалось, если опустить терзания, предположения и эмоции, для описания произошедшего достаточно четверти часа. Ещё оказалось, что набитый пищей рот ничуть не мешает Таше скрипеть зубами. В последнем я убедился, когда рассказывал про значение печати Харташ Элмане, поставленной отцом, и суть нашего с ним разговора в Маргале, который столь превратно истолковала любимая.
— То есть, — отложив вилку протянула она, когда я вкратце обрисовал причины, по которым обогнал остальных искателей. — Нарида и вправду была твоей невестой? Получается, ты её бросил?
— Не совсем так. У нас с Наридой прекрасные отношения, но не более того. Невестой… пожалуй, была. Неофициально, но это подразумевалось. Просто она последняя молодая тарухана на Шайдаре. К тому же лишь у неё достаточный магический резерв, чтобы выносить ребёнка.