Дочь Гробовщика

– Мой дражайший супруг, не забудь, пожалуйста, что завтра состоятся похороны мистера Кардифа. И сегодня необходимо оформить и подписать бумаги, касающиеся этого мероприятия, – напомнила жена, убирая выбившийся локон темно-каштановых волос за маленькое ушко; в мочке блеснул черный аргиллит в серебряной оправе. – Также, мисс Беатрис предлагала заключить контракт на поставку цветов, лилий в том числе.

При их упоминании Варлок скривился:

– Проклятье, снова эти смрадные лилии! Я готов четвертовать того, кто назвал именно эти цветы похоронными, почему не розы? – вокруг их родовых склепов и ограды он давным-давно велел высадить белоснежные розы, служащие прекрасным украшением этого умиротворенного места. – Опять придется едва ли не сдирать кожу мочалкой, иначе меня стошнит от их вони.

Бывшие коллеги Варлока удивлялись, что сильнейший некромаг, опытный инквизитор, видавший такое, после чего обычному человеку и уснуть страшно, и вдруг не терпел каких-то цветов. Смех, да и только! Не говоря о приеме пищи, на месте которой многим виделся кусок смрадной человеческой плоти с копошащимися червями, но никак не Варлоку.

Диавалия разделяла отвращение отца: она тоже обожала розы, особенно белые. Но после убытия братьев в столицу цветов ей никто не дарил. Зато комната мамы благоухала желтыми розами, срезанными в саду отцом.

Служанки в доме считали, что желтый – цвет несчастья, болезни, и порой не стеснялись кривиться, проходя мимо очередного букета. Малифицию же не волновали глупые предрассудки, да и штат слуг после отъезда дочери она планировала поменять, предварительно стерев им память.

С первых же дней брака молодая жена взяла управление домом на себя. Пока муж гонялся за чернокнижниками, колдунами-камикадзе и прочими дурно воспитанными мира сего, она вела счета, обновляла чехлы на мебели, планировала ремонтные работы, ухаживала за садом и кладбищем, делая из дома оплот уюта и порядка.

В первое время хозяйка присматривалась ко всем слугам, однако Малифицию никто серьезно не воспринимал, и все ее требования выполнялись из рук вон плохо или не выполнялись вообще. А через две недели из всей прислуги остались камердинер-вампир Безил, кухарка Люсия, ее племянница-посудомойка и старый садовник с кучером-оборотнем. Остальные получили расчет без рекомендаций. Варлок не вникал в подробности, но наблюдал со стороны, мысленно хваля жену и радуясь, что в тихом омуте черти водятся. Со стороны Малифиция действительно выглядела скромной и неприметной, почти забитой – на деле же ее было опасно злить: в ней плескалось пламя, скрытое за черным строгим платьем, застегнутым до самого горла, и собранными в пучок вьющимися волосами.

С тех пор много воды утекло, был набран новый штат прислуги, но и они не порадовали женщину, а потом она кое-что подсчитала и решила совсем избавиться от лишних людей в своем доме. Ей не нужна камеристка, а Диавалии тем более, они привыкли справляться сами. Дочь не любила подпускать к себе посторонних. Сыновья бывали в поместье по выходным, изредка в будние дни, когда выдавалась возможность отдохнуть. Служанки, снующие по дому и подающие чай, не требовались. Подогретое вино и прочее им с мужем подносил старина Безил. Вампир был с Варлоком, когда тот родился, и служил их семье верой и правдой.

– Хозяин, к вам прибыл гость, – в гостиную вошел камердинер – седовласый, худой, как скелет, и немного сутулящийся мужчина с каркающим, как у старого ворона, голосом. Безил служил не только камердинером Варлока, но и дворецким. Так же, как и любой сильный вампир, проживший на земле слишком долго, он обладал способностями чувствовать ложь, читать мысли людей и был незаменимым защитником детей хозяина.

– Должно быть, это Аластор! Спасибо, Безил, старина, Диавалия почти готова. Забери, пожалуйста, выбранные ею книги и как следует упакуй в бумагу. Родовую литературу следует беречь, – распорядился Варлок, подойдя к стоящей на лестнице дочери. – Да, нелегко признавать, но мне будет не хватать наших прогулок по кладбищу, – он взял свою малышку за талию и опустил на пол, возвышаясь над ней.

– Отец, все будет хорошо, а если кто-нибудь попытается стащить наши книги или лишить меня их, то мы оба знаем, чем это обернется для несчастного, – она улыбнулась, приникнув к груди Варлока и слушая мирный стук отцовского сердца.

Мама обняла их обоих, проведя пальцами по волосам дочери.

Длинные пряди стали истончаться, пока не исчезли. Диавалия осталась с косой челкой коротких волос. На уже юношеской шее Диаваля поблескивал овальный кулон в виде лунного камня. Перед родителями стоял их «третий сын».

– Теперь ты окончательно готов к тому, чтобы явиться в «Виверну» в этом облике, – Варлок с тоской посмотрел на парня среднего роста с узким лицом и гладкой, без намека на щетину, кожей. Сейчас Диаваль походил на близнецов.

– Я положила тебе в сумку костяную пилочку, следи за маникюром, а то, боюсь, коменданту не хватит на тебя постельного белья, – Малифиция взяла руку «сына» и посмотрела на длинные, как у вампира, ногти.

В шестнадцать лет Диавалия отправилась с отцом и братьями на их очередное расследование. Они бродили по кладбищу, осматривая могилы, и в одной из них оказался оживший скелет. Он решил, что девочка – его племянница. Черепушку обозвали бедным Йориком, пытаясь отодрать от Диавалии, пока она не его не оттолкнула. Пальцы прошли сквозь ребра и ударились в позвоночник. Все свои крохотные ноготки девочка сломала. Как оказалось, злополучный скелет содержал магию окостенения, наложенную родственниками усопшего, чтобы со временем его останки не превратились в прах. Диавалия напоролась на эту магию, благодаря которой к двадцати годам ее «маникюр» окреп до такой степени, что ногтями без ущерба для них можно было резать дерево, сталь, каменные стены. Временами, когда под рукой не оказывалось скальпеля, а отец стоял над душой, ожидая отчета о вскрытии очередного учебного трупа, Диа не брезговала использовать маникюр. Получалось не хуже.

– Со мной все будет в порядке, я не подведу, – севшим мужским голосом сказал Диаваль.

– Я не сомневаюсь в тебе, мой сын. И мне печально осознавать, что я не могу уберечь тебя от своих врагов. Таких, как мы, прошлое никогда не оставит в покое, твои братья взрослые и могут себя защитить, ты же… в девичьем обличие – слишком привлекательный и лакомый кусочек для тех, кто хочет мне отомстить.

– Мы это обсуждали, я понимаю. Не думай ни о чем: главное, я поступил и приложу усилия, чтобы не разочаровать тебя.

В гостиную вошел мужчина в длинном черном плаще, его лицо было скрыто высоким воротником. Он протянул руку в кожаной перчатке Диавалю, и за его спиной замерцал открывшийся портал.

– Ступай, сын, – Варлок подтолкнул Диаваля. – Позаботься о нем, Аластор.

Мужчина в плаще едва заметно кивнул, и они исчезли.

– Не переживай, ты научил ее всему, и никто другой не смог бы сделать этого лучше, я горжусь вами, – Малифиция встала на цыпочки и поцеловала мужа в губы.

– Спасибо, твое мнение важно для меня. Теперь пойдем, выгоним из дома всех лишних, сегодня я намерен забросить дела и не выпускать тебя из нашей спальни, – он поднял ее на руки.

– Я не могу отказать лорду, – томно ответила супруга.

***

Диавалия

Университет Виверны располагался в шести часах езды на карете от земель Некроманцеров, среди холмов и лесов, на побережье, где бился о гордые утесы бушующий океан.

Я и Аластор, скрытый своим любимым плащом, телепортировались на подъездную дорожку вместе с большим чемоданом и стопкой книг. Вдохнув полной грудью, я почувствовала соленый запах моря и сладковатый, доносящийся с ближайшей пустоши – цветущего вереска.

Здание университета оказалось эталоном готической архитектуры и будоражило воображение мрачностью, таинственностью и скрытой за его стенами магией. При свете заката, лучи которого отражались от разноцветных стекол витражей, оно смотрелось особенно впечатляюще. «Невероятный замок», – с восхищением подумала я, следуя за Аластором.