Страница 33 из 50
– О… простите… мне очень жаль. – Успокоившись, она взяла новую ложечку, которую официант бесшумно положил рядом с ее золоченой вазочкой, и, не отрывая глаз от десерта, пробормотала: – Похоже, у нас обоих не слишком обычное прошлое.
Чарльзу показалось, что в ее словах просквозила едва уловимая боль. Какой-то мужчина попросил музыкантов сыграть «Lorena», Чарльз и Уилла переглянулись и позволили грустной мелодии говорить за них.
В ночном воздухе ощущался запах дыма и скорой осени. Уилла предложила прогуляться по набережной и взяла Чарльза под руку. На этот раз девушка не была так осторожна, и Чарльз чувствовал, как его рукав то и дело касается ее груди под тонким шелком блузки. Это прикосновение заставило его сердце биться чаще.
Они повернули направо, к широкой набережной, и неторопливо пошли вдоль причалов и ряда деревянных и серых каменных складов и служебных построек. Неяркий свет молодого месяца скрывал грязь и мусор, смягчал силуэты больших деревянных ящиков и бочек, составленных вокруг в ожидании погрузки на корабли. Сторож, сидевший на одном из бочонков, вынул изо рта трубку, сделанную из кукурузного початка.
– Вечер добрый… – Его левая рука при этом лежала на карабине.
– Да, вечер был чудесным, – вздохнула Уилла. – Поскольку вы уже знаете эту мою особенность предлагать первой, я бы рискнула сказать, что с удовольствием повторила бы его.
Остановись, сказал себе Чарльз. Немедленно остановись, не заходи дальше. Но он выпил слишком много роскошного красного вина из винограда деревушки Помероль, поэтому ответил:
– Я тоже.
– Прекрасно! И как долго мне придется ждать?
– Полагаю, до весны. Именно тогда Джексон возвращается с лошадьми, которых собирает всю зиму.
– Хорошо… – кивнула девушка, и черное перо на ее шляпке колыхнулось. – Начиная с первого апреля я буду оставлять в билетной кассе постоянную контрамарку на ваше имя. У вас будет место в ложе на любое представление. Когда я увижу вас среди зрителей, то буду знать, что пришло время повторить ужин.
– Интересное предложение… Вы так уверены, что ваш театр будет процветать?
– Я этого добьюсь. – Уилла не хвасталась, она просто говорила то, во что верила. – Сэм, как и множество других актеров, очень милый, обаятельный человек, тщеславный и все такое. Но он слишком любит выпить. Если мне удастся сдерживать его и если мы введем в репертуар две-три новые постановки, возможно комедию Мольера и какую-нибудь из мелодрам, которые Сэм пишет под псевдонимом Сэмюэлс… вообще-то, они ужасны, но публика их любит, потому что Сэм знает, как задеть тонкие струны души… если мы сможем все это сделать, то к тому времени, когда вы вернетесь, мы добьемся успеха. И тогда придется подумать о наборе актеров для гастрольной труппы.
– Для столь юного возраста вы весьма решительны.
Уилла смотрела на реку. Большой белый колесный пароход шел вверх по течению, вдоль бортов сияли янтарные огоньки иллюминаторов.
– Чудесная картина, Чарльз… согласны?
– Да, но огни в каютах вызывают во мне чувство одиночества.
– Знаю. Я чувствую то же самое с тех пор, как в детстве проезжала с отцом через незнакомые города, и мне хотелось, чтобы одна из ламп в окнах горела для нас… Поздно уже, – внезапно сказала она. – Пора возвращаться. Я всегда проверяю, поужинал ли Сэм и трезв ли он. Завтра утром мы начинаем репетировать «Улицы стыда».
Какое-то время они шли молча, слушая вечерние звуки Сент-Луиса: где-то ссорились мужчина и женщина, музыкант наигрывал на банджо «Old Folks at Home», откуда-то доносились крики уличных торговцев.
– Какая прелестная мелодия, – сказала девушка, когда они подошли к театру. – Что это?
– Вы о чем?
– О той мелодии, которую вы напеваете. – Она повторила несколько нот.
– А я и не заметил… Просто это напоминает мне о доме.
– Вот чего у меня никогда не было, так это настоящего дома.
Они остановились у служебного входа в театр. Уилла нашла в сумочке ключ.
– Сэм ночует в кабинете, а моя постель на чердаке над сценой. Так я экономлю кучу денег, не снимая жилье, хотя надеюсь, что, если в этом сезоне меня ждет успех, я смогу переехать в место поуютнее.
Она подняла голову, явно ожидая. Чарльз наклонился и поцеловал ее почти по-братски, едва коснувшись губами уголка ее губ. Рука Уиллы взлетела, на мгновение коснулась его шеи, и они тут же отступили друг от друга.
– Вы уж там поосторожнее на Западе. Я хочу снова увидеть вас весной.
– Уилла… – Чарльз собрался с духом, понимая, что должен это сказать. – Вы со мной откровенны, позвольте и мне ответить вам тем же. Я веду одинокую жизнь, особенно теперь, когда умерла мать моего сына. И я избегаю… привязанностей.
– К дружбе это тоже относится? – ровным тоном спросила Уилла.
Чарльз смутился и смог только повторить:
– Привязанностей.
– А почему вы их избегаете?
– От них слишком много боли. С одним человеком что-то случается, и другой страдает. Разумеется, я не имел в виду, что вы и я… – Он откашлялся. – Вы мне нравитесь, Уилла, но мы должны остановиться на этом.
– Насчет меня не беспокойтесь, Чарльз. Спокойной ночи.
Она отперла дверь и скрылась внутри. Чарльз остался на улице, глядя на освещенное луной здание и поздравляя себя с тем, что все-таки смог сказать то, что хотел.
Но если он был так доволен собой, почему его сердце наполнялось такой радостью и такой странной тоской, когда он представлял себе ее лицо, вспоминал, как его рукав касался ее груди во время их прогулки, когда думал о ее словах и о той удивительной естественности, пленившей его.
Что-то шевельнулось в его душе, что-то очень опасное.
У тебя будет куча времени, чтобы избавиться от этих мыслей, сказал он себе, потом резко повернулся и быстро пошел в сторону отеля.
Войдя в театр Трампа, Уилла прислонилась спиной к наружной двери.
– Ладно, – сказала она вслух, – это была просто крохотная надежда.
Она давно уже узнала, что в этом мире надежды часто и легко разбиваются. Выпрямившись, она на мгновение коснулась пальцами глаз и пошла к полосе света, пробивавшегося из-под двери кабинета. Громкий храм Сэма избавил ее от чар этого вечера и высокого южанина, а также от всех глупых фантазий.
Урок XIII
Хорошая девочка
– МАМА, можно мне сегодня пошить?
– Да, дитя мое, что ты хочешь сшить?
– Я хочу пришить оборочку к твоей шляпке. Это ведь новая шляпка? Я вижу, у нее нет оборки.
– Ты можешь сшить для меня оборку. Я буду рада носить шляпку с оборкой, которую ты сшила…
Джейн садится на табурет и шьет, как маленькая леди. Вскоре она говорит:
– Мама, я сделала все как ты говорила. Посмотришь?
– Да, дитя мое, все замечательно, даже если и есть небольшие ошибки, ты скоро научишься шить хорошо.
– Я хочу шить хорошо, мама, потому что тогда я смогу помогать тебе делать чепчики и платья, и я надеюсь, что стану тебе полезной.
Сборник Макгаффи для начинающих читателей, 1836–1879 годы
ТЕТРАДЬ МАДЛЕН
Сентябрь 1865-го. Купер получил помилование.
Я узнала об этом от Юдифи. Она приехала из Чарльстона вместе с Мари-Луизой, чтобы посмотреть, как мы тут живем. Я показала им здание школы, уже почти достроенное, и познакомила с Пруденс, которая их просто очаровала. Купер больше не хочет приезжать в Монт-Роял именно из-за школы. По словам Юдифи, он считает единственным приемлемым социальным порядком тот, при котором цветные всегда будут стоять ниже белых. Он согласен дать им свободу, но не равенство. Юдифь этим очень огорчена.
Зная о нашей растущей изоляции, она привезла несколько чарльстонских газет, где писали о важном конституционном конвенте, который прошел в баптистской церкви в Колумбии. Декрет о сецессии отменен, Тринадцатая поправка утверждена. Временный губернатор Перри осудил тех немногих, кто требовал смягчить отмену рабства с помощью компенсаций бывшим рабовладельцам и запрета принимать негров на любую работу, кроме тяжелой физической. «Нет, – сказал он, – с этим покончено навсегда, и возврата не будет».