Страница 15 из 72
Бремен вспомнил о слабеющем, бессловесном мальчике на больничной койке и прибавил газу.
Припарковался возле маяка, завернул револьвер в коричневый бумажный пакет и запер автомобиль. Горячий песок набился в сандалии и обжег ноги. Пляж был почти пуст. Бремен уселся в прозрачной тени дюны, посмотрел на море и зажмурился от яркого утреннего света.
Он снял рубашку, аккуратно положил ее на песок и развернул пакет. Металл холодил руку. В его воспоминаниях револьвер был гораздо тяжелее. От оружия пахло смазкой.
«Мне нужна помощь. Если есть какой-то другой способ, помоги мне его найти».
Бремен убрал ментальный щит. В разум вонзились миллионы чужих бесцельных мыслей, острые и болезненные, как уколы. Непроизвольно он чуть не загородился снова, но сдержался. Впервые в жизни он полностью открылся – открылся перед болью, перед миром, перед миллионом голосов, взывавших из своего одиночества. Принял их. По доброй воле. Неумолчный хор ударил по нему, словно гигантский волшебный посох. Бремен искал один-единственный голос.
Слух померк и обратился в ничто. Бремен больше не чувствовал на коже горячий песок, почти не ощущал солнечный свет. Он сконцентрировался настолько, что в эту минуту мог бы двигать силой мысли предметы, крошить кирпичи, останавливать птиц в полете. Забытый револьвер упал на землю.
К воде подбежала девочка в темном купальнике, который был ей слишком мал. Она смотрела только на море, а море дразнило, выбрасывало гладкие волны на берег и снова ускользало. Девочка исполняла беззвучный танец на мокром песке, мелькали обгоревшие ноги, то приближаясь к кромке Мирового океана, то вновь удаляясь. Неожиданно в вышине закричали чайки. Малышка отвлеклась, остановилась на мгновение, и волны с торжествующим шипением захлестнули ее лодыжки.
Чайки нырнули вниз, опять поднялись в вышину и заскользили куда-то на север. Бремен забрался на дюну. Ветер приносил с океана соленые брызги. На волнах отражался солнечный свет.
Девочка снова танцевала вальс вместе с морем. А с вершины дюны, щурясь от ясного, прозрачного утреннего света, за ней глазами Бремена наблюдали трое.
Предисловие к «Ванни Фуччи жив-здоров и передает привет из ада»
В Америке конца XX века, где полным ходом идет «десятилетие скидок» (купите то-то и то-то всего за какие-нибудь 19,95 доллара), «прогресс» и «благо» фактически воспринимаются как равнозначные понятия, и усомниться в таком превосходном тождестве – почти ересь.
Но возьмем, к примеру, современную теологию. Да, вот именно.
Что есть «Ад» Данте Алигьери? Допустим, это концентрат авторской злобы, сдобренный щедрой порцией садомазохизма. Но рассматривать «Божественную комедию» лишь с такой точки зрения – значит ограничить себя рамками современного зацикленного сознания. Не стоит забывать, сам Данте тоже был зациклен на призраке прекрасной Беатриче и в еще большей степени – на «Энеиде» Вергилия и «Сумме теологии» Фомы Аквинского. И тогда становится вполне очевидно: «Ад» представляет собой невероятно сложную теологию, которая одновременно охватывает и вопросы вселенского устройства, и сугубо личный, авторский страх смерти, «столь горький, что смерть едва ль не слаще» («Ад», песнь 1, стих 7).
Для Данте этот страх служил превосходным источником поэтического вдохновения, и, пожалуй, с XIV века тут мало что изменилось.
А теперь давайте включим телевизор. Во что превратилась теология спустя шесть с половиной веков? Вместо поэтического слога «Энеиды» – завывания взмокшего телепроповедника-южанина. Вместо совершенных умозрительных построений «Суммы теологии» – прилизанные, напомаженные и зашпаклеванные румянами кривляки вбивают в головы зрителей посредством электронно-лучевой трубки и спутников связи одну-единственную мысль: «Пришлите нам ваши денежки».
Согласитесь: язык не поворачивается назвать телепроповедников представителями современной теологии. К тому же эти господа стали чрезвычайно легкой мишенью после серии недавних разоблачений – достаточно вспомнить непристойности, приписываемые Джимми Своггарту, чушь, которую нес Рекс Гумбарт, интрижки Джимми Бэккера. Пусть мне послужит хоть каким-то оправданием то, что я написал своего «Ванни Фуччи» еще до вышеупомянутых событий.
Но подобные разоблачения необходимо продолжать, покуда мы живем в мире, где теология – это помесь Ф. Т. Барнума и Джонни Карсона, где эти паразиты проникают в наши дома через кабельное телевидение, радио и спутниковую связь… В общем, как говорила малышка с одной классической карикатуры журнала «Нью-Йоркер»: «Это никакая не брокколи, а самый настоящий шпинат. И к черту его!»
Ванни Фуччи жив-здоров и передает привет из ада
В последний день своей земной жизни брат Фредди поднялся спозаранку. Принял душ, выбрил многочисленные подбородки, уложил волосы, загримировался, облачился в фирменный костюм-тройку, белые ботинки, розовую рубашку и черный галстук-бабочку и спустился в офис «Утреннего клуба „Аллилуйя“». Там его уже ожидали к завтраку.
Джордж, брат Билли Боб, сестры Донна Лу и Бетти Джо жевали сладкие булочки и потягивали кофе. За десятиметровой стеклянной стеной (пуленепробиваемой и тонированной) на светло-сером алабамском небе занимался рассвет. На фоне предутреннего сумрака постепенно проступали очертания многоэтажных кирпичных зданий Библейского колледжа «Аллилуйя» имени брата Фредди и Высшей христианской школы экономики имени брата Фредди. На востоке за ореховой рощей виднелись Христианский конференц-центр и верхушка аттракциона «Синайские американские горки», который был изюминкой Библияленда – семейного парка развлечений для новообращенных имени брата Фредди. Неподалеку изогнутым полукружием темнел краешек Божественной антенны – таких громадных спутниковых тарелок в Библейском центре теле- и радиовещания имени брата Фредди было шесть. Фредди с улыбкой смотрел на свинцовые облака. Не важно, какая погода там, в реальном мире. В уютной студии «Утреннего клуба „Аллилуйя“» всегда радовало глаз «окно с видом на залив» – огромный экран стоимостью тридцать восемь тысяч долларов. Каждое утро на нем прокручивалась одна и та же пятидесятиминутная запись чудесного майского восхода. Вечная весна.
– Что у нас на сегодня? – Манерно оттопырив мизинец, Фредди поднес к губам кофейную чашку; в свете прожектора блеснуло украшенное розовым камнем кольцо.
До эфира оставалось восемь минут.
– Брат Боб зачитает стандартное приветствие, потом ваша вступительная речь, потом молитва за наших уважаемых партнеров – это полчаса. Еще шесть с половиной минут на хор «Утреннего клуба» – будут петь «Чудо нас ждет» и другие христианские хиты на бродвейские мотивы, а потом уже появятся гости, – отчитался брат Билли Боб Граймз, студийный администратор.
– Кто именно?
Брат Билли Боб заглянул в папку:
– Чудесные тройняшки-миссионеры Мэтт, Марк и Люк. Бубба Дитерс. Снова будет рассказывать, как Господь повелел ему кинуться на гранату во время Вьетнамской войны. Брат Фрэнк Флинси со своей новой книгой «Последние дни». А еще Дейл Эванс.
– К нам вроде собирался сегодня Пэт Бун, – нахмурился Фредди. – Пэт мне нравится.
– Да, сэр. – Брат Билли Боб покраснел и принялся чиркать что-то на одной из многочисленных бумажек. – Пэт сожалеет, что не сможет приехать. Вчера он выступал на шоу Своггарта, а сегодня днем должен быть в Бейкерсфилде с Полом и Джан. А завтра слушания в сенате по поводу тех сатанинских посланий, ну, когда прокручиваешь компакт-диски задом наперед.
До эфира оставалось четыре минуты.
– Ну ладно, – вздохнул брат Фредди. – Но уж в следующий понедельник постарайтесь его заполучить. Пэт мне нравится. Донна Лу, душенька, как там у нас обстоят дела с Промыслом Господним?
Донна Лу Паттерсон была главным бухгалтером гигантской организации брата Фредди, а точнее, целого конгломерата освобожденных от уплаты налогов организаций, куда входили религиозные миссии, колледжи, корпорации, парки развлечений, а также сеть мотелей для новообращенных. Сестра поправила усыпанные стразами очки. Строгость бежевого делового костюма подчеркивало единственное украшение – брошка «Утреннего клуба „Аллилуйя“», тоже со стразами.