Страница 5 из 7
Одним словом, западные эксперты уже не так уверены в безупречности выбранной формы общественно-политического устройства, не говоря уже о возможности органичного развития чего-то похожего за пределами западного мира. По мнению политолога Дэвида Рансимана, главное преимущество демократии – умение восстанавливаться после любых потрясений – одновременно является ее ахиллесовой пятой, так как совершенно лишает ее способности извлекать уроки из ошибок прошлого. Пока выкарабкиваться из передряг удается, кажется, что все в порядке. Но все до поры до времени.
Одно можно утверждать с уверенностью – мы должны перестать рассматривать политику как своего рода набор химических реакций, которые, пройдя через стадию активного брожения и бурления, через какое-то время достигают состояния статического, стабильного равновесия. Пожалуй, единственное, в чем можно не сомневаться, – это в неизбежности изменений, и политологи все чаще говорят об их «скачкообразном» характере как о процессе, лишенном монотонности и представляющем собой череду внезапных масштабных потрясений.
Предвидя изменения, можно предположить, что вряд ли религия останется в стороне. При этом под вопросом, скорее всего, окажется не столько судьба религии как таковой, сколько будущее конкретных вероисповеданий. Представляется, что «большая четверка» – ислам, христианство, буддизм и индуизм – продолжит вытеснять все остальные формы религиозных верований. Несмотря на широкую популярность в Западной Европе, атеизм, к сторонникам которого относят себя 16 % населения планеты, распространяется медленнее основных религий (за исключением буддизма, который, напротив, постепенно сдает свои позиции). Быстрее всего растет доля мусульман: по прогнозам, в 2050 г. мусульман на Земле будет столько же, сколько христиан (то есть около 30 %).
Как бы мы ни относились к этим процессам, имеет смысл рассматривать их точно так же, как и другие атрибуты культуры, такие, например, как язык, в особенности если учесть, что религия не может быть отделена от других факторов, включая рост численности населения и темпы экономического развития. И, подобно другим факторам, религиозная вера и дальше будет определять многие важные аспекты нашей жизни, делая ее как лучше, так и хуже. Из истории мы знаем, что религия совсем не обязательно должна противостоять интеллекту, науке, демократии и гуманизму. Впрочем, примеров обратного у нас тоже предостаточно.
Заглядывая в далекое будущее…
Хорошая научная фантастика не занимается предсказанием будущего. Авторы по-настоящему захватывающих историй в этом жанре – взять хотя бы романы «Война миров»[2] и «1984»[3], фильм «Бегущий по лезвию» (и роман Филипа Дика, на котором он основан[4]) или снятый в 1997 г. триллер «Гаттака» о генетической сегрегации – заполняют воображаемый мир будущего страхами настоящего в попытке разобраться в них. Поэтому вряд ли кому-нибудь придет в голову упрекать научную фантастику за несбывшиеся мечты о ранцах с реактивными двигателями, лунных базах или роботах-слугах. Она совсем о другом.
Впрочем, воображая, какими будут технологии будущего, даже самые лучшие произведения в жанре научной фантастики грешат однобокостью, ошибочно рассматривая только их влияние на нас, но не наше влияние на них. Как бы мы ни старались убедить себя в обратном, на самом деле технологии редко или почти никогда не навязываются нам помимо нашей воли. Они появляются только потому, что мы как общество принимаем, одобряем и в конечном итоге осваиваем их как часть повседневности, зачастую заходя еще дальше и в той или иной степени наделяя их статусом чего-то необходимого. Только с появлением мобильных телефонов и социальных сетей мы по-настоящему осознали, насколько сильно в нас стремление к самолюбованию, насколько отчаянно мы хотим вырваться из замкнутого круга обыденности и заглушить чувство одиночества. Мы даже не предполагали, насколько велика роль доверия в функционировании общества (электронная коммерция), насколько неохотно мы соглашаемся с противоположной точкой зрения («эхо-камера» в СМИ), насколько велик наш интерес к обыденному (реалити-ТВ), насколько скверно мы ведем себя в условиях анонимности (троллинг).
Таким образом, футурология может и должна заставить нас взглянуть на себя сегодняшних. Можно представить себе, скажем, трансгуманистическое будущее, в котором мы обретаем бессмертие, сделав информационные технологии частью своего сознания и тела и выгрузив свои мысли на какой-нибудь квантовый жесткий диск. Независимо от реалистичности этой фантазии (каковой я не склонен ее считать), сама по себе она говорит о многом: так или иначе, отношение к смерти и процессу умирания станет важным фактором социальных изменений. Поэтому я советую относиться к большинству прогнозов в этой книге не как к попыткам угадать, каким будет будущее, а как к выражению наших надежд и желаний.
Когда мы пытаемся понять, куда мы движемся, государственные ведомства обычно выдают в ответ сухие отчеты с множеством схем и статистических данных, полученных главным образом путем экстраполяции того, что уже есть здесь и сейчас. Футурологи же, напротив, мыслят в категориях «скачков» и «сингулярностей» – резких сломов статус-кво, разрывов на графике, обусловленных появлением революционной технологии или политическим кризисом. Художники и писатели тем временем предаются фантазиям – иногда весьма смелым, даже зловещим, нередко с примесью сатиры. Нам предстоит жить в «дивном новом мире», где в недрах Центрального инкубатория вырастет новая раса. Или же поверхность нашей планеты скроется под плотным покровом из многоэтажных «мегабашен», каждая из которых будет заселена какой-то нацией. Наконец, мы можем оказаться среди руин Армагеддона, где будем делиться преданиями о технологических чудесах на жалком подобии просторечного говора героев Чосера. Нам нужны все эти цифры, выкладки и графики – и не потому, что в них есть ответ на наш вопрос, а потому, что мы должны найти ловушки, которые сами же и расставили. Как говорил американский писатель Ричард Пауэрс: «Людям нужно все и сразу. В этом их проблема».
2
Биосфера
Гайя Винс
В проблесках занимающегося рассвета под розовеющим небом тихоокеанского побережья Коста-Рики постепенно вырисовывается иссиня-черный силуэт мужчины, стоящего у самой кромки воды. Я выключаю фонарик. Хайро Кирос Росалес и я – мы одни на этом широком пляже из черного вулканического песка, простирающемся на север на несколько километров. Хайро машет мне рукой, приглашая подойти поближе. Я спешу к нему, оглядывая пляж и едва проступающую из мрака береговую линию. Светает. Чуть поодаль я замечаю черные пятна стервятников. Вслед за ними из тьмы появляется свора дворняг, принюхивающихся к пропитавшим песок запахам ночи.
А потом я вижу их: примерно в 100 м от нас, подобно причудливой россыпи валунов одинаковой формы, из океана появляются сотни оливковых черепах, направляющихся на пляж, чтобы отложить яйца. Это так называемая аррибада, что в переводе с испанского означает «прибытие». Чтобы стать свидетелем этого чуда, мне пришлось ждать больше месяца. Поддавшись импульсу, я хватаю Хайро за руку и тяну его за собой поближе к черепахам. Он слегка удивлен, но улыбается. Это была наша первая встреча, но мы были не совсем чужими людьми – всему виной телефон, а точнее, мои бесконечные надоедливые звонки с вопросом о времени начала аррибады, благодаря которым я успела проникнуться симпатией к застенчивому коста-риканскому исследователю. Мы общаемся на смеси испанского и английского – его английский лучше моего испанского, но, как это часто бывает, есть понятия, смысл которых один язык передает куда лучше и точнее, чем другой. Аррибада – как раз одно из них.
Большинство морских черепах откладывают яйца поодиночке в разное время в течение года, поэтому предсказать, когда именно вылупится их потомство, невозможно, а значит, хищникам приходится надеяться исключительно на удачу. В отличие от них, оливковые черепахи (и их близкие родственники – черепахи вида атлантическая ридлея) выработали уникальную стратегию массового гнездования. Из-за того, что все яйца откладываются в одно время, хищники просто не могут уничтожить всех вылупившихся черепашат – их слишком много. Такой способ размножения называют стратегией «насыщения хищников». Массовые нашествия оливковых черепах случаются несколько раз в год всего лишь в паре мест на всей планете, в том числе на пляже Остиональ в Коста-Рике.
2
Уэллс Г. Война миров. – М.: Эксмо, 2017.
3
Оруэлл Д. 1984. – М.: АСТ, Neoclassic, 2013.
4
Дик. Ф. Бегущий по лезвию. – М.: Эксмо, 2017.