Простая правда

– Нет! – У Элли вырвалось это слово, произнесенное тихим взволнованным голосом. – Не могу. Не проси меня это делать, Леда.

– Но больше никого нет. Речь не идет о людях, понимающих толк в законе. Если предоставить дело моей сестре, Кэти отправится в тюрьму, виновна она или нет, потому что не в характере ее матери сопротивляться. – Леда горящими глазами пристально смотрела на Элли. – Они доверяют мне, а я доверяю тебе.

– Прежде всего, девочке не предъявлено формальное обвинение. Во-вторых, если бы и было, Леда, я не смогу ее защищать. Я ничего не знаю о ней и ее образе жизни.

– Разве ты живешь на тех же улицах, что и наркодилеры, которых защищала? Или в большом особняке на Мейн-лайн, как директор, которого ты оправдала?

– Здесь другое, и ты это понимаешь.

Не имело значения, что племянница Леды имела право говорить, как адвокат. Не имело значения, что Элли защищала других людей, обвиняемых в не менее отталкивающих преступлениях. Наркотики, педофилия и вооруженное ограбление не в такой степени задевали за живое.

– Но она невиновна, Элли!

Когда-то давно Элли решила, что станет адвокатом защиты ради спасения душ. Однако хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать клиентов, которые были несправедливо обвинены и которых она оправдала. Теперь она знала, что большинство ее клиентов были виновны в соответствии с обвинением, хотя все до единого имели мотив, о чем вопили до самой могилы. Она могла не соглашаться с криминальными действиями своих клиентов, но на каком-то уровне всегда понимала, что́ именно заставило их это сделать. Однако в текущий момент ее жизни ничто не могло заставить ее понять женщину, убившую собственное дитя.

В особенности когда рядом были женщины, отчаянно хотевшие ребенка.

– Я не могу взяться за дело твоей племянницы, – тихо произнесла Элли. – Я окажу ей плохую услугу.

– Хотя бы пообещай, что подумаешь об этом.

– Я не стану об этом думать. И постараюсь забыть, что ты просила об этом.

Элли вышла из кухни, пробиваясь сквозь разочарование Леды.

Большое тело Сэмюэла заполнило дверной проем палаты, напомнив Кэти, как она иногда, стоя рядом с ним в открытом поле, чувствовала себя в гуще толпы.

– Входи, – робко улыбнулась Кэти.

Он подошел к кровати, теребя в руках соломенную шляпу. Потом нагнул голову, и его щеки запылали ярким румянцем.

– Как ты?

– Хорошо, – ответила Кэти.

Она закусила губу, когда Сэмюэл придвинул стул и сел рядом с ней:

– Где твоя мама?

– Уехала домой. Тетя Леда вызвала ей такси, поскольку маме показалось неправильным ехать в ее машине.

Сэмюэл понимающе кивнул. Служба такси амишей, управляемая местными меннонитами, возила «простых людей» на большие расстояния или на автомагистралях, где багги не могли ездить. Что до поездок в машине Леды – что ж, он и это понимал. Леда была «в опале», и ему тоже было бы неловко ехать в ее автомобиле.

– Как… как там дома?

– Много дел, – тщательно подбирая слова, ответил Сэмюэл. – Сегодня мы сделали третий покос. – Поколебавшись, он добавил: – Полицейские все еще шныряют вокруг.

Он уставился на маленький розовый кулачок Кэти, лежащий поверх одеяла. Осторожно зажав в ладонях, Сэмюэл медленно поднес его к своей щеке.

Кэти погладила его по щеке, и Сэмюэл растаял от ласки. С сияющими глазами она открыла рот, чтобы заговорить, но Сэмюэл приложил палец к ее губам:

– Ш-ш-ш! Не сейчас.

– Но ты, наверное, что-то слышал, – прошептала Кэти. – Я хочу…

– Я не слушаю, что говорят вокруг. Я слушаю только то, что хочешь сказать ты.

Кэти сглотнула:

– Сэмюэл, я не рожала ребенка.

Он смотрел на нее какое-то время, потом сжал ее руку:

– Ну хорошо.

Кэти вскинула на него глаза:

– Ты веришь мне?

Сэмюэл разгладил одеяло у нее в ногах, подоткнув его, как ребенку. Потом уставился на сияющий водопад ее волос, понимая, что с самого детства не видел ее волосы распущенными и такими блестящими.

– Придется поверить, – ответил он.

Вышло так, что епископ церковного прихода Элама Фишера оказался его кузеном. Старый Эфрам Стольцфус был неотъемлемой частью повседневной жизни. Даже будучи лидером конгрегации, он отличался чрезвычайной доступностью: останавливал багги на обочине, чтобы с кем-нибудь поболтать, или соскакивал с плуга посреди поля, чтобы внести предложение. Когда в начале того дня Элам рассказал ему о происшествии на ферме, епископ внимательно выслушал кузена и сказал, что ему нужно поговорить с некоторыми другими людьми. Элам предположил, что Эфрам имеет в виду дьякона церковного прихода или двоих священников, но епископ покачал головой:

– Бизнесмены. Они знают, как работает американская полиция.

Багги епископа Эфрама подъехал к их дому сразу после ужина, когда Сара убирала со стола. Элам и Аарон обменялись взглядами и вышли встречать гостя.

– Эфрам, – привязав лошадь и поздоровавшись с гостем за руку, произнес Аарон.

– Аарон. Как себя чувствует Кэти?

Аарон немного напрягся:

– Мне сказали, с ней все будет хорошо.

– Ты не ездил в больницу?

– Нет. – Аарон отвернулся.

Епископ наклонил голову, и его белая борода озарилась лучами заходящего солнца.

– Пройдемся немного?

Трое мужчин направились к огороду Сары. Элам опустился на каменную скамью, жестом приглашая Эфрама последовать его примеру. Однако епископ покачал головой и устремил взгляд поверх высоких кустов томатов и вьющихся стеблей бобов, вокруг которых плясало облачко светлячков. Они искрились и кувыркались, как брошенная кем-то пригоршня звезд.

– Помню, как однажды много лет назад я наблюдал здесь за Джейкобом и Кэти, которые ловили светлячков и сажали их в банку. – Эфрам рассмеялся. – Джейкоб сказал, что мастерит амишский фонарь. Слышно что-нибудь от Джейкоба?

– Нет, и меня это устраивает, – тихо произнес Аарон.

– Аарон, его отлучили от Церкви, – покачал головой Эфрам, – а не вычеркнули из твоей жизни.

– Для меня это одно и то же.

– Знаешь, вот этого я понять не в силах. Поскольку прощение – самое главное правило.

Аарон встретился взглядом с епископом:

– Ты пришел сюда поговорить о Джейкобе?

– Нет, – ответил Эфрам. – Элам, после того как ты заглянул ко мне утром, я повидался с Джоном Циммерманом и Мартином Лэппом. По их мнению, если полицейские пробыли у вас весь день, они, вероятно, считают Кэти подозреваемой. Наверняка все крутится вокруг того, родился ли ребенок живым. Если да, то ее обвинят в его смерти. – Он хмуро взглянул на Аарона. – Мужчины предлагают поговорить с адвокатом, чтобы вы были во всеоружии.

– Кэти не нуждается в адвокате.

– И я на это надеюсь, – сказал епископ. – Но, если он все же понадобится, община ее поддержит. – И, поколебавшись, добавил: – Понимаешь, на это время ей придется не показываться на людях.

Элам поднял взгляд:

– Значит, отказаться от причастия? Ее не отлучат от Церкви?

– Разумеется, мне надо сначала поговорить с Сэмюэлом, а потом подумать. – Эфрам положил руку на плечо Аарона. – Это не первый случай, когда молодая пара опережает первую брачную ночь. Конечно, весьма печально, что ребенок умер. Однако душевные страдания в той же мере укрепляют брак, что и счастье. А что до обвинения Кэти в чем-то другом – что ж, никто из нас в это не верит.

Повернувшись, Аарон стряхнул с плеча руку епископа:

– Спасибо. Но мы не станем нанимать адвоката для Кэти и обращаться в Englischer суд. Это не наш путь.

– Аарон, что заставляет тебя всегда проводить границу, а потом подначивать людей пересечь ее? – вздохнул Эфрам. – Вот это точно не наш путь.

– Извините, но у меня много дел. – Кивнув епископу и отцу, Аарон зашагал к коровнику.

Двое пожилых мужчин молча наблюдали за ним.

– У тебя однажды уже был с ним подобный разговор, – заметил Элам Фишер.

– Да, – грустно улыбнулся епископ. – И в тот раз я тоже говорил с каменной стеной.