Страница 7 из 16
Страсть и вожделение скручивают меня тугим узлом так резко, что темнеет в глазах. Приходится отстраниться, чтобы заставить себя остыть. Я все равно никого не боюсь, так что фору даю пленнице.
Отхожу назад и рассматриваю дело рук своих. Девчонка сидит какая-то пришибленная, с опухшими губами и взглядом таким темным и тяжелым, что стол перед ней вот-вот загорится. Мне пора остановиться.
Сейчас, немедленно! Остыть! Принять душ. Ледяной.
Или клянусь штормовым ветром – фурия не уйдет нетронутой. Видит море, я не сторонник насилия, но если замешкаюсь, то до греха меня доведет, бестия красноволосая.
Без слов ухожу, сжав до бела кулаки. Дверь в ванную распахиваю и ныряю под холодную воду. Кажется, что пар идет от моей кожи. Упираюсь руками в стену, чтобы не рухнуть.
Зараза мелкая! Вкусная. Сладкий яд.
Как Сталас, богиня камня и проклятий – глянула и в статую меня превратила! Гигантская тридакна! Дожить бы до порта – там любая шлюха подойдет, чтобы сбросить балласт. Лишь бы не чувствовать себя голодным ничтожеством.
Холод сквозняка обнимает разгоряченные плечи, и я понимаю, что не захлопнул дверь. А она сидит и смотрит, прожигает льдистыми глазищами, дырки пробивает между лопатками. Будто гладит. Будто прикасается.
– Глаза не поломай! – говорю, слегка повернув голову. Исподтишка замечаю, как Ария поджимает губы и, краснея, отворачивается.
И меня накрывает снова. Каменею, как мальчишка.
Та-а-ак! Кают свободных нет, но с ней под одной крышей находиться будет невыносимо. Однозначно сорвусь. Значит, придется кого-то подвинуть. Кого? У моряков и так каморки на четверых, да и с моим ростом не одна кровать не подойдет – ноги от колен свисать будут. Что делать? На палубе сидеть и избегать встреч? Тварь! И карту нужно открыть!
Фурия залетела в мою жизнь разрушающим вихрем. Разрушила привычное и заставила меня окунуться в старые, болезненные воспоминания. Не хочу. Не хо-чу! Но я должен завоевать ее доверие, должен расположить к себе, чтобы она открылась и помогла. А дальше можно и на покой. Все равно назад дороги нет.
Глупость же, глупость! Право первого на корабле – надежная защита для девушки, но стоит только голодным волкам учуять, что свежее мясо неподалеку и ничто ее не спасет. Нельзя без присмотра оставлять. Убьют еще, а мне потом что? Голову пеплом посыпать и за борт виновных бросать?
Фурия – моя последняя надежда. Разумеется, эта бестия никогда об этом не узнает. Пусть думает, что ради забавы держу, пусть верит, что мне нужно сокровище. Зуб даю, что ее папаша даже не удосужился объяснить, что именно прячется там, за отметками на карте.
Закрываю воду, а от меня натурально валит пар. Довела.
Обматываюсь полотенцем и выхожу, а девчонка взгляд к полу приклеила, сидит, красная, не шелохнется. Тем лучше.
Достаю золотой медальон и бросаю на стол. Тот звякает жалобно, и на лице Арии впервые проступает не ненависть или горе, а тихая глубокая печаль. Бездонная, как море вокруг нас. Протянув руку, она касается безделушки и тяжело вздыхает. Поднимает взгляд и смотрит так вопросительно и тяжело. Не с укором даже, а как-то обреченно.
– Давай поговорим, пират, – произносит она тихо и опирается на крышку стола.
Глава 7. Ария
Талисман отца. Даже не верится, что его больше нет, а я – пленница. Все кажется таким далеким. Нереальным.
Касаюсь резной поверхности и с трудом сглатываю. Меня душат слезы, но сейчас не время и не место. Медальон совсем небольшой, его легко спрятать в кулаке. От центра к краям тянутся желобки-узоры. Цветы папоротника, хитроумно сплетенные и перекрученные. Замок, который легко принять за красивую безделицу.
Враг рассматривает меня пристально. Переводит взгляд с медальона на мою руку и обратно, а кожа мурашками покрывается, будто кто-то прикасается кусочком льда. Губы все еще ноют. Воспоминания о жестоких поцелуях раскрашивают щеки красными пятнами стыда.
Встряхиваю головой, откидываю со лба прядь волос и пытаюсь сосредоточиться на медальоне. Нужно думать о чем-то отстраненном. Нужно знать, зачем я здесь.
– Я слушаю. Ты хотела поговорить, – голос пирата будто простужен. Он опускается на стул напротив, но горячих глаз с меня не сводит. – Ария, я не хочу причинять тебе зла. Можешь не верить, – поднимает ладонь, когда ловит мой скептический взгляд, и хлопает слегка по столу, заставляя мое тело натянуться струной.
Он так и не оделся. На плечи выползают темные кончики перьев коршуна, что словно кинжалы смотрят в мою сторону. Тату прячется за спиной, но я успела разглядеть дикую птицу, готовую бросится на добычу.
Сцепив пальцы в замок, я подаюсь вперед, сокращая расстояние между нами.
– Мне нужны ответы, пират. Ты же можешь дать хотя бы их?
Он растягивает губы в подобии улыбки. С мокрых темных волос струйки воды скользят по смуглым щекам и срываются с крепкого, выраженного подбородка.
– Энзарио, – отрезает. – Какие ответы тебе нужны, фурия? – и откидывается на спинку стула, складывая на груди мощные руки. Такой двумя пальцами переломает шею. Но не переломал же?
Почему? Почему ты просто не заставишь меня? Видит Ишис, так было бы проще. Для нас обоих.
– Все, какие ты мне задолжал, – улыбаюсь в ответ. Хочу надеяться, что так же хищно. – Пираты не топят корабли ради потехи. Чего ты хочешь…Энзарио?
Его имя перекатываю на языке и выплевываю, как камень.
Подцепляю пальцем отцовский медальон и раскачиваю его над столом.
– Что тебе нужно?
– Старенькую ласточку давно стоило на остров погибших кораблей отправить, – он усмехается. – Нашла о чем жалеть. О дряхлом корыте. А медальончик, ты и сама знаешь, куда может привести. На то золотишко, что под водой спрятано, ты себе морской бриг купишь. И не один.
Уголки глаз щиплет от набежавших слез, а горло сжимает невидимая когтистая лапа. Мир перед глазами расплывается и меркнет, будто кто-то плеснул на лазурную волну чернил каракатицы.
Тяжелые горячие капли скользят по щекам, собираются на подбородке и падают вниз, обжигая обнаженные бедра. Руки безвольно падают на стол, медальон откатывается в сторону, но я даже не пытаюсь его схватить. Мне все равно.
Столько лет ходила с отцом в море, столько мест я повидала, столько всего узнала. А потом явился этот… этот варвар и вынес приговор! Ворвался в мою жизнь и посеял в ней только кровь и разрушения!
Кусаю нижнюю губу до резкой вспышки боли, до головокружения и соленой крови на языке. Чувствую, как красная влага смешивается со слезами, но и эта боль не отрезвляет меня.
Мой мир уничтожен.
Ради сокровищ, которые вполне могут оказаться всего лишь вымыслом.
Поднимаю взгляд на врага, но едва ли вижу его лицо. Слезы смазали черты, растворили их, как кислота.
– У тебя вообще есть хоть что-то святое, пират? Семья, например? Когда какой-нибудь урод пустит родных на дно, ты также будешь говорить?
Бросает тяжелый взгляд и чуть подается вперед.
– А это не твое дело, красотуля. И не распускай нюни, каюту затопишь, а нам еще спать здесь.
– Хочу и реву! – вскакиваю из-за стола и хватаю медальон, – ты это хочешь, да?! Свое долбаное сокровище!
Кусаю запястье, выдавливаю несколько капель крови и стряхиваю их на витиеватую резьбу.
Медальон вибрирует и жжется, как уголек костра. Намертво влипает в ладонь, а я, кажется кричу, потому что боль прошивает до самого локтя. Каюта тонет в яркой вспышке, дерево трещит, пол ходит ходуном.
Украшение раскрывается, точно огненный цветок.
Жидкое золотое полотно растекается в стороны, окутывается коконом, забивается в горло, протискивается в нос и уши.
А потом резко отскакивает, точно живое.
– Ох, мать моя полосатая устрица! – шепчет Энзарио и восхищенно рассматривает дорожки и пятна на карте. Бросает на меня нечитаемый взгляд. И кажется, в свете золотых всполохов, что на его ресницах блестят слезы. – Сюда иди! Быстро! – яростно приказывает и резко встает.