Что не так с котом?

Если о происшествии станет известно, тут такое начнется! Тамара Георгиевна распереживается. Ручки в серебряных колечках на груди сожмет, брови взлетят над очками. Станет мелко-мелко трясти седой головой, и всё спрашивать, как же такое могло случиться. У неё всегда был безукоризненный порядок на экспозиции, а стоило Леночке остаться одной, так такое приключилось. И начнёт повторять одно и то же по сто раз. А как объяснить то, что произошло? А потом у Тамары Георгиевны ещё не дай Бог подскочит давление. И сердце прихватит. Леночка так и видела, как Серафима Ивановна держит над стаканом с водой темную медицинскую бутылочку, губами беззвучно отсчитывает капли, а сама поглядывает укоризненно на неё, на Леночку. Мол, как же можно было такое учудить, так подвести коллектив, так довести научного руководителя. Ведь знает прекрасно, что у Тамары Георгиевны возраст, и сердце, и давление. И Серафима, окрыленная чужими бедами, станет бегать по кабинету, впускать свежий воздух и уговаривать всех не волноваться. Прямо как заправский ангел-хранитель.

А Вячеслав Павлович! Ну, этот разведёт занудство! Погонит писать объяснительную, оформлять списание, изымать птенца с яйцом из всех каталогов и описей.

– По какой же статье тебя списывать? – шепотом спросила Леночка у птенца. – Скорлупу можно по ветхости списать. Стала совсем старой и рассыпалась. А тебя? У нас экспонаты ещё никогда не оживали. Может, тебя надо в коллекцию Зоологического сада перевести? Ты же государственный. Был на балансе муниципального музея. Только ты ведь теперь ещё питаться будешь. И убирать за тобой надо будет. Это всё, наверное, отдельные статьи расходов…

Леночка запуталась и порадовалась, что её никто, кроме птенца не слышал. Одно ясно: Вячеслав Павлович спасибо не скажет за ту гору документации, которую придётся оформлять для того, чтобы наделить правами на существование внезапно оживший экспонат.

«Заберу его домой, и никто ничего не узнает, – решила Леночка. – А если заметят, что одного яйца не хватает, скажу, что ничего не знаю. Да уж, повезло мне с коллегами, ничего не скажешь. Тоска зелёная. Шаг сделать в их присутствии страшно. И вечно эти придирки по любому поводу».

Леночка засуетилась, потом придумала: обернула коробку с птенцом шарфом и поставила её на дно своей сумки. Так его никто не увидит. А ему там тепло и воздуха достаточно.

По лестнице спустилась осторожно, воровато оглядываясь, прижимая сумку к груди. Вдруг представилось, что вахтерша остановит её сейчас и скажет:

– А ну-ка открой сумку! Что у тебя там?

Но она только кивнула как обычно:

– До свидания, Леночка!

Леночка выскочила на улицу, и когда тяжелая дверь за спиной глухо стукнув, закрылась, почувствовала, что всё самое страшное уже позади. Кто теперь докажет, что она вынесла музейный экспонат? Может, она сейчас здесь, прямо на асфальте этого птенца подобрала. На нём же, в конце концов, инвентарных номеров нет.

Потом она долго ждала автобус. Ветер был не по-весеннему пронизывающим. По небу летели низкие лохматые облака, промозглый воздух смешивался с выхлопными газами и заливал легкие предчувствием очередной неизбежной простуды.

«И что за жизнь такая: работа – дом, дом – работа», – думала Леночка, стараясь поднять повыше воротник куртки и закрепить его хоть как-то вокруг голой шеи – шарф-то был в сумке, прикрывал птенца. Наконец подошел автобус. Она ввинтилась в переполненный салон и тут же увидела этого, в сером шарфе.

«Опять он», – поёжилась Леночка, привычно отворачиваясь и стараясь ни в коем случае не встретиться взглядом с этим психом. Такой неприятный взгляд. Может, он вообще маньяк какой-нибудь. Она уже не первый день замечала эти его взгляды. И что смотрит?

«Выжидает, когда я потеряю бдительность», – с самого начала поняла Леночка и с тех пор бдительности не теряла. Она отвернулась и, чтобы не упасть, ухватилась за поручень, противно нагретый чьей-то ладонью. Рукав куртки задрался чуть не до локтя. Очки на носу перекосились, и поправить их никак не удавалось. На следующей остановке вошли ещё люди. Ввалились, втиснулись, бесцеремонно крича над ухом, воняя потом, алкоголем и тошнотворно сладким парфюмом. Левой рукой Леночке приходилось теперь хоть как-то удерживать чью-то помятую, слишком большую спину, чтобы она не наваливалась на сумку, в которой на дне, в непрочной картонной коробочке сидел птенец. Леночка представила себе, как эта непомерная безглазая спина завалится на неё на повороте. И тогда в сумке на дне останется только комочек перьев и косточек. Она ещё сильнее уперлась рукой в эту ужасную спину.

– Вам что, выходить? – обернулась спина. – А сказать нельзя было? Обязательно толкаться надо?

Спина посторонилась, двери разъехались в стороны, и Леночка вывалилась на улицу, ступив одной ногой в лужу и тут же почувствовав, как холодная вода полилась в ботинок.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «