Страница 1258 из 1411
Я направил всё, что делал, всё, во что верил, всё, чего желал — всего себя — против воли древнего порождения тьмы, ужаса и злобы, против фундаментальных сил мира.
Оковы и воля Матери Зимы не смогли сдержать меня.
Сначала послышался резкий, переливчатый звук — похожий на тот, что издаёт металл, не выдерживающий нагрузки и начинающий ломаться, но более музыкальный — сопровождаемый яркой белой вспышкой, отбросившей тьму и ослепившей меня. Затем раздался громоподобный треск, и страшная сила вырвалась из моих запястий и лодыжек, порождая ударную волну кинетической энергии — что была всего лишь тенью истинной мощи, её побочным эффектом — распространявшуюся вокруг меня. В наступившей на миг ослепительной белизне я разглядел очертания сгорбленной тёмной фигуры, которую этим импульсом сбило с ног, словно чем-то твёрдым.
Освободившись, я заставил себя подняться на ноги.
Я попятился, надеясь, что во время вспышки не повернулся в обратную сторону, и волна облегчения прокатилась по мне, когда моя спина упёрлась в каменную стену. Пошарив по обе стороны от себя, я задел рукой что-то твёрдое, видимо, небольшую полку, сделанную из деревянной дощечки. Я сбил её с крючка. Она упала на грязный пол с грохотом и звоном стоявших на ней маленьких, тяжёлых стеклянных банок.
Я прислонился к стене, ослеплённый, задыхающийся, и прохрипел во всю силу лёгких:
— Никто не может удержать цепями Халка!
В темноте послышалось шуршание ткани, потом слегка надсадное от усилий дыхание и свист рассекаемого воздуха. Вынужден признать, в моей выходке не было ничего умного и крутого. Какой-то инстинкт предупредил меня, куда летит тесак, и я резко мотнул головой в сторону. Искры посыпались, когда нож врезался в стену в том месте, где только что был мой череп, и воткнулся в неё, как если бы она была из гнилых сосновых досок, а не из камня. Он остался торчать, дрожа и издавая тихий вибрирующий звук.
Я должен научиться держать свой поганый рот на замке. Я стиснул зубы и замер на месте, чтобы не выдать себя движением в темноте.
На долгое время повисла тишина, за исключением моего дыхания, которое я попытался сделать максимально медленным и бесшумным. И вдруг темноту пронзил ужасный скрежещущий звук. Он вырвался из древней глотки Матери Зимы и больше всего напоминал звук трущихся друг о друга панцирей роящихся жуков. Он пробуравил воздух, словно рой личинок, прожирающий свой путь в гнилом мясе. Звук задел меня, лёгкий и отвратительный, как кишащее вшами перо стервятника, что заставило меня из всех сил вжаться спиной в каменную стену.
Мать Зима смеялась.
— Так, — сказала она. — Так, так, так и так. Возможно, ты не совсем бесполезен в конце концов, да, человечек?
Насколько я знал, у Матери Зимы есть полный набор столовых приборов. Я сконцентрировал волю, чтобы создать защитное заклинание, но остановился. Магия схожа с водой, с воздухом. Я понял, что Мать Зима сразу же почует меня по созданному мной заклинанию.
— Это была проверка? — прошептал я, прикрыв рот ладонью, чтобы не дать ей определить место, где я стою.
— Или разделка, — проскрипела она. — Мне подходят оба варианта.
И затем ослепительный свет затопил комнату.
Сначала я подумал, что окружающее меня пространство наполнила сила огромной мощи, но потом понял, что это открылась дверь. Это был солнечный свет золотистого оттенка, который так присущ осенней поре. Я снова прикрыл глаза и понял, что нахожусь в небольшом и простом домике в средневековом стиле, в котором уже бывал когда-то. Всё в нем было изготовлено вручную из дерева, глины и кожи. Стекло в окнах было мутным и кривым. В целом, чистый и опрятный домик за исключением одного из углов, в котором стояло большое, уродливое и выглядевшее ободранным кресло-качалка.
— Временами ты бываешь чрезмерно драматичной, — посетовал старческий голос, настолько же мягкий и милый, насколько неприятным был голос Матери Зимы. Хозяйка голоса вошла мгновенье спустя — почтенная старушка в простом платье с зелёным передником. Её длинные волосы, серебристые и истончившиеся, были уложены в небольшой опрятный пучок. Она двигалась с чуть чопорной, суетливой энергичностью крепкой пенсионерки, а её зелёные глаза, несмотря на морщинки в уголках, были ясные и зоркие. Мать Лето в одной руке несла корзину, наполненную пучками, по-видимому, срезанной под конец сезона огородной зелени. Пока я смотрел, она вошла в комнату, пробормотала какое-то слово, тут же поднялись с десяток крошечных вихрей, стёрли толстый слой сажи с набранных из множества стёкол окошек, и домик залил более яркий свет. — Теперь нам понадобится новый тесак.
Мать Зима, в чёрной шали и капюшоне, оскалила железные зубы в молчаливой усмешке. Она указала кривым, уродливым пальцем на ближайшее к ней окно, и оно снова почернело от сажи. Затем она неторопливо подошла к креслу у окна и уселась, укрывшись образовавшимся клочком тени, как если бы это было уютное одеяло.
— Я делаю то, что должно быть сделано.
— Нашим тесаком, — проворчала Мать Лето. — Полагаю, ни один из ножей не годился?
Мать Зима снова оскалила зубы:
— Я не пользуюсь ножом.
Мать Лето неодобрительно хмыкнула и начала выгружать содержимое корзины на деревянный стол возле камина.
— Я же тебе говорила, — спокойно сказала она.
Мать Зима издала недовольный звук и указала пальцем. Большая кружка, украшенная изящным цветочным орнаментом, упала с полки.
Мать Лето спокойно протянула руку, поймала кружку и поставила на прежнее место.
— Э-э… Мать Лето, — сказал я после мгновенья тишины. — Прошу прощенья за то, что втогся в ваш дом.
— О, дорогой, это очень мило, — ответила Мать Лето. — Но тебе не за что извиняться. В конце концов, тебя привели сюда против твоей воли.
Она на секунду замолкла, потом добавила:
— И довольно грубо.
Мать Зима издала ещё один недовольный звук.
Я переводил взгляд с одной на другую. Да в этой семье есть проблемы, которые тянутся веками, Гарри. Стоит вести себя осторожно.
— Э-э… Полагаю, я предпочёл бы думать об этом, как об очень настойчивом приглашении.
— Ха, — сказала Мать Зима, сверкнув зубами из-под своего капюшона. — По крайней мере, Рыцарь знает, кому служит.
Матери Лету удалось вложить в свой голос глубокий скептицизм:
— Ну конечно, наверняка он просто в восторге от необходимости служить тебе, — заметила она. — Почему ты решила притащить его сюда именно сейчас?
Мать Зима снова блеснула зубами:
— Он призвал меня, это надо было видеть.
Мать Лето выронила свои травы и поглядела на меня широко раскрытыми глазами.
— Ох… — сказала она. — Ну и ну.
Качалка Матери Зимы скрипнула, хотя не было заметно, чтобы она действительно двигалась:
— Он знал некоторые имена. И не был совсем уж глуп при их выборе, и не сделал больших ошибок при их использовании.
Ярко-зелёные глаза Матери Лета сузились:
— И он…?
— Нет, — хрипло сказала Мать Зима. — Не это имя. Но он видел противника и знал одно из его имён.
В зелёных глазах промелькнула задумчивость, она явно что-то просчитывала, но так быстро, что я не смог угнаться за ней.
— Да. Понимаю, — сказала Мать Лето. — Так много новых вариантов развития событий.
— И среди них много уж слишком цветущих, — тихо произнесла Мать Зима.
— Даже для тебя они будут уж всяко лучше, чем голодная ночь.
Мать Зима сплюнула на пол.
Этот плевок начал проедать дыру в земляном полу в нескольких дюймах от моей ноги. И я не шучу. Я попятился в сторону, стараясь не вдыхать поднимающиеся пары.
— Думаю, — сказала Мать Зима, — мы должны показать ему.
Мать Лето сузила глаза:
— Думаешь, он готов к этому?
— У нас нет времени нянчиться с ним, — проскрежетала Мать Зима. — Он — оружие. Так сделаем его сильнее.
— Или сломаем? — спросила Мать Лето.
— Время, время! — выдохнула Зима. — И он не твоё оружие.
— А это не только твой мир, — возразила Лето.