Хроники Алмазного камзола

– Знаете, барышня меня удивила. Вам не показалось странным её самообладание. Она, конечно, с периферии и не обременена комплексами столичных барышень, играющих в модный гуманизм. Во время поединка принцесса увлеклась настолько, что сломала зонтик, когда увидела взмах руки с клинком. Представляется, что она это уже видела и обычный испуг ей вовсе неведом.

– Точно, обошлась без вульгарных обмороков. Идём в номер, а у неё шаг твёрдый такой, подумалось, что и сама с удовольствием могла пырнуть кинжалом кого-нибудь. Принцесса Ти полна загадок… Заберёте секретаря, не прощу, – я внезапно сменил тему, надеясь выведать планы графа относительно судьбы Ферапонта, но просчитался.

– И что, позвольте узнать, сделаете? Даже занятно, – граф достал из кармана монокль и изучил мою физиономию в хорошей резкости.

– Оплачу повару приготовление «Фугусаши» по спецрецепту. Есть с удовольствием морские деликатесы уже не будите, изжога замучает.

– «Фугусаши?» Ну дались вам эти ребячества. Из-за человека! Право!

– Вот, должен же быть у меня ученик или где? Ведь молодец! Всё сделал как надо. А вы сманиваете вечностью. Своего заведите и упражняйтесь.

– К несчастью, дворец Потала, это вам не Шаолинь, у нас долго такие игрушки не живут, приходится отнимать у других. Но вы мне симпатичны – ЦК готово использовать ваши таланты и впредь в своих планах.

– Тогда забирайте прямо сейчас насовсем, чёрт с ним с этим секретарём, чего уж там, уговорили, а планы оставьте себе в единоличное пользование.

– Экий вы вёрткий. Нет, батенька, нужно держать слово. Просили? Так и быть, не трону в обмен на лояльность к империи.

– Что-то буревестники разлетались, вы не находите?

– Так дело к ночи, самая охота для них, жертвы сами всплывают при виде звёзд прямо к ужину, – граф бросил салфетку на стол и принялся за десерт.

– Ага, я уже догадался, – пернатые хищники надумали мелочью всякой кормиться с поверхности, – согласился с доводом, что интересы империи не обсуждаются.

III. Цеппелин LZ-300 над Гималаями

Местью надо наслаждаться, иначе в ней нет смысла.

1. Фестиваль

Из окон резиденции агентства «Альт Пальмира», открывался вид на тысячелетний дворец Потала, выделявшегося строгими линиями больших прямоугольников среди ультрасовременных небоскрёбов и мостов, парящих в облаках благодаря термоядерным реакторам на гелие-3.

В конторе, оборудованной по последней моде: скоростной пневмопочтой, телеграфом, телефоном, печатной машинкой с ментальным коммутатором; среди медного блеска переговорных труб и латунных манометров воздушного давления в серебряной оправе расположился на кожаном диване обер-камергер Ея Величества, положив рядом обязательную тростью с золотым орлом. Граф буквально прописался у меня и теперь терроризировал мозг постоянными инквизициями.

– Ну-с, докладывайте, что с делегацией Марса?

– А что случилось? – я изобразил удивление.

– Посол жалуется. Вы куда их поселили? Это что такое? Совсем страх потеряли!

– Модест Алексеевич, никто не ждёт скандала. Зачем? Делаю всё, что могу, исключительно из вежливости к имперским политесам.

– Как я понимаю, это в благодарность за то, что спецназ империи выкрал вашего компаньона Рема Великолепного из тюрьмы на полюсе Марса. Гвардейский дредноут, погасив ходовые огни, в полной темноте идёт по приборам на всех парах к Земле.

– Почему не сказали раньше? Ферапонт, наверное, что-то напутал. Сделаем сервис наивысшего качества. Лично займусь, – я обнажил платиновые зубы, соорудив на лице максимальное усердие.

– Можете гарантировать? Нам конфликт с Марсом сейчас не к чему, – предупредил граф, вынимая монокль для того, чтобы протереть.

– Конечно, моё слово крепче базальтовых скал под северным ветром.

– Постоянно живёте на грани нервного срыва. Что вами движет?

– Сейчас?

– Да.

– Желание избавиться от общества обер-камергера Штюрма и как можно скорее.

– Не выйдет, – граф водрузил монокль на место. – Идёмте, покажите достижения. Император в отличие от меня не занимается психологией, а отправляет на урановые рудники.

– Гуманист, не в пример вам! Поверьте, изучение чужих смыслов ещё никого к добру не приводило – одно расстройство для настроения.

У графа напрочь отсутствовало ощущение ценности одной индивидуальной жизни. Он не мог и на секунду перестать думать об интересах империи. Власть отнимает у человека самой дорогое: право на чужую боль. Эта трепетная субстанция быстро теряет свою исключительность в толпе одинаковых судеб и страданий. Бедолага даже марки не мог собирать без чувства исполненного долга. Ему постоянно хотелось поставить на них штамп имперской канцелярии.

Витые из широких титановых полос колонны с нескончаемыми рядами зрителей парили под огромным куполом из наностекла, сквозь который светили звёзды. По сторонам, вдоль воздушных причалов сновали в несколько кругов летательные аппараты: серебристые дирижабли, бипланы и космические яхты. Режиссёр отказался от гравитации в пользу трёхмерного пространства, чтобы господин-оформитель мог свободно обращаться во время представления с облаками и ветром под музыку гигантских динамиков в виде плазменных шаров, стреляющих в разные стороны разрядами голубых молний.

По прозрачным стенам ресторана в стиле неомодерн, парящего в разряженном воздухе над снежными вершинами Гималайских гор, медленно текли красные лоскуты света от закатного солнца. Маэстро Серж со своей партнёршей Малефик милостиво раздавали направо и налево автографы, пряча глаза от магниевых вспышек фоторепортёров. Граф с любопытством читал программу фестиваля, когда к нам за столик подсели принцесса с Ферапонтом.

– Я танцевала с Наомой-младшим, – похвасталась принцесса.

– И что впечатления?

– Скучно с ним, таскает по паркету, не в пример деликатному Ферапонту.

– Не перехвалите, зазнается, – придётся уши драть пальцами.

– Может быть отсутствие практики? – предположил граф.

– Ой, а при чём здесь практика? Он, конечно, маэстро, но совсем не ждёт партнёршу.

– Вот и мне показалось, избаловала его Малефик. Молодёжь, а давайте проверим Ферапонта?

– Это зачем? – насторожилась принцесса.

– Пусть потренируется. Ферапонт, есть желание?

– Граф, предложите только тему, – с готовностью откликнулся секретарь.

– Хорошо, например, «божественное создание».

Секретарь повернулся в сторону Малефик и получив согласие в виде кивка головы, направился к столику.

– Вы знаете, я всегда задавался вопросом, – предлагая руку начал он.

– Каким же?

– Почему женщин называют божественным созданием.

– И почему?

– Потому, что они все похожи на вас!

– Льстите! Надеюсь, двигаетесь не хуже?

– Ноги слегка отстают от живости мысли, но рядом с вами у них значительно больше шансов.

– Да вы, мечтатель?

– Что вы, я уже весь в танце, какие могут быть мысли, одни безумства. Позвольте? – Ферапонт, обняв женщину за талию, увлёк на паркет.

Принцесса нервно скомкала салфетку:

– Маэстро, смотрите, как она загребает ногами.

– Не скажите, зато с каким пафосом – царевна! Вот Ферапонт сутулится словно верблюд.

– Точно, точно, из-за неё.

– Коне-е-чно! – поддакнул я.

– А что думаете о Платоне?

– Обременён ролью наследника. Весь такой напряжённый, у меня аж спина начинает ныть, когда на него смотрю.

– Маэстро, я не об этом. Мне предлагают за него замуж идти.

– От судьбы не сбежишь, брак дело ответственное, тут не до романтики.

– Всё из-за этого проклятого гелия-3! Павел ещё не знает, что его ждёт там, на Нибиру.

– Это верно, счастье супружеской жизни любого сделает Фадеем Беллинсгаузеном.

– Это вы о чём?

– Об Антарктиде, шестом материке Земли, разве не читали?