Страница 3 из 41
– Да, да, – отозвался Мокриц. – Кхм… о, гляди-ка, видишь, там человек тебе машет!
Палач заметил секретаря, почти пробившегося в первые ряды.
– У меня сообщение от лорда Витинари! – прокричал тот.
– Да! – воскликнул Мокриц.
– Он велит кончать побыстрее, утро уже наступило!
– Эх, – сказал Мокриц и перевел взгляд на черную карету. А чувство юмора у этого Витинари было прямо как у тюремщиков.
– Ну же, господин Стеклярс, ты ведь не хочешь, чтобы у меня из-за тебя были проблемы? – сказал палач, похлопывая его по плечу. – Пару слов – и мы все сможем снова заняться своими делами – за исключением некоторых, конечно.
Значит, это был конец. Как ни странно, это в известной степени раскрепощало. Не надо больше бояться самого страшного из возможных последствий, потому что – вот оно, и оно уже почти позади. Тюремщик был прав. В этой жизни нужно миновать ананас во фруктовой корзине, подумал Мокриц. Он тяжелый, колючий, шишковатый, но под ним могут оказаться персики. С такой идеей стоило идти по жизни – и значит, сейчас от нее не было ни малейшего проку.
– В таком случае, – сказал Мокриц фон Липвиг, – я вручаю свою душу любому богу, который сможет ее отыскать.
– Класс, – одобрил палач и потянул за рычаг.
Альберт Стеклярс умер.
Все сошлись во мнении, что это были славные последние слова.
– А, господин фон Липвиг! – послышался отдаленный голос, постепенно приближаясь. – Очнулся? И все еще жив – на данный момент.
Последняя фраза была произнесена с такой интонацией, что Мокриц сразу понял: продолжительность данного момента всецело зависела от воли говорящего.
Мокриц открыл глаза. Он сидел в удобном кресле. За столом напротив, поджав губы и в раздумье сложив ладони перед лицом, сидел Хэвлок Витинари, под чьим экстравагантно деспотичным правлением Анк-Морпорк стал городом, в котором по какой-то неведомой причине хотел жить каждый.
Древний животный инстинкт подсказал Мокрицу, что за удобным креслом стояли какие-то люди и любое резкое движение может причинить ему крайнее неудобство. Но люди эти вряд ли были страшнее смотревшего на него в упор худосочного, облаченного во все черное человека с маленькой пижонской бородкой и руками пианиста.
– Рассказать тебе об ангелах, господин фон Липвиг? – любезно предложил патриций. – Я знаю о них два занимательных факта.
Мокриц захрипел. В поле его зрения не было пути к спасению, а о том, чтобы оглянуться, он даже не помышлял. Шея болела со страшной силой.
– Ах да. Тебя же повесили, – сказал Витинари. – Повешенье – очень точная наука. Господин Трупер в ней большой знаток. Толщина веревки, ее гладкость, узел, затянутый там, а не тут, пропорции веса и расстояния… о, он мог бы написать об этом целую книгу. Тебя повесили в полудюйме от смерти, насколько я могу судить. Только специалист мог бы это заметить – и в данном случае таким специалистом был наш друг господин Трупер. Нет, Альберт Стеклярс умер, господин фон Липвиг. Триста человек могут поклясться, что видели это воочию, – он подался вперед. – И вот сейчас я хочу поговорить с тобой об ангелах.
Мокриц сдавленно засипел.
– Первый занимательный факт об ангелах, господин фон Липвиг, состоит в том, что иногда, очень редко, когда человек оступился и так запутался, что превратил свою жизнь в полный бардак и смерть кажется единственным разумным выходом, в такую минуту к нему приходит или, лучше сказать, ему является ангел и предлагает вернуться в ту точку, откуда все пошло не так, и на сей раз сделать все правильно. Господин фон Липвиг, я бы хотел, чтобы ты воспринимал меня… как ангела.
Мокриц уставился на патриция. Он чувствовал хватку веревки, удушье петли! Он помнил, как накатила чернота! Он умер!
– Я предлагаю тебе работу, господин фон Липвиг. Альберт Стеклярс покоится с миром, но у Мокрица фон Липвига есть будущее. Которое может оказаться совсем коротким, если он поведет себя неразумно. Я предлагаю тебе работу. И жалованье. Я понимаю, что тебе может быть незнакома такая система.
Только как разновидность ада, подумал Мокриц.
– Предлагаю тебе должность главного почтмейстера анк-морпоркского Почтамта.
Мокриц продолжал таращиться на него.
– Позволю себе лишь добавить, господин фон Липвиг, что позади тебя есть дверь. Если в какой-то момент ты решишь, что хочешь уйти, тебе достаточно лишь переступить порог, и больше ты никогда обо мне не услышишь.
Мокриц пометил эту ремарку: «крайне подозрительно».
– Продолжу. Твои обязанности, господин фон Липвиг, включают ремонт здания, возобновление деятельности городской почты, обработку международных доставок, обслуживание Почтамта – и так далее и тому подобное…
– Может, мне еще метлу в задний проход вставить и пол вам подмести? – произнес голос, и Мокриц осознал, что этот голос принадлежал ему. В голове была каша. Большим потрясением было обнаружить, что жизнь после смерти – это та же самая жизнь.
Лорд Витинари посмотрел на него мучительно долгим взглядом.
– Ну, если ты настаиваешь, – ответил он и повернулся к вездесущему секретарю. – Стукпостук, у нас есть чулан на этом этаже?
– Конечно, милорд, – ответил секретарь. – Мне принести?..
– Я же пошутил! – выпалил Мокриц.
– О. Прошу прощения. Я не понял юмора, – сказал Витинари, поворачиваясь обратно к Мокрицу. – Дай мне знать, если почувствуешь необходимость сделать это снова.
– Слушайте, – сказал Мокриц. – Я не очень понимаю, что здесь сейчас происходит, но я не имею никакого понятия, как работает почта!
– Господин Мокриц, еще этим утром ты не имел понятия, как работает виселица, и тем не менее, если бы не мое участие, ты бы уже показал в этом класс, – резко парировал Витинари. – Что лишний раз доказывает: не попробуешь – не узнаешь.
– Но когда вы приговорили меня…
Витинари поднял бледную ладонь.
– Да?
Мозг Мокрица, слава богам, сообразивший, что пора поработать, включился в разговор и поправился:
– Гм… когда вы… приговорили… Альберта Стеклярса…
– Замечательно. Продолжай.
– …вы назвали его прирожденным преступником, мошенником по призванию, прожженным лжецом, злым гением и исключительно не заслуживающим доверия!
– Ты принимаешь мое предложение, господин фон Липвиг? – прервал его Витинари.
Мокриц посмотрел на него.
– Минуточку, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Я только кое-что проверю.
За креслом стояли двое мужчин, одетых в черное. Это не было элегантное черное, скорее такое, которое надевают, чтобы не оставлять следов на одежде. Их можно было принять за клерков – если только не заглядывать им в глаза.
Они пропустили Мокрица, когда он направился к двери, которая, как и было обещано, обнаружилась позади. Очень осторожно Мокриц открыл ее. За дверью ничего не было, даже пола. Как человек, привыкший во всем искать малейшие лазейки, он вытащил из кармана огрызок ложки и бросил вниз. Прошло немало времени, прежде чем ложка, наконец, звякнула.
Тогда он вернулся и уселся в кресло.
– Перспектива свободы? – уточнил Мокриц.
– Именно, – согласился лорд Витинари. – Выбор есть всегда.
– Вы считаете… я мог выбрать верную смерть?
– Какой-никакой, но выбор, – ответил Витинари. – Или, лучше сказать, альтернатива. Видишь ли, я верю в свободу, господин фон Липвиг. А верят в нее немногие, хоть и кричат об обратном. И никакое определение свободы на практике не будет полным без свободы отвечать за свои поступки. Это и есть та свобода, на которой держатся все остальные. Итак… принимаешь ли ты мое предложение? Никто тебя не узнает, не беспокойся. Похоже, тебя никто никогда не узнаёт.
Мокриц пожал плечами.
– Ну ладно. Конечно, принимаю, как прирожденный преступник, прожженный лжец, мошенник и безнадежно ненадежный злой гений.
– Решено! Добро пожаловать на государственную службу! – сказал лорд Витинари, протягивая ему руку. – Я горжусь тем, что выбрал правильного человека. Оклад – двадцать долларов в неделю, и почтмейстеру в пользование предоставляются скромные апартаменты в основном здании Почтамта. И, кажется, форменный головной убор. Буду ждать регулярных отчетов. Всего хорошего.