Страница 12 из 40
Иналия ушла к Валсидалу, которого ранили в правый бок и оцарапали локоть. А Мариэль взяла свой лук, стрелы и принялась выпускать одну за другой в старую засохшую иву. Первая пара стрел пролетели мимо. Мариэль наложила третью, когда вдруг почувствовала, что кто-то подошел сзади и взял ее за локоть.
— Чуть выше. Вот так, натягивай до самого носа. — командовал Лаврен. — Держи оба глаза открытыми, не целься долго. Вот. Стреляй!
Мариэль послушно выпустила стрелу и она попала прямо в сердцевину.
— Быстро учишься!
— Просто ты хороший учитель.
Мариэль принялась выпускать еще стрелы и теперь каждая попадала в цель, а Лаврен присел рядом и наблюдал за ней.
— Первую свою стрелу ты выпустила тогда в трактире? Ты решила помочь мне, а не кому-то другому. — говорил он.
— Я оценила ситуацию, все довольно не плохо справлялись и моя помощь им не требовалась. А тебя зажали в угол. — еще одна стрела проткнула древесную кору. — Их было слишком много на тебя одного и потом, один из них хотел напасть на тебя сзади. Я испугалась, что ты его не заметишь и не успеешь отразить удар, по этому и выстрелила. Но ты успел и моя стрела попала в другого.
— Ты могла попасть в меня.
— Но ведь не попала!
— Спасибо.
— Да не за что, обращайся! — беззаботно отмахнулась Мариэль и снова наложила стрелу на лук.
Когда колчан ее опустел она собрала все стрелы и даже сходила за теми двумя, которым не посчастливилось попасть в цель.
— Не хочешь присоединиться к Финли и Кирби и немного поохотиться? — предложил Лаврен. — Заодно попрактикуешься в стрельбе.
Гуляющим шагом они отправились на поиски гномов. Солнце уже стояло высоко и приятно грело им спины. В воздухе переплетались ароматы травы, цветов и сырой земли. В густой листве деревьев гнездились птицы, вся роща была окутана их мелодичным пением. Мимо Мариэль и Лаврена пролетели две бабочки размером с ладонь Мариэль. Их крылья переливались от ярко-сиреневого к ядовито-желтому цвету.
— Надо же, какая красота! — восхищенно прошептала Мариэль, даже не заметив, что сказала это вслух.
— Ты так залюбовалась, будто никогда бабочек не видела. — посмеялся Лаврен, удивленно подняв бровь. По его выражению лица читалось искреннее недоумевание, будто он не представлял какими должны быть бабочки, что бы удивиться этим — самым обычным, которые летают тут повсюду.
— Таких не видела. В моем мире они мелкие и не переливаются так волшебно.
Они бродили по роще и разговаривали на отдаленные от войны и их похода темы. Сначала говорили про бабочек, потом про снег а потом диалог перетек в тему значения имени. Лаврен поинтересовался, знает ли Мариэль значение ее имени.
— Честно говоря, я понятия не имея что означает «Мариэль».- призналась она. — Всю жизнь меня звали по-другому.
— И как же?
— Маргарита. Это означает в переводе с латинского «жемчужина». Но все называли меня Ритой, а меня это жутко раздражало.
— Почему?
— Все считают, что «Рита» — это сокращение от «Маргарита», но это не так. Это совершенно два разных имени. «Рита» это греческое имя, которое переводится как «брошенная». Это все равно, что назвать весну осенью. Но я привыкла, потому что «Маргарита» — слишком длинно, а «Марго» — слишком грубо. По этому «Мариэль» мне нравится больше.
Лаврен засмеялся. Его улыбка и смех, такие искренние и красивые, нравились Мариэль, на столько, что она захотела его снова рассмешить, но не придумала как.
— А что означает твое имя?
— Мама назвала меня в честь лунного цветка. Отец подарил букет таких матери, когда они сыграли свадьбу. Это очень редкие цветы, они распускаются только ночью, но если их сорвать, они никогда не завянут. Уничтожить их не может ничего, даже огонь. Этот букет до сих пор стоит на столе в гостиной в доме моих родителей.
— И как они выглядят?
— Родители?
— Да нет же, цветы. — Лаврен снова рассмеялся, а Мариэль наслаждалась этим мгновением.
— Ты, возможно, видела их в эльфийском саду. Они похожи на лилии, их лепестки всегда отражают ночное небо, только к краям они становятся желтоватыми, словнов предрассветный час. А тычинки светятся золотистым, как звезды.
И правда, именно этими цветами Мариэль любовалась, гуляя по королевскому саду. Мариэль и раньше обожала лилии, но теперь лаврены стали ее любимыми цветами.
— Какое-то время мне было обидно, что всех мальчишек звали каменный воин, лесной страж, осенний ураган. А меня назвали цветочком.
— Ерунда! — возразила Мариэль. — По-моему, твое имя олицетворяет несгибаемую силу, бессмертие и вечную молодость.
Лаврен снова засмеялся. Они шли, наслаждаясь прогулкой и темы их разговора менялись с каждым их шагом.
— Ну, легенду о новом солнце я знаю, а есть легенда о старом? — поинтересовалась Мариэль.
— Эльфы верят, что море выбросило на сушу ракушку с жемчужиной. Жемчужина раскололась и из нее вышла девушка. Все было окутано тьмой. Девушке не понравилось жить без света и она превратила жемчужину из которой родилась в светящийся шар и вознесла его на небо, что бы он освещал все вокруг, а сама стала его хранителем. Но она решила, что и темноте нужно место в мире и стала водить солнце от востока к западу, уступая место ночи. Однако полной темноте она не доверяла и рассыпала по небу маленькие жемчуженки, что бы во мраке не зародилось зло. — повествовал Лаврен чинно вышагивая по поросшей травой земле.
— И ты тоже в это веришь?
— Да. Кстати «Мариэль» с эльфийского переводится как «морская звезда», ну по-нашему «горящая жемчужина».
— В любом случае я жемчужина. Никуда мне от этого не деться. Не знала, что ты знаешь эльфийский.
— На службе у короля нужно знать все три языка.
— Кстати о службе. Ты же маршал кавалерии, неужели король Дерек так легко найдет тебе замену на время нашего путешествия?
— Да, потому что он велел мне навязаться вам на службу в любом случае и куда бы вы не пошли, следовать за вами.
— Значит ты не по своей воле вызвался меня сопровождать?
— От части и по своей…
— Только от части?
— Я хотел вернуться домой хотя бы не надолго. Я и уезжать не хотел, когда моя мама сильно больна. — взгляд Лаврена помрачнел, он смотрел себе под ноги, куда-то сквозь траву, сквозь землю, сквозь пространство. — За ней, конечно хорошо ухаживает Аклен, моя сестра, но я все же хотел бы быть рядом, пока она не выздоровеет.
Они шли медленно, не обращая внимания на пробегающих мимо оленей и других диких зверьков. Они совсем позабыли про охоту. В спину им дул легкий ветерок, нежной рукой снимая жар от высоко стоящего солнца, донося до них разговоры, оставшихся в разбитом лагере, друзей.
Думая о семье Лаврена и размышляя о том, как бы перевести тему так, что бы не сложилось впечатление, что ей наплевать на его страдания, Мариэль вдруг вспомнила о своих родителях. Что они сейчас делают, ищут ли ее, что они чувствуют? А что чувствует она сама? Она даже не задумывалась в последнее время о своих родных. Мариэль все время думала о решении задач и проблем. И даже радовалась тому, что попала сюда. В мир, где ее никто не знает, где она не успела натворить глупостей и никто не будет ее за это ненавидеть или издеваться. Где все (ну почти) стараются ей помочь и даже уважают за одно то, что она пришла к ним. Что бы она сейчас делала дома? Умирала бы со скуки до первого сентября. А потом ежедневная учеба. Может она и нашла бы себе друзей и тогда жизнь студента ей не казалась бы такой ужасной. А может таскалась бы по колледжу одна. А может ей и некогда было бы гулять с друзьями из-за занятий. По рассказам брата она понимала, что там заниматься нужно целыми днями. А если учесть, что он учился на инструменте, по которому закончил музыкальную школу, а она трубу даже в руках никогда не держала, то ей придется пахать в два раза усерднее. Нет, здесь определенно лучше. Хоть ей и приходится все равно чему-то учиться, ей это хотя бы в жизни пригодится больше, чем умение играть на трубе.