Страница 6 из 18
– Сам бы хотел знать, – бросил целитель, выпрыгивая в окно.
Хазрет только хмыкнул, уже ничему не удивляясь.
* * *
Наргис рывком села на постели. Во сне она падала, падала, падала в бездонную тьму, беззвучно крича и умирая от слепого ужаса. И уже почти умерла, но проснулась, выдернутая из забытья острой болью.
Обливаясь потом, она скинула покрывало, и так сползшее с плеч на колени, прижала ладонь к груди. Боль разливалась внутри, как вязкое темное земляное масло, которым заправляют светильники, медленно и заполняя каждую свободную частичку пространства. Наргис закашлялась, с усилием вдыхая воздух – показалось, что боль отступила. Но тут же снова вернулась, став резкой и безжалостной. Что это? Она… умирает? Вот так глупо, совсем молодой и здоровой? Яд? Проклятье? Темные джинны, пьющие жизнь?
Упав на подушки, Наргис билась на них, задыхаясь и не в силах позвать на помощь. За тяжелыми дверями спальни остались слуги, лекари, домашний чародей и охранники – все верные, надежные, готовые жизнь отдать за госпожу… И совершенно бессильные помочь ей сейчас, когда Наргис умирает… Нет! Сражается за жизнь – пришло куда-то упрямое знание.
Она с неимоверным усилием покосилась в угол комнаты, где на низенькой кровати спала Иргана. Почему она ничего не слышит?! Наргис попыталась позвать девчонку, но с губ не слетело ни одного звука, даже застонать не удалось. Только слышалось ее собственное дыхание, хриплое и натужное, как у одышливого старика или больного…
– Нет-нет, счастье мое… – шепнул вдруг рядом мягкий низкий голос. – Не зови ее. Не трать силы попусту. Больно? Не бойся. Сейчас пройдет. Я никому не позволю причинить тебе вред.
И тяжелая ладонь легла на грудь Наргис, прямо в ложбинку между холмиками. Легла, опалила – и показалось, что жаром, но тут же Наргис поняла, что не жар это, а холод. А поняв, захлебнулась собственным криком, рвущимся изнутри вдруг расправившихся легких. Мужчина в спальне? Немыслимо, но… не страшно. Будь это действительно наглец, преодолевший надежную защиту дома ир-Даудов, чтобы полюбоваться ее обнаженными прелестями, Наргис бы возмутилась. Разгневалась… Но не испугалась. А тот, кто сидел рядом, чей силуэт она слабо различала в полумраке спальни, освещенной лишь язычком пламени в стеклянном ночнике, вызывал страх. Ледяной и темный, как та бездна, куда она падала во сне.
Дернувшись, она попыталась сбросить наглую ладонь – и мужчина со смешком убрал ее, но больше по своей воле, чем подчинившись желанию Наргис. Почему-то она чувствовала это совершенно точно. Как и то, что служанка не проснется, даже если закричать изо всех сил. И слуги не прибегут, не ворвется в спальню никакой избавитель, сверкая обнаженным клинком или чародейским посохом…
Теперь она знала, почему не было спасения тем несчастным в сказках, которых посещали ночные мары, темные джинны и прочие чудовища. Потому что когда за тобой приходит настоящая беда, никто не может встать между тобой и ее холодным дыханием.
– Умница… – одобрительно проговорил незнакомец, нимало не стараясь приглушить голос. – Умная девочка. Красивая… Горячая… Гордая…
– Сгинь! – яростно выдохнула Наргис, раздумывая, как бы повернуться, не зря же под подушкой всегда дремлет кинжал без ножен. – Сгинь, нечисть! Светом тебя заклинаю!
Мужчина фыркнул. Весело и совсем не страшно, но у Наргис будто змея по коже проползла. Тяжелая, холодная и точно ядовитая.
– Разве так встречают желанного жениха? – насмешливо поинтересовался он, запуская пальцы в ее распущенные волосы. – Разве не ты днями и ночами молила богов, чтобы сняли проклятье? Вот, они услышали. Моя красавица, моя Черная Невеста… Смертельная для всех… кроме меня. Жди, драгоценнейший алмаз моего сердца, скоро мы встретимся. О, как я буду любить тебя, Наргис. Не то что эти, недостойные взгляд на тебя кинуть, но возмечтавшие прикоснуться к тебе. Жди, свет очей моих. И знай, что ты – моя. Срок близок, но тот, кто посмеет тебя украсть – умрет.
Он в последний раз погладил ее, замершую от страха и отвращения, по волосам, а потом по спальне повеяло ледяным ветром – и Наргис поняла, что никого рядом нет. Так же громко сопела в полной тишине служанка, так же потрескивал фитилек лампы, и сердце Наргис молотилось в груди, как у испуганной птицы, взятой в руки птицеловом. И неважно, что руки разжались, выпуская птицу в клетку, это только видимость свободы, раз в любое время они могут вернуться. Кому пожаловаться? Кто поможет и защитит? Дядя и Надир далеко, да и…
Она вспомнила, отчего проснулась, и снова липкий холодный страх вернулся, но теперь уже не за себя. Из какой смертельной боли выдернуло ее наглое прикосновение незнакомца? Ведь если ее сердце стучит так сильно и ровно, пусть и испуганно, значит… Значит, это не ее боль, а снова проснулась таинственная связь близнецов, заставлявшая их с Надиром в детстве плакать, когда болен или ударился другой, и смеяться, когда другой радуется.
С годами связь притихла, будто уснула, но порой Наргис чувствовала смутные ощущения, отблески чужой радости или злости, боль или удовольствие. Злилась на это и давила, отбрасывала, отказывалась от того, что не принадлежало ей. Надир жил полной жизнью, настоящей, доступной лишь мужчинам, так нечего дразнить ею Наргис, как ребенка – желанными, но недоступными сладостями и игрушками.
А сегодня к ней пришла боль. Настолько сильная, что Наргис теперь, когда все прошло, заново испугалась. Что с ее братом? Не принесет ли эта ночь еще одну страшную весть, как тогда о родителях? И почему незнакомец, назвавший ее невестой, появился именно сейчас? Что делать, и может ли она вообще сделать что-нибудь? Мир вокруг, такой понятный, постоянный, даже скучный, в один миг обернулся страшной сказкой, не обещая в ней хорошего конца.
Покрывало, до этого ненавистно жаркое, вдруг понадобилось Наргис прямо сейчас. Подняв его и закутавшись, она легла, нащупала под подушкой рукоять кинжала, остро чувствуя его бесполезность, и долго лежала в темноте, слушая свое дыхание и не зная, каким богам молиться хотя бы за Надира, если уж молитвы за себя обернулись такой ядовитой насмешкой.
* * *
По-кошачьи мягко приземлившись на каменную плитку двора, Раэн лихорадочно озирался вокруг. Тут и там валялись трупы нападавших и защитников, несколько уцелевших воинов наиба перевязывали друг друга. Почти все были ранены, некоторые довольно серьезно. Ладно, пока сами справятся, а потом он поможет. Где же Надир?
Приблизившись к одному из чужаков, Раэн наклонился и расстегнул воротник. Так… Ага… Ну, ничего интересного. Зато на стенке, там, где словно растаяла фигура в черном, для внутреннего зрения светилось желтоватое пятно. Кукловод ушел магическим путем, предварительно дернув за нужную ниточку. И куклы повалились на мощеный двор…
Раэн стиснул зубы. Отчаянно хотелось повстречаться с этой мразью еще раз, и чтобы никто не путался под ногами. А Надира по-прежнему не было видно среди живых и уж точно не могло быть среди мертвых, Раэн видел тающие ауры погибших, но знакомого спектра не различал. Кто-то из парней Хазрета подбежал к нему, отвлекая от поисков.
– Господин лекарь! Господин лекарь! Там это… Светлейший вас зовет. Племянник их…
Взбегая по ступенькам, Раэн успел расслышать за спиной начало заупокойной молитвы:
– Уходящему легкую смерть даруй…
Звал его не наиб. Ансар ир-Дауд хрипел в руках двух воинов, позабыв про стянутую лубком ногу. Возле распахнутого окна, выходящего на задний двор, скорчился невысокий человек в темной одежде, вцепившись в собственное горло. Рядом валялась сабля. А возле самой двери Хазрет ир-Нами, сидя на полу, окровавленными пальцами сжимал плечи Надира. Зря Раэн в спешке выпрыгнул в окно. Следовало вспомнить о таланте ир-Дауда-младшего оказываться там, где не нужно. Следовало спуститься по лестнице. Проверить все комнаты. Найти хоть немного раньше. Да мало ли что ему следовало сделать! А теперь слишком поздно. Или нет?
Раэн опустился возле распростертого тела на залитый кровью пол. Голова Надира бессильно откинулась на колени джандара, в грудной клетке, почти разваленной ударом, виднелось легкое.