Страница 40 из 41
Откуда хозяйка получила свое прозвище, сомневаться не приходилось, и, как это принято в придорожных заведениях, она расторопно подавала путешественникам горячую еду и варила приличный кофе, а больше от нее ничего и не требовалось. Ее клиентура и слыхом не слыхивала ни о каких гурмэ – им просто нужна была здоровая порция углеводов и жира. Однако и она настороженно отнеслась к обслуживанию гоблинов.
– Я могу потерять постоянных клиентов, если впущу этих.
И Мокрицу снова пришлось излагать простые жизненные истины, объясняя на пальцах, что если она откажется кормить гоблинов, то в скором будущем не сможет кормить вообще никого, как только он, Мокриц, поставит в известность лорда Витинари. Витинари был строг, а Толстая Мари жила на анк-морпоркской земле.
– Мы все равно сядем на улице, – подытожил Мокриц. – Они не любят закрытые помещения. Я плачу´, ясно?
Должным образом приструненная, Толстая Мари навалила каждому гоблину порцию довольно невкусной рыбы с картошкой и гренками и изумилась тому, с какой скоростью они поглощали пищу, в особенности гренки. Что есть, то есть: гоблины не были привередливы.
Когда все наелись досыта, Мокриц устроил гоблинов в вагоне грузового состава, обслуживавшего стройку, который должен был доставить их прямиком к Гарри на участок, а сам отправился на поиски глиняной лошади, до сих пор послушно резвившейся на лугу, и поехал обратно в город.
Гарри Король и в лучшие времена нередко доходил до белого каления, но то состояние, в которое он пришел, услышав о бойне на станции, нельзя было описать иначе как извержение вулкана – одного из тех спящих вулканов, которые взрываются без предупреждения, и в безмятежное море с неба сыплется пепел и удивленные люди в тогах. Мокриц пытался успокоить Гарри, но это было все равно что накрывать гейзер бутылочной крышечкой – невозможно в принципе, особенно с таким гейзером, как Гарри Король. Потом извержение перешло в слезы, пузыристыми липкими рыданиями непробиваемого человека, который никогда бы не захотел, чтобы его видели в слезах.
Узнав, что Мокриц собственноручно избавился от части ответственных за кровопролитие гномов, он поуспокоился, но все равно продолжал капать соплями на очень дорогой галстук, не прекращая призывать божественную кару на оставшихся злодеев и предупреждая, что, если боги не поторопятся, Гарри сделает это за них.
Мокриц вызвался сообщить новости семьям погибших, но Гарри твердо заявил, что возьмет это на себя. Он отправился с этим печальным поручением не медля, и Мокрицу оставалось только забрать Из Сумерек Темноты и ватагу щеботанских гоблинов, которые как раз успели добраться до участка и которых сейчас развлекали Билли Смальц и его бабуля.
Когда он добрался до дома на Лепешечной улице, дверь ему открыла сама Дора Гая. Мокрица всегда поражала ее выдержка, даже сейчас, когда она разглядывала разношерстную компанию щеботанских гоблинов, столпившихся у него за спиной.
– Как я рад тебя видеть, Шпилька, – сказал он. – Я не с пустыми руками. C букетом гоблинов, так сказать.
– Сколько их здесь, ты не в курсе? – поинтересовалась она.
– Две сотни или больше, – ответил Мокриц. – Я как-то не посчитал.
– Тогда пусть Из Сумерек Темноты отведет их в Башню Тумп, там в подвалах всем хватит места на ночлег.
– Ты не против?
– Конечно, нет. Мои лучшие гоблины разъехались в отпуска по Графствам. У нас нехватка рабочих рук. Какой ты у меня хозяйственный!
Не успел Мокриц проводить гоблинов, как анк-морпоркская Стража, образно выражаясь, схватила его за шиворот. Шиворотом у Мокрица служил очень дорогой воротничок, который, впрочем, изрядно потрепался после стычки с гномами.
На этот раз рука, схватившая Мокрица за шиворот, принадлежала капитану Ангве, которая предложила Мокрицу сопроводить ее до Псевдополис-Ярда голосом, не терпящим возражений.
Пригласив его в помещение для допросов, она с деловитой методичностью сняла с него показания насчет побоища. Она задавала наводящие вопросы, которые, впрочем, ничего не наводили, а только переводили стрелки на Мокрица.
– То есть ты обезвредил группу гномов-экстремистов при помощи неопределенного числа гоблинов, все верно? Ты так любишь гоблинов?
– Да, капитан, прямо как командор Ваймс, – парировал Мокриц. – А кстати, где сегодня господин Весельчак?
Это стоило того, чтобы увидеть оскал капитана – если внимательно присмотреться, можно было даже разглядеть контур ее клыков. Рисковый ход, но Мокрицу нужно было следить за своей репутацией, а поддразнивать Стражу он любил и отлично с этим справлялся. Слишком уж они были важные. А капитан Ангва, как ни старалась, в форме выглядела сногсшибательно, особенно когда злилась.
– У патриция, – прорычала она. – Нападение на железную дорогу эквивалентно нападению на Анк-Морпорк. Если в деле замешаны глубинники, это может быть связано и с разрушением клик-башен. Все это требует тщательного расследования, и было бы как нельзя кстати, если бы хоть кого-то из злоумышленников оставили в живых и привезли для допроса.
Мокриц чуть не задохнулся от возмущения.
– Капитан, когда группа сомнительных типов пытается тебя убить, как-то не сразу вспоминаешь, что кого-то из них надо оставить в живых. Слишком отвлекают другие мысли – например, как бы самому концы не отдать. Не знаю, поможет ли это, но, к твоему сведению, маркиз де Бламанже уже наверняка прислал иконографии нападавших гномов. Маркиз – приличный человек и тоже хочет помочь. Он сам заинтересован в железной дороге, так что не сомневаюсь, свои улики вы получите. – Тут ему пришла в голову озорная мысль, и он добавил: – И потом, капитан, ты ведь такая проворная. Если поторопишься, застанешь их еще свеженькими.
На сей раз Ангва бросила на Мокрица не просто свирепый взгляд. Этот взгляд гласил, что ее терпение вот-вот лопнет.
На счастье, в этот момент открылась дверь и вошел командор Ваймс с очень мрачным выражением лица.
– А, господин фон Липвиг. Прошу, пройдем в мой кабинет. Всегда чую, когда ты здесь. – Он кивнул сердитой Ангве. – Капитан, с господином фон Липвигом я сам разберусь.
Мокриц не имел четкого представления о том, насколько сильно недолюбливает его командор Ваймс. Это был настолько прямолинейный человек, что им можно было пользоваться вместо ватерпаса. В то же время в глазах Ваймса и многих других Мокриц, несмотря на все успехи Почтамта, Банка и даже превосходно обновленного Монетного двора, оставался скользким, как мокрое мыло, и уж точно должен был замышлять что-то нехорошее.
– Кофе хочешь? – спросил командор Ваймс, когда они зашли в его кабинет. – Кофейник у нас всегда на плите, а кофе не всегда похож на грязную жижу. – Он открыл дверь и прокричал: – Два кофе, Шелли, один черный, а в мой можешь ссыпать весь сахар, что остался.
Мокриц был немного сбит с толку, потому что Ваймс вел себя… где-то даже в рамках понятия «по-дружески», если посмотреть со стороны. Примерно как зевающий аллигатор. Командор откинулся на спинку кресла и, да, улыбнулся.
На деле же между ним и командором Ваймсом присутствовало некоторое… мягко скажем, расхождение мнений. Сэм Ваймс и Мокриц фон Липвиг жили в разных мирах. Мокриц гадал, что могло развеселить такого, как Ваймс. Должен же он был хоть над чем-то в жизни смеяться. Хотя бы над человеком, свалившимся с утеса, например.
Мокриц сильно удивился, когда командор Ваймс прочистил горло и медленно, будто свыкаясь с незнакомой идеей, произнес:
– Вероятно, все эти годы я давал тебе основания думать, что считаю тебя мошенником, плутом и в целом слизняком. Однако тот факт, что ты бросился под поезд ради спасения детей, говорит мне, что в этот раз горбатого отмыли добела. Теоретически мне положено дать тебе нагоняй за убийство гномов, уличенных в давешнем беспределе, и напомнить, что такие вещи положено оставлять, черт побери, Страже. Но я не дурак и готов отдать тебе должное. Глубинники – это свора дикарей, хищники, я лично каждого с превеликим удовольствием отправил бы плясать под дудку господина Трупера, чтобы они на собственной шкуре узнали, как вершится правосудие. Но сейчас приходится довольствоваться тем, что хотя бы часть этой мрази ликвидирована. Так что – не для протокола, и если ты хоть одной живой душе проболтаешься, я все буду отрицать, – молодчина.